Проза.

Я не заводил других женщин, пока Анна была жива. И я не садист. Я не мучил ее! У нее всегда было хорошее настроение, Хесус. Я не хотел, чтобы она захирела раньше времени, поэтому в воде, которую она пила, всегда были растворены таблетки счастья. Жаль, не могу показать тебе ее фото. На них она всегда улыбается.

— Я этого тебе так не оставлю! Ублюдок!

— Людоед! — подсказывает Рокаморе Шрейер. — Но что ты можешь сделать? Нажать кнопку? Все кончено, Хесус. Я не зря ждал тридцать лет. Ты, конечно, свободен выбирать — заставят ли тебя твои дети стать цифровой куклой и присоединиться к труппе остальных выпотрошенных революционеров, или ты превратишь их в горелое мясо. Я бы голосовал за первый вариант. Мне нравится Ян. Я к нему уже как-то привык. Но воля твоя.

— Ты меня использовал, — говорю я. — Как орудие. Как инструмент. Использовал и бросил подыхать.

— Так себе инструмент, — откликается Шрейер. — Ничего не мог сделать как следует.
 
Сейчас мне понятно, что в тот момент она уже умерла.
Умер мозг, отказавшийся думать и действовать, и его потихоньку дожирала лярва. Свинка Пеппа - мультик для детей трёх лет.
Насчет работы отмахивалась, говорила, ищет, только все равно боится людей, но как-то пытается справиться, успокоительное пьёт.

Я такой тугодум. То есть, я видела у неё пару раз пузырёк. Такой, аптечный. Точно не спирт, нет. Какое-то, как она говорила, хорошее успокоительное на травках. После него, говорила, хорошо спит под свинку Пеппу. А то синдром отмены кошмарит, засыпает тяжело.
У меня на подкорке где-то было, что где-то кто-то его зачем-то пьет, но это же кто-то и где-то. То есть, я даже не акцентировалась, что это он, он самый.
Свинка Пеппа и боярышник, да.

До меня начало доходить, когда мы с ней ужрались боярышником.
Я тогда очень жестко ругалась с Андреем, уже по другим причинам. Точнее, ругался со мной он, и оказался еще как-то особенно чернорот, и я уже знала, что мы разойдемся, и уже ждала не чем, а когда это закончится, к этому шло.
И как-то, после очередной ссоры, когда он особенно шумно хлопнул дверью, она пришла меня успокаивать.
На алкоголь с ней было табу. Мы не могли выпить. Хотя она спрашивала, может, того?

Тогда она достала пузырек и предложила мне свое успокоительное. А меня действительно трясло страшно.
И налила мне колпачок. Разбавила с водой, по-моему. Дала из рюмочки выпить.
Я выпила. Мне стало чуть теплее. Настойка была на спирту. До меня не доходило, не складывалось два плюс два.
Она и себе налила колпачок, успокоиться рядом. Потом сказала, что мне нужен второй, а то меня еще трясёт, надо добавить для эффекта. Ну и себе.
Боярышник действительно успокаивает офигенно. И ушатывает на раз-два, если колпачками.
Я начала возвращаться в реальность, когда поняла, что я-то уже... как будто немного того... а она наливает третий.

У меня не было сил разбираться с ней сейчас, да и пузырек кончился, был не полный. Она ушла.
Я легла спать. Где-то ночью пришел Андрей.
Утром у меня начало складываться. Я уже ничего не говорила ей. И не звонила даже.
Через два дня я обнаружила батарею из пустых пузырьков боярышника в её комнате. Не знаю, почему она их не выбрасывала.

Она позвонила с утра, сказала, что ей плохо, кружится голова, просила принести минералки с газом и какой-то паштет, что ли. Магазинчик по дороге был закрыт на переучет, открывался минут через 15, и я решила пока заскочить к ней.
На самом деле я, получалось, снова бегала по её нуждам. Только в этот раз она прикидывалась больной.
Я случайно увидела эту батарею пузырьков у стены за коробкой.
Я уже не ругалась. Я сказала ей, что если она хочет минералки, пусть встанет и пойдет за ней сама. Она сказала, что у нее нет денег. Я сказала, что деньги есть у меня, хочет - пусть со мной по дороге сходит, а за минералкой я ей бегать не буду.
Она начала ругаться на меня, ну типа мне чего, сложно сбегать за угол, и неужели я не понимаю, что у нее кружится голова.
Это было так... по-хамски. Я ушла.

Через день она позвонила и сказала: пойдешь со мной к Анонимным Алкоголикам?
Мы начали ходить к Анонимным Алкоголикам. Она просила ходить с ней.

Мне вообще кажется, что собрание алкоголиков - прям лучшее место для того, чтобы бросить пить. Каждый первый - потенциальный собутыльник.
Нет, там были и завязавшие уже давно, они рассказывали о своем стаже, с восторгом отзывались о каких-то летних лагерях с психологами... но еще половина заходили туда иногда. В периоды, когда в завязке.
Потом срывались снова.

Не буду утомлять. Она сорвалась, я плюнула, послала ее к херам, через каких-то пару недель она позвонила, рассказала, как выходила в этот раз.
Лежала с бодуна, мне, поняла, звонить уже не надо. Позвала кого-то из завязавших из группы, в качестве психологической помощи. Там типа к каждому пьющему назначается куратор, который завязавший, и он типа должен его поддерживать.
Короче, куратор пришел, сначала утешал, что это пройдет, мол, у всех было. Потом начал разводить на секс. И предложил подлечить бутылочкой.

