Проза.

[Дoчь*Cамурая]

Помещение было огромным, с низким бетонным потолком, кривым бетонным полом и грязными бетонными стенами. Там был туалет без лампочки с дырой в двери, умывальник с холодной водой, стулья, аппаратура и ведро для окурков. Это был наш домик, наше райское бунгало. Когда с деньгами было хорошо, на ужин бывал портвейн. Рядом с туалетом была еще одна дверь — в каморку, где когда-то располагалась душевая. Иногда Йоши ставил в ней стул, вставлял лучину за ржавые трубы, и каморка освещалась живым огнем. Мы раздевались, коченея от холода, и занимались любовью на стуле, стискивая зубы, когда угли с лучин падали нам на плечи. Мы занимались любовью на сорванной с петель двери, валявшейся на полу. А когда больше не могли заниматься любовью, ложились спать в перевернутый шкаф-пенал, на собственную одежду. Шкаф был таким узким, что лежать рядом нельзя было даже на боку. Йоши всегда спал на спине, а я — ничком сверху. Чтобы не замерзнуть, мы прикрывали шкаф листом оргалита. Будильника у нас не было, а в семь утра приходил дворник, поэтому мы не выключали радио. Это была всегда одна и та же музыкальная станция. Каждый час на «Студии Энн» куковала кукушка, и диктор сообщала: «Наш звук всегда с вами». Мы спали вполглаза, просыпаясь после каждой кукушки. Вот так вот и лежали бутербродом в шкафу, в промороженном бетонном бункере, а над нами переливался огнями огромный город, сновали тысячи автомобилей, загорались и гасли окна, гремели музыкой ночные клубы. И нигде, кроме этого шкафа, для нас не было места.

После этого мы сменили добрый десяток квартир, да пожалуй, и больше, и у нас были отдельные комнаты с настоящими кроватями. Но еще очень долго мы могли спать только так — друг на друге.

 

[Дoчь*Cамурая]

Никогда в жизни Кузя не ходил на работу. Просто не понимал, зачем это надо. Когда я спрашивала, где он берет деньги, пожимал плечами: «У людей…» Он был неразборчив в знакомствах. Может, любил всех. А может, было все равно. Но кто-нибудь из знакомых обязательно давал денег на хлеб и на пиво, а кто-нибудь давал сигареты и переночевать. Секрет был прост: когда Кузя пел, люди забывали дышать.
Он любил все, что могло быть источником удовольствия. То есть все, как это ни смешно. Он был как дитя. Все радости стояли для него в одном ряду. В дни нищеты найти морковку на помойке. Сходить в зоопарк. Пожарить конопли. А однажды ему, пьяному, предложили героин. Он умер в чужом доме, посреди вечеринки. Все подумали, что он просто заснул.

 

[Дoчь*Cамурая]

Мне приходилось видеть во сне массу странных, смешных, нелепых и пугающих вещей: милиционеров верхом на верблюдах; церкви без куполов и крыш, в которых продавали парики; крошечных синих свиней и бегемотов, которых мой отец убивал электрическим током; балерин, катающихся в тазиках со снеговой горы; бывала я и в загробном мире, и в пещерах, оборудованных киноэкранами. Подобная чушь давно не снится мне, ума не приложу, зачем все это помнить. Но если уж выбирать самое-самое… наверное, это сны, в которых я была одержима Дьяволом.

О, как мне мил этот образ, Денница, Моргенштерн, Утренняя Звезда! «Враг рода человеческого»? Да что может быть человечнее, чем употребить во зло свободу воли! Мои девичьи грезы:

…и тогда мы ищем во мгле небес
его полный печали взгляд,
устремленный из непостижимых мест,
где он вниз головой распят…
Разумеется, не более чем образ. Я не верю в Дьявола, как не верю в Чебурашку и Супермена. Мы давно живем в мире, где каждый волен придумать себе собственного Бога, отвергнуть все мировые религии не потому, что не согласен, а потому, что ничего не знает и знать не хочет о Будде или Иисусе. Где каждый ежедневно выдумывает себе собственные заповеди.

 

[Дoчь*Cамурая]

Еще до начала шоу, когда все уже собрались рядом с открытой сценой ресторана «Сульлиден», Тереза с помощью болтореза сделала большую дыру в сетке ограждения — дверь, которая должна была позволить их братьям и сестрам выбраться наружу и участвовать в бойне.

Волки предоставленной им возможностью не воспользовались, но, уловив царящую в воздухе панику, выбрались из нор и укрытий и кружили неподалеку от дыры в сетке, обнажив клыки и рыча.

