Угадай лит. произведение

Tanatos

este perpetua
Вроде просто...
Алешка. Василиса Карповна... хошь я тебе... похоронный марш сыграю?
Василиса (толкает его в плечо). Вон!
Алешка (подвигаясь к двери). Постой... так нельзя! Похоронный марш... недавно выучил! Свежая музыка... погоди! так нельзя!
Василиса. Я тебе покажу — нельзя... я всю улицу натравлю на тебя... язычник ты проклятый... молод ты лаять про меня...
Алешка (выбегая). Ну, я уйду...
Василиса (Бубнову). Чтобы ноги его здесь не было! Слышишь?
Бубнов. Я тут не сторож тебе...
Василиса. А мне дела нет, кто ты таков! Из милости живешь — не забудь! Сколько должен мне?
Бубнов (спокойно). Не считал...
Василиса. Смотри — я посчитаю!
Алешка (отворив дверь, кричит). Василиса Карповна! А я тебя не боюсь... н-не боюсь! (Прячется.)
 

zzz

инвалид умственного труда
Алешка. Василиса Карповна... хошь я тебе... похоронный марш сыграю?
ужас. неужто пешкова еще кто-то читает? отдам почитателям таланта ПСС (20 с чемто томов, самовывоз)
 

Dominator

Новичок
включусь-ка в процесс )

Да. Это я знаю точно. Отделение - фабрика в комбинате. Здесь
исправляют ошибки, допущенные в домах по соседству, в церквах и школах,
- больница исправляет. Когда готовое изделие возвращают обществу
полностью починенное, не хуже нового, а то и лучше, у старшей сестры
сердце радуется; то, что поступило вывихнутым, неродным, теперь
исправная, пригнанная деталь, гордость всего коллектива, наглядное
чудо. Смотри, как он скользит по земле с припаянной улыбкой и плавно
входит в жизнь уютного квартальчика, где как раз роют траншеи под
городской водопровод. И счастлив этим. Наконец-то приведен в
соответствие...
подсказка: книгу довольно неплохо экранизировали (фильм в 70-е снят вроде)
 

DrPepper

Пользователь
Загадываю....
Мануэль лег на спину. Что-то положили ему на лицо. Все это знакомо. Он глубоко вдыхал привычный запах. Он устал, очень устал. Потом маску сняли с его лица.
-Я был в форме,-слабым голосом проговорил Мануэль.-Я был в блестящей форме.
Ретана посмотрел на Сурито и пошел к дверям.
-Я останусь с ним,-сказал Сурито.
Ретана пожал плечами.
Мануэль открыл глаза и посмотрел на Сурито.
-Скажи сам, разве я не был в форме, Манос? - спросил он, с надеждой глядя на Сурито.
-Еще бы,-сказал Сурито.- Ты был в блестящей форме.
Санитар наложил маску на лицо Мануэля, и он глубоко вдыхал знакомый запах. Сурито неуклюже стоял возле стола, наблюдая.

подсказка - рассказ из сборника "Мужчины без женщин"
с рассказом я перемудрил конечно...Это Хемингуэй - "Непобежденный". Тогда перезагадаю
Многое из этих своих размышлений он попытался высказать Руфи, но она возмутилась в душе и ясно поняла, что его еще надо шлифовать и шлифовать. То была очень обычная узость мышления – те, кто ею страдают, убеждены что их цвет кожи, их верования и политические взгляды – самые лучшие, самые правильные, а все прочие люди во всем мире обделены судьбой. Из-за этой же узости иудей в древние времена благодарил Господа Бога, что тот не создал его женщиной, из-за нее же нынешний миссионер отправляется на край света, стремясь своей религией вытеснить старых богов; и из-за нее же Руфь жаждала перекроить этого выходца из иного мира по образу и подобию людей своего круга.
 

kit

Новичок
Многое из этих своих размышлений он попытался высказать Руфи, но она возмутилась в душе и ясно поняла, что его еще надо шлифовать и шлифовать. То была очень обычная узость мышления – те, кто ею страдают, убеждены что их цвет кожи, их верования и политические взгляды – самые лучшие, самые правильные, а все прочие люди во всем мире обделены судьбой. Из-за этой же узости иудей в древние времена благодарил Господа Бога, что тот не создал его женщиной, из-за нее же нынешний миссионер отправляется на край света, стремясь своей религией вытеснить старых богов; и из-за нее же Руфь жаждала перекроить этого выходца из иного мира по образу и подобию людей своего круга.