Сказала, выгнала его, и точно, точно в завязке, уже запасла воды, и никакого боярышника, будет лежать. И отзваниваться. Я занесла ей регидрон, а-ля жидкая капельница, пить. И оставила её.
Через пару дней мы нормально поболтали по телефону, она была трезвая, ей было явно лучше, она сказала, что скоро сможет нормально есть, а то клюёт что-то.
Это было часов в девять вечера. Я встала варить борщ, спать не хотелось, Андрей спал.
Часам к двенадцати я решила прокатиться на его велике (летняя ночь), и заодно может завезти ей борща, пусть поест. Набрала, глухо. Решила прокатиться мимо окон - если горят, значит, не спит, закину борщ, нет - так утром.

Окна горели. Дверь была не закрыта. Она была насмерть синяя. Дома был шалман. Какие-то сальные молодчики, бухие все.
Почему-то особенно меня вставил тот факт, что среди присутствующих был и тот самый сосед, который принес ей водку в апреле. Она позвала его и сюда. Особенно пикантным было то, что она как-то, после того уже, жаловалась мне, что он у нее что-то украл из дома.
И для меня это было каким-то особенно жёстким толчком.
Наглядным и четким подтверждением того, что всё вернулось ровно к тому, что было до.
Я поставила ей банку с борщом и пакет с бутерами.

Она очень рыдала. По пьяному просила простить, умоляла не бросать её. Я сказала больше не трогать меня нах... никогда.

И она пропала. Я не звонила ей, она мне; появилась месяца через полтора или больше, трезвая, выглядела более-менее.
Рассказала, что тогда где-то нашла на билет и уехала к тётке. Там всё-таки родня, домик в деревне, подлечили её, прошла курс капельниц, всё хорошо, но в деревне очень тоскливо, вернулась. Шутила, что выберется из всего.
Свою квартиру так же сдает, с той комнаты съехала, но сняла другую, где-то в ебенях в частном секторе, но хорошо, частный дом, и работу нашла там же на райончике, продавцом.

Потом она приехала ко мне, нормальная, даже живая.
Сказала, присмотрела себе нормального мужика, перебралась к нему, в том же секторе. Забрала чуть шмоток (часть ее зимне-осенних вещей хранилась у меня) и пропала.

И я, пожалуй, уже не буду рассказывать, как спустя еще время мне позвонила одна наша общая подруга, и сказала, что её уже, скорее всего, нет в живых.
Потому что она три дня назад с ней разговаривала, а сейчас трубку взял тот новый сожитель и что-то такое пробормотал, похоже, случилось страшное. А он, вроде, совсем не благополучный.
Мы провели целое расследование. Мы пришли к квартиранту и узнали, когда она являлась за деньгами, оказалось, была накануне, взяла деньги и ушла.

Мы начали вспоминать, что про неё знаем сейчас. Припомнили кусок района, в котором, она говорила, снимала жильё.
Мы нашли ту женщину, у которой она до сожителя снимала комнату. Благо, однажды она обмолвилась, что у хозяйки редкое имя, вроде Феофании. Мы нашли Феофанию, ходили, спрашивали по соседям.
И когда мы попали к этой Феофании, и она поняла, по поводу кого мы пришли, мы с порога выслушали такое...
Феофания оказалась в итоге нормальной бабой, и когда подуспокоилась, рассказала, как это было всё у неё. Она просто сдала комнату девочке. И тоже немало поучаствовала в судьбе, и отдала ей свой старенький телефон (она была без), и на работу в итоге устроила, в магазин на районе, выслушивает от соседей до сих пор...
Да, мы зашли в тот магазин, спросили, и тоже выслушали.
Феофания подсказала, где примерно искать сожителя. Тремя улицами дальше.

Снова ходили по соседям. Оказалось, их знали все. Очень весело жили.
Нашли перевернутый нахрен дом.
Большой, пустой, почти настежь, с абсолютным разгромом внутри, как в фильмах, на полу всё, включая шкафы, стёкла выбиты, задняя входная дверь из китайского железа натурально выгнута пополам, там была дичайшая драка. Посреди зала валяются синие сапожки, которые она накануне увезла от меня.
Соседи рассказали, сожитель "словил белку", кинулся её убивать, гонял по двору...
И куда оба пропали после драки - ни её, ни его.

Я не буду рассказывать, как мы подавали заявление в полицию о пропаже человека. И как она потом нашлась, через недельку, что ли. Сказала, сбежала от чувака, и пряталась в каком-то озере. А он деньги, кстати, отобрал.

И пока мы её разыскивали, мы со Светкой сильно разговорились, и я уже конкретно прозвонила ещё общих друзей, с которыми давно не виделись.
И там посыпалось всё. Она потихоньку, что могла, вытянула ото всех.
И девки все нормальные, все знают её, когда она ещё была нормальной, и даже были в курсе о её проблеме, просто тоже не осознавали масштаб, тоже помогали чем могли, у кого в долг брала (у всех. а кто-то даже одолжил ей на съём комнаты), у кого недельку перекантовалась, а потом на глазах детей стала бегать со шкаликами.... короче, тоже не думали, что там настолько.

Тогда я видела её последний раз. Живой.
Когда она объявилась, мы собрались у Светки на кухне. Мы просто вытащили её говорить. Там и объявили, что это всё. Это точно всё от всех. Больше никто ничем не поможет. Пусть живёт как знает.

Она пропала совсем. И там был уже такой мрак, который и рассказывать не надо. Да и не видела я его, слава богу. Так, просто доходили слухи.
Она звонила мне иногда с разных номеров, раз месяца в два-три (мой номер она знала наизусть), мне ей даже некуда было звонить.
И ноут, и телефон давно были в ломбарде. И я вообще не буду рассказывать, как ещё тогда, весной, я уже раз выкупала этот телефон.
Потому что он вообще-то был мой. Не новый, но хороший. Просто её старенький как-то по зиме ещё сломался, ну и.
А потом этот выкупленный телефон опять оказался у неё. Она же не может без связи, а то... ну, так получилось, бес попутал, синька, но телефон очень нужен, понятно. И я ей снова его отдала. И он снова оказался в ломбарде. Не сразу, немного времени прошло.

Звонила всегда синяя, уже ничего не хотела, так, просто говорили как дела. Очень недолго и обтекаемо.
Потом я вообще перебралась в Москву.
Она жила по разным мужикам, я даже не вдавалась. Потом съехал её квартирант и она вернулась в ту свою хату, туда же примчался её давний сожитель, который редчайший с...ка психопат. Но это отдельная история, да.

В следующий раз я видела её тело в её квартире на полу. Ещё не успели вынести, когда мы подъехали.
Надо же, я приехала на пару дней в гости к девкам в Питер, и в эти дни она умерла (сообщил сожитель). Даже не пришлось срываться и ехать. Хоть тут проблем не создала.

Такая, короче, история. Я непросто пережила её смерть, хоть ни когда уносили тело, ни когда мы стояли на кремации, совершенно не хотелось плакать. Я вообще не знаю, кого мы хоронили. Это был какой-то другой человек, и если бы я не знала, что это она - я бы её не узнала.
Я очень злилась на неё. Сейчас я понимаю: она не справилась с жизнью. И мне её очень жаль.
И ещё я теперь знаю, что их нельзя спасти. Они не спасаются.
 
Знаете, что начало происходить сразу же, как только я вернулась домой?
Изо всех щелей полезли алкаши и наркоманы.
Я не шучу.
Мне позвонил Ванэ, которого я триста лет не слышала и не хотела, некогда мажорный мальчик, который, уже ясно, плохо кончит. Он зачем-то где-то откопал мой номер, позвонил узнать, как у меня дела и "мож, пересечёмся где-то?".
Пересекаться с Ванэ - это за вечер узнать половину наркоманских вписок города.

Мне позвонил один из приятелей Паши, тоже торч, и чего он хотел - я так и не поняла. Просил чей-то номер, кого-то, которого я даже не знаю, но который у меня вдруг почему-то может быть. Под конец спросил, нет ли у меня одолжить на два дня полторы тысячи рублей. Я сразу стала бедна, как церковная мышь.
На улице встретилась Юлька (она вообще живёт в другом конце города, мы не пересекались несколько лет), и я охренела, увидев её: плохо замазанный синяк на лице, характерный запах, всё с тобой понятно, девочка, ты к этому шла.

И мы вышли погулять.
Я никогда, вот ни разу в жизни не видела, чтобы в моём совершенно приличном дворе, вот прямо на красивых лавочках перед парадной, которые даже никто ещё не расписал матерными словами, отдыхали бухарики.
Я притащила с собой другую реальность.

В нашей жизни начинает происходить ровно то, о чём мы думаем.
И не важно, хотим мы этого или нет.
 
Если ты такой долболюб, что в принципе склонен ломать в порывах то, что тебе принадлежит, то может и правда совсем психически неуравновешенный, и надо идти сдаваться врачам, а не "телефон об стенку кинул, но он не разбился, так что не считается".
Ну а так… может ребенок тебе и шкаф, стол, вещь, телефон, сломаю, разобью, куплю новый… тогда действительно, чё с тобой разговаривать.

А если вообще на минуту хоть предположить, что ребенок - это твоя семья, причем, ближе - нету?
Что он так-то не собственность, а еще один человек? Гарантировано, причем, родной. Вот тебе мелкий дружище и компаньон? И ты его - хряясь, мордой об стол. Ну потому что.
А, всё бывает? Ничего такого? Это же редко? Можно выйти из себя разик? Ничего страшного, изредка можно, забудется?

А вот представьте - не знаю, для женщин это, наверное, актуально больше, ну вот женщины пусть и слушают, мамочки.
А вот представь, тебя всего разик муж запинал ногами под стол.
Без переломов, может даже без особых синяков, ничего такого, ну просто сорвался, взял и вышел из себя, пока ты под столом не очутилась.

Или раз рукой отходил. От души так. Пока не устала рука. Или шваброй. Ну подумаешь, всего разик покричала "пожалуйста, не бей меня".
Или всего разик заставил ночевать под кроватью (представь такой трэш рядом с собой, а? в твоей собственной жизни).
Один раз. Ну или два, три… А потом он пар спустил, и такой - "ты сама виновата" тебя обнимает целует… покупает мороженку.

Скажи, как быстро после этого ты сможешь ему доверять?
Правильный ответ - никогда.
Хватает раза.
Всегда реально хватает раза.
 
Но нельзя бить тех, кто слабее вас, просто потому что можете и за это не будет ничего, и куда он денется.
Никуда не денется, это правда. Будет рядом жить, тобою битый. Всё нормально.
Ну а чё, ну да, живёшь с человеком, который тебя бьёт. Обзывает. Унижает - да всего-то. Так, вообще пустяк, по голове ударить может. Редко, иногда, периодически; попинал разик...

Это не-за-бы-ва-ет-ся.
Доверять после такого нельзя никогда. Не доверяется.
 
Любовь есть. Это причина нашего существования, вершина.

Когда достигаешь этого пика и смотришь вниз на других людей, хочется остаться там навсегда, потому что если пошевельнешься — упадешь.

Упадешь…
 
Они говорили быть леди. Твоя юбка слишком короткая. Твоя юбка слишком длинная. Не обнажай тело, прикройся. Оставь что-нибудь воображению. Не будь соблазнительной. Мужчины не умеют себя контролировать. У мужчин есть потребности. Выгляди сексуально. Выгляди горячо. Не будь такой вызывающей. Носи черное. Носи обувь на каблуках. Ты слишком одета. Ты слишком раздета. Ты себя запустила.

Они говорили быть леди. Не будь слишком толстой. Не будь слишком худой. Ешь с аппетитом. Не ешь так быстро. Похудей. Перестань столько есть. Закажи салат. Без углеводов. Пропусти десерт. Сядь на диету. О боже, ты выглядишь как скелет. Почему ты ничего не ешь? Ты выглядишь больной. Мужчины не любят кости. Носи маленький размер одежды. Носи самый маленький размер одежды. Будь ничем. Будь меньше, чем ничто.
 
Помню: однажды вечером -- часиков так в 8 -- у меня дома раздался звонок. Звонил большой босс, который увидел меня в переговорной и запал. Босс всех боссов.

Это был красивый, интересный мужчина, и его внимание мне, признаюсь, польстило. А потом я взбесилась. Знаете, почему?

Потому что он мог достать мой телефон и позвонить мне домой во вне рабочее время, а я этого сделать не могла.

Он мог, а я -- нет.

Я не могла достать телефон этого индивида через секретаршу, накатить рюмочку и позвонить ему домой почитать стихи Маяковского или кого он мне там читал. Не помню, если честно.

Зато я хорошо запомнила, кто это был. Так вот: когда у меня у самой оказалась власть -- много власти, намного больше, чем у того, как мне когда-то давно казалось, биг босса -- я сломала ему карьеру.

По одному звонку. Вспомнила о нём и сломала.

Как?

Потыкала изящным пальчиком без маникюра в экран айфона и назвала его фамилию.

Нет, он меня не трахнул, но очень хотел это сделать и к тому склонял. В принципе, лично мне мужик ничего плохого не сделал. Просто позвонил, воспользовавшись своим положением.

Ну, и я тоже, когда пришло время, воспользовалась своим. Просто позвонила.

Чтобы неповадно было, чтобы не звонил по ночам красивым девкам, которых должны любить холостые, молодые парни, а не женатые биг боссы в предверии надвигающейся импотенции.

Меня не трахнул, а девку послабее мог бы и продавить, а потом выкинуть из своей феодальной койки на всеобщее осуждение коллег.

Так вот я это остановила, чем, к слову, горжусь.
 
  • Dislike
Реакции: ASCO
Работа, семья, любовь, религии, политические или общественные течения, собрания, концерты, зож, веганство, наркотики, алкоголизм, да то же блогерство - всё это маятники.
То, на что человек энергетически устемлён.

Причём любой маятник - абсолютно любой! - по сути является деструктивным для своего приверженца. Ну как деструктивным…
Какие-то маятники вредны больше, какие-то меньше, но грубо говоря, главная цель маятника - взять энергию, которую ты на него устремляешь.

Да, взамен он также питает тебя энергией.
Но глобально - ему нет дела до твоего счастья, то есть, если ты в струе и можешь взять - ты берешь.
И не без того, что в некоторых случаях человек может не только встроиться в какую-нибудь энергоинформационную структуру без особого вреда для себя, но и стать ее "любимчиком".
Это когда взамен на отдаваемую энергию маятник начинает усиленно обеспечивать приверженцу благоприятную среду и усиленно его питать.

Допустим, видные политики, спортсмены, блогеры артисты - это как раз те самые "любимчики" маятников.
И маятник, на который они работают, им много даёт. Сильную обратную энергию, содействие, да те же деньги.
Суть которых - тоже энергия.

Но вообще даже таких "любимчиков" маятник питает лишь для того, чтобы в итоге кормиться плодами их же труда.
И качает он из них тоже знатно.

И в большинстве случаев "любовь" маятника - это очень до поры до времени, потому что взамен на хорошее питание маятник, все же, сильно требует энергию.
И если тебе не удалось сохранить себя в энергетическом балансе, что ли... если в какой-то момент ты начинаешь отдавать слишком много энергии, забывая о себе и начиная работать только на него, маятник выжимает тебя и выбрасывает, когда с тебя больше нечего взять.

Так вот алкоголь и наркота - одни из самых мощных, и при этом страшных и деструктивных маятников.
Это маятники-кредиторы. Очень злые кредиторы.
 
Дороже твоей души нет ничего на свете! Представляешь?! Все, что мы видим, – небо, вся вселенная, все звезды мельче – ты луч. Ты начался и никогда уже не кончишься. Во какие кайфы! А мы пробегаем мимо, думаем, что завтра умрем.
 
Нам скучно наедине с собой. Попробуй лечь в комнате. Остаться на час. С ужасом обнаружишь, что тебе скучно. Я ничего не вещаю. Делюсь собственным опытом. Такой же я – слабый, немощный. Такой же всякий. Но у меня появилась алчба. Мне надо позарез, аж в горле пересыхает. Истину. А одно из имен Христа Солнце правды. К этому солнцу я всеми своими комариными силенками стремлюсь. Читаю: «Мы не живем настоящей минутой. Мы даже вот когда сидим за столом, наша мысль – то в огурцах, то в квасе, то в супе. Попробуйте хотя бы минуту в день, когда вы ничего не делаете… собраться под кожу и жить сейчас. В данную минуту. Это очень трудно. И следствием такого внешнего усилия будет то, что вы ощутите присутствие Бога».
 
Любовь – это не сю-сю, му-сю. Не Асадов. Это тяготы друг друга нести.

Лежит человек рожей в снег. Почему думаем, что пьяный, может, у него сердце? А если и пьяный. Посади его на парапет, чтоб не замерз. Бежим мимо. Мимо себя. Сделаешь что-то такое… Лежишь вечером и думаешь: «Чо тебе так хорошо? Чо тебя тащит так? Вроде и не пил. Почему комфортно на душе? А… Сегодня бабке сумку помог – три ступеньки…». Он же нам сторицей…

Мне здесь одна девушка говорит: «Не люблю своих родителей». Обожди. А ты им помогаешь? В магазин ходишь? «Да, – отвечает, – все, что нужно, делаю». Значит, любишь, а что там в чувствах копаться. Плюнь ты на это. Нельзя по чувствам жить. Сегодня – солнышко. Завтра – дождичек пошел. Упал, ногу сломал – третье чувство. Жить надо по закону: не «Дай», а «На». Как это так, недоумевают, снимут верхнюю одежду – отдай и рубашку? Привыкли жить навыворот. У нас на голове, если пощупать, образовалось плоское местечко, на котором удобно стоять. Так и живем – вверх ногами. Все, что Богу угодно, презираем. Сильный помоги слабому. У нас – задави. Богатый – отдай. У нас – хапани, да охрану поставь, чтоб не украли.У нас извращенный взгляд на христианство. А это просто. Сколько крови можешь отдать за другого. Потому что написано: «Что сделал одному из малых сих, то ты сделал мне». Сколько можешь у постели матери просидеть, которая одурела от старости и болезней. Вот где приходится умирать каждый день. Как в Чечне ребятишки стоят. Чеку выдернул один придурок, сейчас – взрыв, подполковник, не думая, бросается. Его в куски. Восемь человек живы. Коммунист, некрещеный, никогда в церковь не ходил, о Боге вообще не думал, но он христианин. В рай – ракетой.

А то в храм пришел, поклоны бьет, свечек понаставил. А сердце – пусто. Христианский поступок? Мимо. Хоть обмолись весь, объезди все Афоны, облобызай мощи. Ничего не будет. Смотришь на нищего: «А… это все обманщики. По телевизору показывали эту мафию». Да дай ему 50 копеек. Что у тебя убудет? Ошибись в эту сторону. Что ты веришь ящику? Настоящая мафия – кто у джойстика этого сидит, пять человек – манипулируют всеми нами. Шиш им с маслом. Не выйдет.Я 11 лет в провинции живу. Так же народ трудится. Так же встает до зари. Так же девушка в троллейбусе в 30-градусный мороз – попробуйте-ка десять часов: «Ваши билетики, ваши билетики». За пять тысяч в месяц. Вот я – от этих депутат. Для них работаю. Хоть и трудно, стараюсь по закону жить. Из десяти два раза удается. Зажать свой рот окаянный, чтоб не выскочило обидное слово. Не отпихнуть человека. Не перебить. Выслушать. Пишут же отцы: надо перед друг другом стоять, как перед древней иконой.
 
Нельзя написать Дон Жуана, будучи девственником, как нельзя говорить о высоком, будучи духовно нищим. Однако, можно писать и о чем-то низком, буквально ничтожном, но при этом в твоих словах будет крыться такая сила, такая мощь, что всем уже будет плевать, о чем ты там повествуешь." Так вот в треках Хаски действительно сквозит Мощь, которая только усиливается при помощи бита. Мощь и титаническая усталость, которую он уже и нести не в состоянии, а потому просто отгораживается от мира. "Я не хочу перепихон - я хочу Иерихон"; "Не хочу быть красивым, не хочу быть богатым. Я хочу быть автоматом, стреляющим в лица". Хаски первый, кто не скрывает ненависти к людям, которая то и дело превращается в снисходительную жалость. "Моя жизнь - это мультики про дураков". Но вопреки закону жанра, когда всезнающий мизантроп ненавидит людей за их низость и глупость, Хаски понимает, что он такой же человек. А потому он ненавидит и себя, что можно если не услышать, то почувствовать в каждом треке. "Быть кем угодно, но не собой. Только не собой". Его треки - это не нравоучения, не чтение лекции о ценностях бытия, а "исповедь с бритвою во рту". Он устал пытаться достучаться до кого-то, а потому превращается в одного из тех городских сумасшедших, которые безмолвно стоят на улице с табличками из картона: "Апокалипсис близко! Пора что-то менять!". И ты, проходя мимо, так же безмолвно соглашаешься с ним, но откладываешь перемены до понедельника. Твои глаза видят материальную сторону, но рассудок понимает, что он говорит на собственном языке. Апокалипсис не наступит с падением метеорита - он уже прокрался в тебя, а его шифр из пяти слов - это единственно оружие против него, которое ты просто боишься доставать. "Я кричу тебе: "Убей автора, убей автора, убей автора", - Но ты гасишь меня до завтра..."

Поэтому все и хвалят Хаски, поэтому же его и ругают. Потому что это не ремесло, а искусство. Слышит способный. Глухому - воздух.
 

be-open

джедай
Серега Петров хмуро натянул маску и стал перебирать висящие в гардеробе светоотражающие жилеты. Красный, желтый, зеленый, синий: Он все время путался в цветовой дифференциации жилетов, потому скосил глаза на листок бумаги, приколотый к стене. 'В магаз - желтый!' - было написано на нем, и Серега, взяв желтый жилет, вышел из квартиры.
Он работал электриком в городских 'Энергосетях', дежурил сутки через трое, и считал, что ему повезло. В стране работали только предприятия систем жизнеобеспечения, органы власти и силы правопорядка, взявшие на себя обеспечение населения продуктами и услугами, так что не удивительно было видеть в ленте Инстаграма сплошь стриженные под ноль головы - парикмахеры Росгвардии иначе не умели.

В общем, Сереге повезло, он получал зарплату, а не пандемийное пособие, а значит - мог иногда побаловать себя колбасой, сыром и бананами. Впрочем, он, как и все, выбирал гречку и картошку, а сэкономленные деньги предпочитал тратить на алкоголь.

- Гражданин! - раздался оклик.

Серега протянул руку, на запястье которой синела свежая татуировка куар-кода. Пискнул сканер, полицейский удовлетворенно кивнул и достал планшет.

- Аккаунт в Инстаграме!

- Serega1980, - мрачно ответил Петров. Он уже понимал, что будет дальше.

Полицейский крутил ленту профиля Сереги.

- Так, позавчера нет фотографий. Почему?

- Бухал, - честно сказал Серега. - Не хотел свою пьяную рожу на весь мир выкладывать.

- Гражданин Петров! - строго сказал полицейский. - Согласно указу Президента РФ за номером 435 вы обязаны трижды в день выкладывать свое фото в Инстаграм с привязкой по геолокации и временной отметкой!

Он полистал ленту еще немного вниз.

- Ладно, вижу, в этом месяце только один день пропущен, так что обойдемся предупреждением. Куда направляетесь?

Серега ткнул пальцем в желтую ленту жилета.

- Куда направляетесь? - повторил вопрос сержант.

- Направляюсь за покупкой продуктов в ближайший к месту проживания магазин, - привычно протараторил Серега. - Таковым является магазин 'Люкс' по адресу: улица Лесная, дом 35. Цвет жилета соответствует цели выхода из самоизоляции.

Система цветовой дифференциации, введенная пару месяцев назад, должна была сократить число выходов граждан на улицу без конкретной цели и ужесточить их дисциплину. Каждый получил набор светоотражающих жилетов: желтый - для похода в магазин, красный - чтобы дойти до места работы, синий - вынести мусор, зеленый - выгулять собаку.

Как раз в зеленом жителе мимо них прошла женщина, ведущая на поводке бигля. Ошейник пса подмигивал встроенным чипом, бигль весело рвался с поводка, вертя башкой направо-налево.

- Бибик, не крутись! - говорила женщина. - Бибик, просто пописай и пойдем домой. Мы не гулять вышли, Бибик.

Пес в ответ гавкнул, чем вспугнул ворону, взлетевшую с кучи мусора, рванулся за ней и вырвал поводок из рук хозяйки.

- Бибик! - закричала женщина.

Бибик весело бежал за вороной, когда на его ошейнике запищал предупреждающий сигнал. Раздался треск, пса выгнуло дугой и шмякнуло об землю. Запахло паленой шерстью.

- Бибик! - женщина подбежала к собаке. - Бибик, дурак!

Собака в ответ конвульсивно дернула лапой и обмочилась.

- Ну, вот и пописал, - хмыкнул полицейский.

Серега впервые видел в действии систему 'Периметр'. Ее ввели, чтобы прекратить спекуляции, связанные с выгулом собак. Через интернет находчивые граждане сдавали собак в аренду, чтобы любой желающий мог выходить на улицу, прикрываясь необходимостью выгулять животное. В ответ власти установили на домах 'Периметр' - систему, к которой были привязаны все собаки, живущие в этом самом доме. Они получали ошейники с GPS-навигаторами, система отслеживала их перемещения, а стоило тем удалиться от дома больше, чем на сто метров, била их током. Каждый пес снабжался индивидуальным ошейником, электрический разряд рассчитывался, исходя из веса животного, и должен был парализовать пса после удара.

Конечно, как и все, что делалось поспешно, оно не всегда работало так, как надо. Серега вспомнил ролик, виденный им в Ю-Тубе, где какая-то 'блогерка' надела на своего йоркшира ошейник для мастиффа, и 'Периметр' оставил от собачонки только обугленную тушку.

Тем временем женщина волокла обмякшую собаку к подъезду и едва не попала под копыта выскочившей из-за угла лошади. На лошади восседал человек в форме, папахе и с нагайкой в руке. Высокие сапоги, эполеты и погоны выдавали в нем как минимум есаула войска казачьего имени великомученика Льва Лещенко.

Следом выехало с десяток казаков, они патрулировали улицы, помогая силам правопорядка выявлять нарушителей. Судя по зеленой форме, это были вегано-казаки, те, что охотились за любителями шашлыков на свежем воздухе. У есаула на поясе болтались три шампура, значит, как минимум, три группы анти-карантинщиков попали под его горячую руку. Есаул поглядел на Петрова и пафосным жестом огладил пышные усы.

- А эти почему не в масках? - спросил Серега.

- Их хранит Святой Дух Русский и Благодать Молитвы, - ответил сержант.

Серега посмотрел вслед колонне всадников, два последних казака постоянно кашляли и крестились.

Следом за казаками из-за угла вырулил БТР. На броне сидели два росгвардейца и крутили головами по сторонам. БТР лениво выкатился на перекресток, башенка повернулась и вечернюю тишину разрезала пулеметная очередь.

- Бродячие собаки, - пояснил сержант. - Позавчера женщина за хлебом выходила, на обратном пути наткнулась на стаю. Сожрали и хлеб, и бабу. Теперь зачищаем ваш район.

Полицейский протянул Сереге документы, махнул курсанту и патруль пошел вдоль дома. Серега спрятал документы и зашагал в противоположную сторону.

Вернувшись домой, он вышел на балкон и посмотрел на темный город. В воздухе медленно кружился первый снежок. Наступал ноябрь 2020-го года..."
 
– Ты чего? – недовольно буркнул Федор. – Ох, епт...

Высокая, худенькая, очень красивая женщина с тонкими чертами лица, стояла по пояс в трясине, в десятке саженях от них, увитая клочьями гнилого тумана. Черные волосы, перехваченные алой Федькиной лентой, роскошной гривой спускались на плечи и падали на крупную обнаженную грудь. Женщина ласково улыбнулась и пальцем поманила к себе.

– Не вздумай, – шикнул Бучила парню и повысил голос. – Ты бы прикрылась, бл...дища болотная, а то я с дитем.

Странная женщина повторила приглашающий жест.

– Может надо помочь? – прошептал Федор. – Ведь зовет.

– Ты совсем что ли дурак? – умилился Рух. – Ах да, чего это я? Умные дома, на печке сидят.

Женщина подвинулась ближе. Тяжелая грудь заманчиво колыхнулась. Болотная вода осталась спокойной.

– Эй, шалашовка трясинная, ты целиком покажись, – попросил Рух.