— Они к нам не пришли, — покачав головой, сказала Тереза.

Терез стояла и разглядывала косматых зверей, наблюдавших за нею. А потом это случилось. Тереза не сразу поняла, что щекочет тыльную сторону ее ладони. Опустив глаза, она увидела, что пальцы Терез касаются ее пальцев. Девочка взяла ладонь подруги и крепко ее сжала. Держась за руки, они долго стояли у дыры, ведущей внутрь загона.

— Тогда мы пойдем к ним, — наконец произнесла Терез.

 

[Дoчь*Cамурая]

Особенно яркий пример перемены характера в этом аниме — Безликий, который перенимает и зеркально отражает черты тех, с кем он разговаривает. Рядом с Тихиро он застенчив и добр, предлагает ей золото, таблички. Перед другими работниками купальни он ведёт себя как алчный монстр, потому что они сами проявляют жадность и алчность.

 

[Дoчь*Cамурая]

Я отчётливо помню момент, когда в мой детский мозг вплыла мысль: «Нет ничего, за что можно уцепиться». Это было в тот вечер, когда я узнала о том, что мою подругу переехала машина. Я держала на коленях кошку. Кошка была совсем не ручная и сидеть на коленях не хотела. Я отпустила кошку и подумала: «Даше придётся отпустить свою ногу».

Моей первой реакцией на понимание того, что нет ничего, что гарантированно останется со мной навсегда, включая саму жизнь, был страх.

«Раз лишиться можно всего, то и нет у меня ничего. Нечего терять», -- подумала охваченная страхом 8-летняя я. И случилось чудо: страх отступил. На смену ему пришла свобода.

Свобода не цепляться.

С тех пор я ни за что и не цепляюсь. Ни за школьные кружки, ни за кошек, ни друзей, ни за место проживания, ни за работу, ни за отношения, ни за собственный имидж, ни за своё настроение, ни за какие-то идеи и мысли. Даже если это мои идеи и мои мысли. Да, они родились в моей голове, но они мне не принадлежат. Сегодня я так думаю, а завтра могу думать по-другому. И так -- во всём.

Я люблю свою свободу, но даже за неё я не цепляюсь. Просто принимаю её, как единственное, что позволяет делать осмысленный выбор.

 

[Дoчь*Cамурая]

А потом!!!! А потом благоуханная радость кончается и ...- накрывает идиотку Долли тотальной депрессухой. Её достают все эти кухонные прелести и бесконечные баночки. Её бесит истукан-муж (изменяющий с какими-то шлюхами в соседнем городке - шлюхи не стряпают черничный пирог, бэби!). Она не понимает, откуда ползёт липкая и тёмно-серая тоска. Её волокут к популярному доктору, который пичкает Долии моднейшими антидепрессантами. Но! Из этого мира не бывает выхода.

 

[Дoчь*Cамурая]

Космос ради Космоса. Романтика, как формула. Постижение Вселенной - затем, что надо. И Бога там нет. Ибо - к чему всемогущему сапиенсу - мифический рай? Сотрудничество, единый порыв, чистый воздух.

 

[Дoчь*Cамурая]

Говорят, это была её третья попытка самоубийства, и она удалась.

Кстати, обращали внимание, что самоубийцы нечасто уходят с первой попытки. Почему? Ведь убить себя, если по-настоящему хочется, -- довольно просто.

А я скажу, почему.

Поначалу они не хотят уходить. Они хотят обратить наше внимание на свою боль. Своими неудавшимися попытками самоубийства они кричат о помощи.

Но мы не слышим. Не хотим слышать.

Одна моя знакомая -- очень красивая и умная девчонка -- тоже себя убила. Она часто говорила о своём нежелании жить. Постоянно писала в соцсетях о депрессии, о том, что нет сил вытащить себя из постели по утрам.

Никто -- ни один человек из её окружения, включая меня -- не воспринял эти записи всерьёз. Мы все считали, что девка тупо мается дурью. С жиру бесится, если хотите.

Может, оно было и так. Но только так было -- с нашей колокольни. Именно в этом -- та самая деталь, в которой -- дьявол.

С нашей колокольни она маялась дурью. С её собственной -- не хотела здесь находиться, потому что слишком больно.«У тебя нет оснований для боли. Посмотри на себя: молодая, красивая, умная, здоровая. Чего ещё тебе надо?» -- твердили мы хором.

А она отвечала: «Те, у кого не было депрессии, не поймут таких, как я. