Проза.

[Дoчь*Cамурая]

Есть японская пословица: кто не видел Никко, тот не может сказать, что он знает прекрасное. Пословица эта до некоторой степени справедлива, потому что в Никко действительно много прекрасного, только прекрасное это трудно передаваемо словами, ибо оно состоит не только из красоты линий и гармонии красок на самих храмах, но из возвышающей эти прелести всей обстановки: высочайших криптомерий, гор, бурных, шумящих потоков, громадных, покрытых зеленым мхом камней и т. п. Нужно видеть все это вместе, т. е. не только любоваться отделкой частей храмов, но и прислушиваться к шуму деревьев, грохоту водопадов, видеть массы любознательного народа .

 

[Дoчь*Cамурая]

На литографии были изображены пятнадцать сестер, все — одного роста, одинаково стройные и одного возраста — примерно лет двадцати пяти, все отмечены однообразно надменной и пресной красотой. Полное сходство лиц убедительно подтверждало, что они в самом деле сестры; их осанка указывала, что они принцессы — отпрыски каких-то немыслимо плодовитых короля и королевы. Руки их не ведали труда, с лиц не сходила великосветская улыбка.

Принцессы прогуливались среди мраморных лестниц и веранд, а вдалеке виднелась эстрада для оркестра и диковинные деревья.
На одной из принцесс была амазонка, на другой — вечернее платье, третья была одета к чаю, на четвертой был туалет для театра, а пятая, по-видимому, приготовилась ко сну. Одна из них держала за руку девочку, которая не могла быть ее дочкой, ибо этих принцесс человеческие страсти не касались. Откуда у нее эта девочка?
Почему одна сестра направляется в театр, другая — к чайному столу, третья — в конюшню, четвертая — в спальную? Почему на одной теплая накидка, а другая прячется под зонтиком от летнего зноя? Картина была полна таинственности, но самым странным казалось то, что все эти высочества явно испытывали удовольствие от своих нелепейших и старомодных нарядов.
Несуразные шляпы с развевающимися вуалями, несуразные пятнистые капоры, тесно облегающие голову, низкие несуразные прически, несуразные мешковатые рукава, несуразные пояса, расположенные выше талии, несуразные корсажи с фестонами! А юбки!

Что за юбки! Настоящие широченные, разукрашенные пирамиды, к вершинам которых приклеены верхние половины принцесс. Поразительно, что принцессы согласились выглядеть столь нелепо и испытывать такие неудобства.

Но Софья не замечала ничего чудовищного в этой картине, на которой была надпись: «Последние летние моды из Парижа. Бесплатное приложение к «Майрес Джорнел». Софья и представить себе не могла ничего более изящного, очаровательного и ошеломляющего, чем одежды пятнадцати принцесс.

 

[Дoчь*Cамурая]

Герцогиня была потрясена. Король собирался пить в ее доме? Из ее рук? И не боялся, что она его отравит?

Она хотела отпить из стакана, чтобы показать, что там нет яда, но Генрих ее остановил. И это доверие, которого она не заслужила, настолько потрясло герцогиню, что она поклялась никогда не интриговать против короля.

 

[Дoчь*Cамурая]

Сколько раз бывало, что влюбляешься в кого-то, а через пару встреч думаешь: оой. Он вообще как прочитанная книга, ты точно видишь, что там, и сюжет для тебя - ну так себе, скучен.
И ты знаешь, мы тогда утром проснулись… и я вдруг… не поняла, что с ним делать. Что делать именно с ним.
Он скучен. Скучен мне лично. Не знаю почему. Может потому что мы все-таки накануне вечером пообщались, а наутро у меня все сложилось.
Может потому, что люди вообще говорят не словами, а некими… сигналами или даже культурными кодами. Когда ты с человеком говоришь, и в целом понимаешь, в каком он примерно вырос дворе, в какую сторону думает, какой он сам по себе и какие у него интересы. Они могут быть неплохие, скажем, любит рок...
Не, он нормальный пацан и скорее всего хороший человек, но.
Мне наверное было не смешно от его шуток.
И с таким типажом мы очень быстро обоюдно замолчим. Он со мной тоже не выживет.

Мне стало грустно, когда я подумала, что вот утро, мы просыпаемся вдвоём в одной квартире, именно с ним, и завтра, и завтра, и потом. И каждое утро на кухне сидим. Вдвоем. Ыыааа...

Ну и зачем?

 

[Дoчь*Cамурая]

Когда я жил на Опатовицкой улице, был у меня один приятель Фаустин, швейцар гостиницы, очень достойный человек. Правильный человек, рачительный. Всех уличных девок знал наперечет. В любое время дня и ночи вы, господин фельдкурат, могли прийти к нему в гостиницу и сказать: "Пан Фаустин, мне нужна барышня". Он вас подробно расспросит, какую вам: блондинку, брюнетку, маленькую, высокую, худую, толстую, немку, чешку или еврейку, незамужнюю, разведенную или замужнюю дамочку, образованную или без образования.
...
У него была своя такса: голубые глаза - десять крейцеров, черные - пятнадцать. Он подсчитывал все до мелочей на листке бумаги и подавал посетителю как счет. Это были очень доступные цены за посредничество. За необразованную бабу он накидывал десять крейцеров, так как исходил из принципа, что простая баба доставит удовольствия больше, чем образованная дама.

 

[Дoчь*Cамурая]

Все вы сегодня уже даже не помните, что это за чувства - тяжесть, усталость, боль, вы не знаете, как приятен физический труд. Вам недоступны величайшие наслаждения - ощутить вкус черного хлеба после длительной голодовки, испробовать глоток воды после утомительной дороги, уснуть обессиленным от тяжелой работы.

Вы - неженки, приравнявшие себя к богам. Не успели еще родиться, а для вас уже все приготовлено. Школы возводятся быстрее, чем успевают подрасти новые ученики, у вас есть больницы, но в них нет больных. Ваши спортивные залы, площадки, стадионы так велики, что никогда не заполнятся, у вас столько картинных галерей, столько концертных залов, столько театров, что вы устали, наступило пресыщение, отравление мозга. И никто никогда не знает, на чем ему остановиться.

 

[Дoчь*Cамурая]

О_н. Молодым не нужны клубы. Я думаю, они созданы для стариков и одиноких чудаков.

О_н_а. У них такие привлекательные названия, например клуб "Назло всем холодным краскам".

О_н. Ближе всего отсюда Клуб лжецов.

О_н_а. Я хочу сходить в Клуб лжецов. Я уже так давно не лгала - мне вдруг захотелось наврать с три короба...

О_н. Не горячись, может быть, там культивируют ложь на очень высоком уровне, ложь, которая приближается к настоящему творчеству.

О_н_а. Скажи мне, поэты и писатели тоже лжецы?..

О_н. Да, но только бездарные поэты!

 

[Дoчь*Cамурая]

- Вставай. Вставай же…

Крис ухватила меня под мышки, поставила на ноги. Я покорно проследовал к оконному проему. Ветер толкал меня в грудь, как уличный задира. Невидимое небо плевало в лицо. Я пробормотал, запинаясь, вздрагивая от ее прикосновений:

- Ты сказала… сказала, что все кончится… когда придет дождь все кончится…

- Все уже кончилось, Миша. Все кончилось. Ты отправляешься назад.

- А ты? Как же ты? – всхлипнул я. – В этом… аду?

- А я пойду наверх.

- И что там? Что будет, когда ты дойдешь до последнего этажа? Тут ведь есть последний этаж?

Ответа не было долго. Крис молчала, стискивая мое предплечье.

- Что будет? - выпалила она, и продолжила, с жаром, будто боясь не успеть. – Новички думают, что там рай. Что когда дойдешь до последнего этажа, перед тобой раскроются небесные врата, и сам апостол Петр зазвенит ключами… Но…

- Но…

- Х..рня это все. Ты просто становишься живым. На один день. Всего на один. Это твоя награда, кость, которую они бросают тебе, чтобы было к чему стремиться. Я дважды была наверху. Первый раз попала в нашу шарагу. Стояла, как пришибленная, на другой стороне улицы, думая, что рехнулась, и вдруг безумно захотела тебя увидеть. Весь день слонялась по городу, и только к вечеру узнала, где тебя найти, но времени уже не оставалось. Следующие два года ушли на то, чтобы попасть к тебе снова...

Я молчал, пораженный. Проходить через кошмар ночь за ночью, ради сомнительного удовольствия по..баться с конченым наркоманом? Это уже не ад, это какой-то п..дец! Боль и страх темноты распались, стали несущественными.

- Что же делать? – глупо спросил я темноту.

- Жить, - ответила темнота голосом Крис.

- Как мне, б..дь, жить после этого?!

- На полную катушку.

- Господи! – взревел я, чувствуя, как кощунственно звучит обращение к нему из этого места. – Что за х..ню ты несешь, Крис?!

- Это не х...ня, это серьезно, - узкая ладонь погладила мою мокрую щеку. – Живи так, чтобы чертям было тошно. Забудь про рамки и ограничения. Делай то, что нравится, как можно чаще. Здесь этого не будет.

- Ну уж нах..! – я отчаянно замотал головой. – Да что нужно сделать, чтобы угодить сюда?! Кем надо быть?!

- Ты ничего не понял, да? Сюда попадают все. – Голос Крис был полон безграничного терпения, словно она говорила с дегенератом. – Мама научила меня ходить в церковь. Я помогала людям. Я не совершала зла. Мой самый серьезный проступок – подделка оценки в дневнике за второй класс! Б..дь, да я была девственницей, когда меня сбил этот гребаный грузовик! Девственницей! И теперь я всегда девственница! И я здесь! Понимаешь?! Нет никакого рая! Ничего больше нет! Только ад! Для всех!

Под конец она все же сорвалась. Я чувствовал, как дрожит ее тело, и мне хотелось заорать – «Ты п..дишь, с..ка! П..дишь!», да только я ощущал всю истинность ее слов. Сквозь грохот капель я едва различил ее горькие всхлипы. Крис плакала, навзрыд.

Я слепо потянулся к ней, обнять, утешить, но она оттолкнула меня. Бетонный откос ударил меня под колени, и я, не успев напугаться, выпал в окно. Адский ливень оказался ласковым. Он растворил меня, слизал боль и ужас, унял беспокойство. Я так и не долетел до земли.



***


Как же давно я хотел это сделать! Жирный п..дор года полтора назад сп..дил мой мольберт, пока я переживал приход. Гребаная крыса! Я с мстительным наслаждением врезал мертвому Симону по жирной шее. Молоток спружинил, вырвался из руки и упал на пол. Да и х... с ним!

На подрагивающих ногах я подошел к портрету моей музы. Окровавленными пальцами провел по губам, сделал тени глубже, сочнее. Вот оно! Вот! Я счастливо расхохотался.

Как ты там сказала? Живи, чтоб чертям было тошно? Делай, что нравится, как можно чаще? Так и поступлю Крис! Так и поступлю, милая!

Я слезу с наркоты. Наверное, не полностью, а так, чтобы обойтись без ломки, если придется резко бросать. Что-то подсказывает мне, что в аду с веществами туговато.

Я наберу массу. Научусь убивать голыми руками. Натренируюсь в беге по лестницам. Гребаные лестницы, бл..дь… И зубы. Пожалуй, подпилю зубы, как у той бабы.

Я приду в ад подготовленным. Я приду за тобой, Крис.

Кровавый суп в черепной чаше плескался, когда я щедро черпал его ладонью. Новые мазки ложились на стену, ставшую холстом. Крис оживала.

 

[Дoчь*Cамурая]

- А ты кто? - спросил он.
- Твоя смерть. - издевательски сказала Тварь.
- Хорошо, - ответил мальчик, - иди сюда.

Тварь оторопела. Она, конечно, могла бы разорвать его прямо сейчас, как она обычно и поступала с остальными детьми, но, во-первых, напуганные дети были вкуснее, во-вторых, такого с ней раньше не было.
- Ты не боишься? - прошипела она.
- Нет. Я давно тебя ищу.
- Как это?
- Я никому не нужен. Как-то давно, кажется, моя бабушка, рассказывала мне, что смерть - это не страшно. Поэтому я прошу тебя, забери меня, хуже мне всё равно не будет.

Тварь молчала и не двигалась. Может, мозгов у неё формально и не было, но чем-то она всё-таки пыталась соображать.
- Ну, иди же, хватай меня. - попросил мальчуган.
- Не хочу. - промямлила Тварь.
- Почему это? Я даже тебе не нравлюсь?
- Нет, ты мне очень нравишься, - продолжила мямлить Тварь, - просто я так не привыкла...
- А как ты привыкла?
- Когда кричат...
Мальчик негромко вскрикнул.
- Неправильно. Неискренне. Я привыкла, что меня на самом деле боятся.
- А ты прими какую-нибудь страшную форму.
- Куда уж страшнее?
- Вампира? Динозавра? Зомби?
- А ты их боишься?
- Да нет, я их в компьютерных играх пачками мочу.
- Значит, не поможет.
- А так просто ты меня забрать не можешь?
- Да я не забираю... Я разрываю на куски и съедаю тёплое сердце.
- Ну, давай так, только, пожалуйста, быстро.
- Да что с тобой такое сделали-то, что тебе таких ужасов не страшно?
- Ничего мне не сделали. Именно, что никогда и ничего... Ни целовали, ни обнимали, ни хвалили. Вот, бабушка была, она была добрая, но она умерла, когда я был маленький. А больше никто и ничего.

Мальчик вдруг расплакался.
У Твари тоже намокло то место, где могли бы быть глаза: Почему я не могу питаться взрослыми? Сожрать таких родителей было бы вполне достойным поступком.
Тварь вдруг решительно превратилась в большого чёрного кота с золотыми глазами и ласково потёрлась о ноги мальчика. Тот вытер глаза.
- Какой красивый.
Тварь довольно и почти по-настоящему мурлыкнула, запрыгнула парнишке на колени.
Тот почесал кота за ухом. Тварь свернулась калачиком.
- А ты хорошая, - сказал парнишка, - ты уж прости меня.
- За что? - полусонно спросила Тварь.
- За всё, - сказал мальчик и оторвал кототвари голову.

 

[Дoчь*Cамурая]

Медленно и осторожно отвернулся я от продолжающего дырявить меня мёртвым взглядом младенца и увидел широкую улыбку Принцессы.
Она больше не опиралась спиной на свой узелок, а сидела на снегу, подпершись рукой. Голова держалась прямо - благодаря моим конструкциям. Правый глаз мертвенно светился, как болотная гнилушка, а левый, висящий на ниточках, подрагивал от смеха.
Да, она смеялась! Смех был не злобным, но и не весёлым - отстранённым и далёким, словно кто-то перебирал льдинки на ледяном полу. Я был заворожён этими звуками, как волшебной свирелью. Но тут раздались слова:
- Мне нравится, как ты назвал меня. Я ведь и правда Принцесса воронов.
Слова тоже были, как льдинки. При жизни у этой девки никогда не было такого чистого, звонкого голоса. Да это была и не она - когда я понял это, меня охватил непередаваемый ужас.
- Почему ты молчишь? - спросила она.
Кровавая улыбка была неподвижна, разорванная вороном половина лица причудливо шевелилась не в такт звукам.
- Кто ты? - я не могу передать, каких усилий стоило мне вытолкнуть из себя эти слова.
Она опять рассмеялась - холодно и жутко.
- Ты не узнал меня? Ведь ты считаешь себя моим слугой, да так оно и есть.
Я не мог говорить, моё тело сковала стылая неподвижность.
- Я - Смерть. И пришла, чтобы отблагодарить тебя.
Всей своей трепещущей душой, сколько от неё там осталась, я осознал правдивость её слов.
- Ты сделал сейчас мой лучший портрет из всех, что когда-либо были сделаны. И в награду я заберу тебя. Личный фотограф Смерти - тебе это должно понравиться...
Я не заметил, когда она успела встать передо мной во весь рост - высокая, прямая. Единственный глаз надменно глядел с нетронутой, чистой половины лица, другая была страшно изуродована, но всё же вместе они производили впечатление какой-то чудовищной, извращённой гармонии.
Тут меня охватило такое дикое желание жить, что я, не в силах противиться, развернулся и воплем бросился к авто. Смех вновь зазвенел за моей спиной.

 

[Дoчь*Cамурая]

Был у меня в Индии гид - лавочник и прохиндей по имени Сану. Он сносно говорил по-русски, просил называть его Саней, хвастался фотокарточкой молодой жены из Бердичева и владел крохотным экскурсионным бюро на окраине старого Дели. Оно совмещало в себе пункт обмена валют и ночлежку, в душном коридоре были сгружены проеденные молью диваны. Саня этот был тот еще авантюрист и проныра. Пузатый, с барсеткой на поясе и хитрыми глазками кабана. Индийская реинкарнация владельца арбузной точки 90-х из Кемерово, без пидорки и треников, прилежно исповедующего индуизм.

Но самое выпуклое в Сану был его беззастенчивый понт. Понт не обеспеченный почти никакой реальностью. Врал он широко, оперативно, с фантазией - у них там умеют. Гротескное враньё возведённое в творческую форму вошло в мир в качестве индийского кинематографа. Сану наседал на уши как герой Гоголя. Чесал живот сквозь потную рубашку и говорил, что владеет огромной транснациональной сетью валютных офисов в Дели. Что близок через вторых лиц к президенту Путину и поставляет ему тонизирующий чай. Что имеет трехэтажный дом с позолотой сантехники в предгорье Гималаев, пять мотобайков на которых катается в крашенной коже, парк машин с личным шофером. И что в социальной лестнице региона значится никак не меньше олигарха.

Так и сказал: "Я олигарх. Из местных."

Но любому лжецу хочется превзойти самого себя в блефе, поэтому главная манипуляция Сану заключалась в идее о том, что он невиданный доселе духовный учитель, сатгуру.

Этого сатгуру с женой из Бердичева мы нашли случайно и от безысходности. Когда внезапно сорвался наш провожатый и понадобился гид и машины для маршрута по Гималаям, по самой высокогорной дороге мира. Все было уже спланировано и выбор был не ахти: или найти нового гида за вечер в засранном Нью Дели, или отменить всю поездку вместе с уже придуманными мною рассказами о проявленных в горах чудесах воли. Компания у нас была почти случайная, что-то вроде BlaBlaCar по-индийски, и это тоже не обещало чудес.

В отчаянии меняя доллары в какой-то первой попавшейся лавке мы и нашли Сану, который поспешил заговорить с нами по-русски: "Горбачев, КГБ, балалайка" - культурный код субъекта, выросшего на ранних работах Шварценеггера.

Надо отдать должное Сану, он умел убеждать и протащить любую свою услугу. Некоторые индусы вообще психофизически очень мощные. Уже через час мы все ему почти поверили. Хотя меня по-прежнему смущала фотокарточка украинской дамы с пергидролем и то, что в аскетичной уборной транснационального олигарха не было ни клочка туалетной бумаги. Хотя я и допускал, что настоящий сатгуру источает лишь лепестки нежного лотоса.

Прохиндей Сану был родом с севера, из Амритсара, в целом неплохо знал дорогу, и я ощущал, что хоть он и мошенник, но, все-таки, вполне управляемый тем, что мы предусмотрительно не даём индусу все деньги сразу. А деньги Сану, как и всякий олигарх очень любил.

Никогда не отдавайте индийским олигархам все деньги разом, а то они могут уйти нежным лотосом в их треснувшие бачки.

Мы все же поехали с ним и все прошло относительно благополучно. Этот плут ходил по пятам, выклянчивал гонорар, и в итоге тонко слился, подсунув нам на самом важном участке дороги старый автобус вместо спринтера с кондеем. Но на тех трассах важны не автобусы, а те, кто за рулём, поэтому можно сказать мы отделались лёгким испугом.

Занятно другое. Сану умудрился за один день впарить себя в качестве духовного лидера некоторым молодым дамам нашей группы так, что одна из них стала называть его папой, а другая сказала, что в прошлой жизни он был ее мужем. Их экзальтация была настолько сильна, что мне пришлось намекнуть гуру, чтобы он сбавил обороты. Вообще, удивительно насколько быстро некоторые люди готовы впадать в блаженное безумие стоит им только прошептать несколько слов об Индии, гармонии и духовном перерождении. Как же некоторые падки на быстрое просветление не допуская, что быстро получить себя нельзя, а вот потерять очень даже можно.

Мы неплохо покатались по горам, и сидя белым в кресле на серпантине, я, разумеется, проявлял чудеса воли.

Сану рассказал и кое-что интересное. Ещё мальчиком он помнил печально известную операцию "Голубая звезда". Это резня военными индийских сикхов в 84-м, когда те восстали, требуя независимости штата Пенджаб. Комендантский час, обесточенные города, изоляция. На улицах устроили кровавую расправу, которая привела к мести сикхов и убийству Индиры Ганди.

Что пережил тогда Сану, кого потерял, он рассказать не захотел. И это было уже больше похоже на правду. Я подумал, что вполне может быть, что этот парень повидал всякое совсем не по мотивам фильма "Миллионер из трущоб". И что каждый, кто пережил боль имеет право и на ее забвение, как умеет, пусть даже выбрав себе странную роль гуру олигарха, который в итоге оказался просто не самым счастливым бригадиром службы городского такси.

 

[Дoчь*Cамурая]

Надин Кросс, сатанинская Мадонна, с человеческой природой. Супер-женщина, которую мне очень было жаль. Она всю жизнь жила с ощущением собственного предназначения, при этом она обладала волей, и готова была БОРОТЬСЯ ( в отличие от христианской мадонны) с предназначением, - яркий персонаж, который ведет себя и как Классическая женщина в теле и сознании своем, и как Воин, - и уж насколько я не поддерживаю суицид как решение жизненных ситуаций - даже в этом случае я вижу, что метод был правильным и единственно верным, хотя перед этим она очень удобно для себя сошла с ума.

 

[Дoчь*Cамурая]

На книжки! И было бы впрок - не жалко, а то ж сквозь головное решето - все знания - вшух - и прошелестели, проструились стройными ручейками. Как была дура дурой несведущей, так и осталась. А ещё, впадая в истерическую книжадность, я могу чтиво закупать кубометрами - никакому Горлуму такая одержимость и не снилась - результат впрочем тот же: "моя прелессть"... Чем платить за остальную жизнь, и главное: где взять столько остальной-жизни, чтобы этот вот центнер прекрасной, восхитительной и безусловно познавательной литературы прочитать. Мне же иногда хочется и фигнёй пострадать. Часто хочется.

 

[Дoчь*Cамурая]

Она смешная, очаровательная, но без розовой сладости; гротескная, но без уксуса. Она звучит серебристым, переливчатым, солёным морским смехом. Она воздушная, перламутровая как мыльный пузырь. Эротический подтекст в ней тоже лёгкий, весёлый - с подростковой придурью, ха-ха-ха. Очень трудно подобрать правильные слова, вот скажешь "она добрая" - звучит глупо, а как объяснить точнее... доброта как открытость и доверие к миру - удивление, ожидание чуда - и мир откликается тем же.

 

[Дoчь*Cамурая]

Искать и ошибаться это нормально. Только зачем своим ищущим рыком будоражить савану? Ну, ищи ты себе тихо, пока не найдёшь. Зачем же в этот процесс вовлекать всех, если это интимные блуждания?
Вот лежит себе сытый царь саваны на ясной поляне под баобабом и ему хорошо. Пролетающие мухи, заприметив львиную благость и очарованные спокойствием царственного ума присели лёве на спину. Через некоторое время лёве приспичило залезть на львицу, лёва отряхивается и мчится в закат. Мухи за ним. Ведь лёва так уверенно рычит. Наверное знает, что делает.
Лёва скачет на львице, мухи скачут на лёве, все довольны. Затем лёва разочаровывается и решает смыть с себя всю эту скверну, а заодно переплыть реку, бо лёве померещилось нечто розовое на том берегу. Что именно померещилось лёва не знал, но ему так захотелось. Возможно райская сакура.
Возможно это розовое оказалось тем, что лёва всю жизнь искал, а может и нет.
Мы этого никогда не узнаем, как и те мухи, которые везде таскались за лёвой. Возможно лёва даже покаялся на том кисельном берегу, вот только очарованные мухи так и остались лежать на водной глади, медленно ползущей куда-то в мангровую мглу. Лишь только крылышки едва колыхались от лёвиного рыка разочарований доносящегося с иного берега. Розовое оказалось обычным сохнущим не ветру бельём и лёва метнулся на звон райских бубенцов в снежную равнину. Это была русская тройка с дровами. Лёвин рык раскатился по верхушкам таёжных елей, но мухи его больше не слышали.

 

[Дoчь*Cамурая]

Прелесть религиозной мании состоит в том, что она может объяснить все. Когда Бог (или Сатана) становится первопричиной всего, что происходит в смертном мире, исчезает смысл пробовать… или менять. Когда в ход идут фразы-заклинания «теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло» или «неисповедимы пути, которые Он выбирает, и чудеса, которые Он творит», логику можно легко выкинуть на помойку. Религиозная мания – один из немногих безошибочных способов реагирования на превратности судьбы, поскольку она целиком и полностью вычеркивает случайность. Для истинного религиозного маньяка все целенаправленно.

 

[Дoчь*Cамурая]

— Я пришла говорить, — голос Альки дрожит.

Бесполезная маска не совсем бесполезна — она скрывает слёзы на щеках.

— Я вас не боюсь, — тихо говорит девочка, бросая на снег горсть зубов разных размеров. Это зубы Чудовищ, её собственные боевые трофеи.

— Теперь вы бойтесь нас! — Алька срывается на крик. — Потому как будут ещё Грачи! И однажды они придут за вами!

Каша не выдерживает, бросается прочь. Алька не поворачивается, но слышит его крики и звуки разрываемой плоти. Зря побежал, нельзя ведь. Её Худые не трогают, только смотрят. Двери Мрачного дома открываются. На пороге Худой в старом цилиндре и поношенном пальто. Лицо искажено широкой улыбкой. Густая чёрная борода топорщится в разные стороны. А ещё глаза. Их Алька замечает только мельком, но даже беглого взгляда хватает. Выпученные, с огромными зрачками. Такие глаза могут быть у того, кто заходится безумным смехом или кричит от ужаса.

Худой манит Альку рукой. Тёмный коридор, а за ним широкая комната. У стен друг на друге стоят клетки с Уродцами. Алька сразу видит Воробья. Раздутая голова, рот сполз на подбородок, а редкие волосы облепляют влажный лоб. Левая рука длинная и больше напоминает птичью лапку. Но это точно он. Смотрит жалобно и пытается что-то сказать. Но Худой надолго не задерживается в комнате с Уродцами, а проходит дальше. В следующем зале высокий стеллаж, на котором стоят бутылочки разных форм и размеров.

— Что это? — спрашивает Алька.

— Воспоминания, — Худой улыбается ещё шире.

Голос у него скрипучий, как будто царапает голову изнутри куском битого стекла.

— Те, что вы забираете у детей?

— Те, что мы им возвращаем. А вот и твои. Хочешь?

Бутылочка Альки совсем небольшая, с изумрудно-зелёной жидкостью.

— Выпьешь — вспомнишь.

— Я и так помню.

— Тогда верни Воспоминание мне и можешь идти своей дорогой.

Она крепче сжимает бутылочку. Верит ли? Конечно, верит. Всем известно, что Худые не умеют лгать. Дрожащими пальцами откупоривает бутылочку и пьёт. Горькая и солёная жидкость обжигает горло.

Алька вспоминает всё.
..............
Теперь всё становится на свои места. Каждый здесь такой, преданный самым дорогим человеком. Злость закипает, бурлит в крови. Растекается гноем по венам. Они хотели забыть, но такое нельзя забывать. Такое нельзя прощать. Никогда. Пусть теперь её боятся, пусть теперь её считают Чудовищем! Пусть! Пусть! Пусть!

Где-то вдалеке мерцает слабый огонёк. И всего-то нужно простить то, что прощать нельзя. И упасть снова в мир людей. Гораздо проще утонуть во Тьме. Дать захлестнуть ненависти с головой. Отрастить клыки, чтобы кусать первой. Когти, чтобы рвать плоть. А однажды пригласить господина Воробья на ужин с варёными мышами. И ждать, пока дети не научатся прятаться под масками.

Худой смотрит на девочку, которая застыла на границе Света и Тьмы. В его взгляде и смех, и отчаянье. На его памяти ещё никто не ушёл туда, где ярко. Но он не так давно в Мрачном доме. Может, эта малышка станет первой.

 

[Дoчь*Cамурая]

— Нет, так уже нельзя. Он свой выбор сделал.

До боли сжала кулаки.

— Тогда я уйду вместе с ним, — сказала тихо, но уверенно.

Паникёров некоторое время молчал, рассматривая меня. Глаза у него нечеловеческие — зрачки овальные, а радужка грязно-жёлтая.

— Всё, как он и сказал, — прошептала девушка из свиты.

Я наконец поняла, кто она такая. Ирка. Даже лёгкие следы от порезов есть на щеках, если присмотреться.

— В Полуденном мире не бывает «долго и счастливо», — сказал старик. — Ты осознаёшь это?

Я кивнула. И тогда он заиграл на своей панфлейте.

Козлоногий бог танцевал посреди кафе, кроша копытами плитку на полу. Рядом подыгрывал ему на свирели рогатый фавн, а Полудница кружилась, одетая лишь в марево. А я падала, отдалялась и пропадала. Была я — нет больше.

Они меня пожалели. Дали забыть две неудавшиеся жизни. Оставили смутные сны.

И я плакала и радовалась, схватив его за руку. Видела его грустный взгляд и молила Полдень, чтобы он и ему послал забвение. И тогда мы могли бы начать строить подземный комплекс для роботов, или залезть на крышу беседки, или стать секретными агентами, или пить холодную газировку из горла по очереди и думать, что это почти поцелуи.

Дети играют. Их живые голоса заполняют собой космическое одиночество. Две хрупкие игрушки на ладони у Бога. Две добровольные жертвы. Время не имеет значения. Есть лишь тонкая, но прочная нить, соединяющая этих двоих. Ещё одна струна. Каждая из них даёт чистую и уникальную ноту, когда лопается. Каждая должна прозвучать в определённый срок. Через мгновение или через сотню лет. Эти ноты порождают Музыку. Слышишь её? Тебе может показаться, что это мелодия флейты или свирели. Или хор множества голосов. Прислушайся. Выйди в полдень под открытое небо и внемли. И тогда ты поймёшь иллюзорность своего мира. Выйди в Полдень. Стань частью Великой Мелодии.

 

[Дoчь*Cамурая]

Большинство треков со смехом на телевидении было записано в начале пятидесятых. То есть почти все люди, смех которых ты слышишь, сейчас мертвы.
© Колыбельная

 

[Дoчь*Cамурая]

Пока есть КотЛета, его обязательно где-то ждёт КошкаЗима.