Голая красотка смущенно отвела взгляд и отрицательно покачала головой.

– Не хочешь? Ну и вали в жопу, – Бучила сплюнул и потащил засмотревшегося Федора прочь.

– Какая красивая, – Федька оглянулся через плечо. Женщина тянула руки, плаксиво корча лицо.

– Нет ничего опасней красивой бабы, – поделился житейской мудростью Рух. – Ну кроме красивой бабы, встреченной ночью на проклятом болоте.

Женщина некоторое время преследовала их, а потом внезапно отстала. Бучила сначала обрадовался, не сразу догадавшись, что дело не чисто. По сторонам чуть слышно похлюпывало, несся стрекочущий шепоток, запахло тухлым мясом и мокрыми шкурами. Чертова баба уступила добычу охотникам покрупней. Между ободранных, голых берез мелькали приземистые, быстрые тени.
 
Женщина медленно повернула голову, и Рух замер под жалящим взглядом бирюзовых сверкающих глаз с узким кошачьим зрачком. Самых прекрасных глаз из тех, что ему доводилось видеть за всю свою долгую жизнь. Пухлые бледные губы тронула вкрадчивая улыбка. За такую улыбку любой мужчина готов умереть. Изящные плечи, круглые тяжелые груди и плоский живот блестели каплями прозрачной воды. Красавица медленно приложила палец к губам, призывая Руха молчать. Она снова погладила Федора по щеке, прильнула всем телом, поцеловала парня, отстранилась и исчезла в мутно сереющей пелене. Свился кольцом и утянулся в болото змеиный хвост с крупной, мерцающей чешуей.

Федька очнулся и захрипел.

– Доброго утречка, – поприветствовал Рух.

– Заступа? – Федор оперся на локоть. – Жряки где?

– Туточки, – Бучила сделал широкий жест. – Не тем ударились о берег, дурачки.

– Живы мы, – Федька обмяк.

– Живы, – подтвердил Рух. – За кровь спасибо.

– Я ведь шею сначала сунуть хотел, – рассмеялся Федька.

– Не такой дурак, каким кажешься.

– Ага, не дурак, – Федор встал на колени, по-собачьи затряс головой и спросил: – Владычица приходила, или сон чудесный виделся мне?

– Сидела возле тебя, – буркнул Рух.

– Красивая?

– Знаешь и сам.

– Еще вернется? – затаил дыхание Федька.

– А кто ее разберет? – пожал плечами Бучила. – Чем -то приглянулась ей лента твоя. Бабы они такие, такие...

Подобрать нужные слова он не смог, но мужчины в такие моменты понимают друг друга без слов.

– Я буду ждать, – Федор на коленях подполз к краю болота. – Век ждать буду. Мне отныне другие совсем не нужны.

– В болотине плавать удумал? Угу, ну давай. Даже не знаю, как ты ее того-самого... А и ладно, стерпится-слюбится, глядишь народите гадят.

– Кого?

– Дитят, говорю, – поправился Рух. – Ну сиди, коли хочешь, а я пожалуй пойду...

Федька не ответил, молитвенно раскачиваясь у кромки, покрытой ряской, воды. Бучила выждал немного, поднял из травы Чертов клинок, сунул в мягкие ножны и пошел по едва заметной тропе. Чего, силой что ли придурка тащить? Много чести...

– Заступа!

Рух обернулся. Федька бежал, путаясь в заплетающихся ногах.

– Уйду с тобой, – выдохнул парень. – Ведь если не придет, что тогда, а? Страшно тут одному.

– Ну и молодец, – похвалил Рух. – Парень ты видный, в городе тыщу баб заведешь.

– Таких в городе нет.

– А ты не искал.

– Заступа?

– Ну.

– А если Владычица вернется, а меня нет?

Бучила сплюнул в сердцах и больше не отвечал.
 
Баня отыскалась сразу за поворотом узенькой тропки, сбегавшей от огородов к реке. Кособокая, осевшая, заметенная снегом по скат. Бабки Ефросиньи баня? Ну да, в такой и надо гадать. Жутко чернела открытая дверь. Тоже что ли жопу сунуть, ведь интересно какой из себя будет жених... Предбанник пах деревом и березовым веником, вода в ведрах схватилась тонким ледком. Рух осторожно отворил вторую дверь и шагнул в темную парную, навстречу горькому воздуху и сырому теплу. Баню топили накануне, как и положено в Рождество, во мраке проявилась каменка, низкие скамейки и деревянный ушат.

– Есть кто? – спросил Рух.

Глаза не привыкли к кромешному мраку, и Бучила пропустил смазанное движение. Слева что-то мелькнуло, затопало по полу и попыталось протиснуться мимо в открытую дверь. Рух от неожиданности сделал шаг назад, запнулся и, падая, успел сцапать длинное, гибкое и шершавое. Странная херня напружинилась, раздался сдавленный писк, и Бучила получил крайне болезненный удар в середину груди. Выматерился, дернул на себя, как за веревку, и сграбастал в охапку тощее, маслянистое на ощупь, волосатое тело. Жопощуп завыл с подвизгом, неистово лягаясь и норовя боднуть Руха затылком в лицо.

– Уймись, падла, а то убью, – вызверился Бучила, приложил супостата со всей дури об косяк, выволок обмякшее тело на улицу и присвистнул. Банный негодник оказался ростиком Руху по пояс, щупленький, с паучьими ручками, ножками с раздвоенными копытцами, выпирающим хребетиком старой собаки и наглой рожицей поросенка, сморщенной, лупоглазой, с подвижным, мокрым от соплей пятаком. На башке, покрытой реденькой шерстью, матово поблескивали в лунном свете небольшие рога. Фиговина, принятая Рухом за веревку, оказалась тонким хвостом со свалявшейся кисточкой на конце, растущим из тощей, мохнатенькой жопы.

– Черт? – удивился Бучила.

Чертей за жизнь он навидался изрядно, мелких, вертлявых, лезущих куда не надо пройдох. Их ошибочно считали слугами Сатаны и уничтожали, преследуя без разбора и жалости, но чего-чего, а настоящего зла в чертях не было. Так, мелкая нечисть на побегушках у колдунов. Многочисленный народец, рассеянный по миру и неприкаянный, шаловливый, проказливый, но не боле того. Ни вреда особого, ни пользы. Как от попов.
 
– Здрасьте, с праздником вас.

– Отваливай, – буркнул Рух.

– Как ваше ничего?

– Ты не из понятливых что ли?

– А ты Заступа местный, я знаю.

– Ерофей разболтал, – поморщился Рух.

– Хозяина не вини, – попросил Гришка. – Я ему приплатил, чтобы шепнул, если кто из местных шишек придет.

– Ага, я как раз из шишек, знаешь, которые в жопе растут.

– Наслышан я о тебе.

– А я о тебе, – фыркнул Бучила. – Можешь передо мной не юлить, я не одинокая бабенка, вашему брату не верю.

– Стало быть, знаешь меня? – прищурился Гришка.

– Я так и сказал.

– И не донесешь?

– Оно мне надо?

– А другие-то не узнали, – Гришка кивнул за спину.

– Другие дураки. А я Заступа.

Гришка посмотрел пристально, улыбнулся и сказал:

– Выпить нам надо. Я сегодня, видишь, гуляю.

– Вижу, – кивнул Бучила. – Расскажи, где можно пропадать несколько лет, а потом нагрянуть и золотишком, как навозом, сорить.

– Можно и рассказать – согласился Гришка и наконец представил спутницу. – Это Зарни.

Женщина в маске едва заметно кивнула и сказала мелодичным и красивым голосом с незнакомым акцентом:

– Здравствуй, Тот-кто-умер-но-все-равно-жив.

– И тебе привет, Та-кто-пафосно-говорит, – вежливо отозвался Рух.

– Твой спутник подстать тебе, – Зарни перевела взгляд на скромно помалкивающего Василия.

– Это дочка моя, Василиса, – Бучила пихнул черта в бок. – Не будь букой, поздоровайся с дядей и тетей.

– Наше вам, – дыхнула перегаром из недр драного тулупа блудная дочь.

– Посидим? – пригласил Гришка.

– Не, спасибо, шумно тут, – поморщился Рух.

– У Ерофея есть нумера наверху, – не сдался Григорий.

– Тем более нет. В этих нумерах такое творится, заразу срамную боюсь подцепить.

– Зря ты, Заступа, – обиделся Гришка. – Я ж по-человечьи хотел...

– Вот на этом и погорел, – парировал Рух. – Я такая сволочь, если со мной по-человечьи пытаются, начинаю всякую гадость подозревать. Не, спасибочки, сыт. Бутылка моя?

– Ерофей велел передать, – Гришка нехотя отдал бутыль.

– Ну счастливо. Василиса, за мной, – Рух повернулся к дверям.

– Там темно и холодно, – тихо сказала Зарни. – А в темноте и холоде прячется всякое...

– Я сам – всякое, – осклабился Рух. – И никого, хуже меня, тут прятаться не могёт.

– Кто знает, – в голосе Зарни послышалась печаль. – Великий паук Черынь сплел паутину судьбы, и многие сегодня в нее попадут.



– Пристали, как банный лист к заднице, – фыркнул, оказавшись на улице, Рух. – Ну что за народ?

– Баба у него странная, – поделился наблюдением Вася. – Пахнет чем-то...

– Бабой?

– Кровью.

– С бабами такое бывает, – похвастался знаниями женского устройства Рух.

– А еще силой, – черт пошамкал губами, подбирая слова. – Тоска ее жрет и ненависть пополам.

– Все мы не херувимчики, – Руху в принципе было плевать. Сам он ничего не почувствовал. Людей много, чем от кого воняет – хер разберешь. Он сгрыз с бутылки сургуч, сделал добрый глоток и сунул посудину черту. – Пей давай, за все самое лучшее и хорошо пахнущих баб!

Василий послушно забулькал, откашлялся и сказал:

– А имя слышал? Красивое.

– Жалеешь, что себе такое не взял? Представь, черт Зарни! Неплохо звучит.
 
– Коза, коза-то нам на хрена? – тяжело дыша спросил Васька.

– Шутку шутить, – откликнулся Рух. – О той шутке легенды сложат, помяни мое слово. Сейчас козу в церковь запустим, пущай святых веселит, а народ на заутреню соберется, посходит с ума. Ору будет выше краев. Коза, животная сатанинская, в святом храме свечки с кандила жует. В церковь никто ногой не войдет, Иона нюни распустит, представь какой удар по его поповской натуре. Потеха будет, животики надорвешь..., – Бучила осекся, увидев, что черт не очень-то рад. – Не по нраву затея моя?

– Да ничего, с выдумкой, – Васька дернул хвостом. – Просто вспомнил, что шутки скоро закончатся, ждет меня Ефросинья со сраной звездой.

– Не куксись, – Рух хлопнул его по плечу. – Чему быть, того не миновать.

– Это да, – согласился нечистый и погладил козу меж рогов. – Губы у них такие мягкие, словно бархат.

– Ты меня пугаешь, Василий, – Бучила глянул на напарника подозрительно.

– Не, ну правда, сам посмотри.

– Спасибо, я не по козлиной части, – Рух встал, отряхнул снег и неожиданно умилился. – А вы с ней похожи, прямо один в один.

– Красивые?

– Не то слово, – Бучила махнул рукой. – Ну, посидели и хватит, лихое дело само себя не свершит.
 
Сверху