Мартин Иден
 

kit

Новичок
Шел первый год нашего вступления в права. Давно снята была жатва, и пожухлая листва на разбросанных редких деревьях уже начала принимать осенние краски, когда вереница фургонов выбралась из русла пересохшей речки и двинулась дальше по всхолмленной равнине – или, говоря языком того края, о котором идет наш рассказ, по «волнистой прерии». Повозки, груженные домашним скарбом и земледельческими орудиями, небольшое разбредающееся стадо овец и коров, обтрепанная одежда и бездумные лица крепких молодцов, вышагивающих подле медленно плетущихся упряжек, – все указывало, что это караван переселенцев, потянувшихся на Запад в поисках Эльдорадо. Но вразрез с обычаем людей такого разбора они бросили плодородные земли Юго‑Востока и пробрались (а как, то ведомо только таким отважным искателям новых путей) через лощины, через бурные потоки, через топи и сухие степи далеко за обычные пределы заселения. Перед ними лежала та широкая равнина, что тянется, столь на вид однообразная, до подошвы Скалистых гор; и много долгих и страшных миль уже легло между ними и бурными водами стремительного Платта.
Увидеть подобный поезд в этом унылом, нелюдимом месте было тем неожиданней, что природа вокруг предлагала мало соблазнов для жадности торговца, и еще того меньше могла она обещать простому поселенцу‑фермеру.
Тощие травы прерии мало говорили в пользу твердой, неподатливой почвы, по которой колеса катились легко, как по убитой дороге; ни повозки, ни скот не оставляли на ней отпечатка – след сохраняла только эта чахлая и жухлая трава, которую животные вяло пощипывали, временами и вовсе ее отвергая как слишком терпкую пищу, какую и с голоду не сжуешь.
 

Tanatos

este perpetua
Шел первый год нашего вступления в права. Давно снята была жатва, и пожухлая листва на разбросанных редких деревьях уже начала принимать осенние краски, когда вереница фургонов выбралась из русла пересохшей речки и двинулась дальше по всхолмленной равнине – или, говоря языком того края, о котором идет наш рассказ, по «волнистой прерии». Повозки, груженные домашним скарбом и земледельческими орудиями, небольшое разбредающееся стадо овец и коров, обтрепанная одежда и бездумные лица крепких молодцов, вышагивающих подле медленно плетущихся упряжек, – все указывало, что это караван переселенцев, потянувшихся на Запад в поисках Эльдорадо. Но вразрез с обычаем людей такого разбора они бросили плодородные земли Юго‑Востока и пробрались (а как, то ведомо только таким отважным искателям новых путей) через лощины, через бурные потоки, через топи и сухие степи далеко за обычные пределы заселения. Перед ними лежала та широкая равнина, что тянется, столь на вид однообразная, до подошвы Скалистых гор; и много долгих и страшных миль уже легло между ними и бурными водами стремительного Платта.
Увидеть подобный поезд в этом унылом, нелюдимом месте было тем неожиданней, что природа вокруг предлагала мало соблазнов для жадности торговца, и еще того меньше могла она обещать простому поселенцу‑фермеру.
Тощие травы прерии мало говорили в пользу твердой, неподатливой почвы, по которой колеса катились легко, как по убитой дороге; ни повозки, ни скот не оставляли на ней отпечатка – след сохраняла только эта чахлая и жухлая трава, которую животные вяло пощипывали, временами и вовсе ее отвергая как слишком терпкую пищу, какую и с голоду не сжуешь.
Купер Джеймс Фенимор "Прерия"
 

Tanatos

este perpetua
Марта покраснела, Владислав испугался.
- Извините, - сказала Марта, - мы вовсе не над вами. Мы о своем.
- Секрет, - сердито сказал Передонов. - При гостях невежливо о секретах
разговаривать.
- Да не то, что секрет, - сказала Марта, - а мы тому, что Владя -
босиком, и не может войти сюда, - стесняется.
Передонов успокоился, стал выдумывать шутки над Владею, потом угостил и
его карамелькою.
- Марта, принесите мой черный платок, - сказала Вершина, - да загляните
заодно в кухню, как там пирог.
 

zzz

инвалид умственного труда

well. автор из того же времени, стилист, как пишут, уникальный (<- это подсказка):
Много старался Нюхъ, много положилъ силъ, но и Духъ не помогъ, только десну разворотилъ, да въ ухѣ мышь спугнулъ, такъ что и свѣту не взвидѣлъ старецъ.

И сталъ съ тѣхъ поръ каждую полночь Саврасій къ нему въ келію таскаться, и говорилъ:

— Нюхъ, отдай мой сыръ!

Такъ мучилъ, такъ томилъ, и радъ бы Нюхъ отдать ему сыръ, лишь бы отвязался отъ Діавола, да не помнитъ ужъ, куда въ затменіи сыръ запряталъ, а можетъ быть, и съѣлъ? помнитъ, будто ѣлъ что-то въ плясаніи и блудѣ мерзкое, — а можетъ быть, подъ языкомъ прилипши? — и ничѣмъ не зацѣпишь.

Саврасій тянулъ свое:

— Нюхъ, отдай мой сыръ!
 
Сверху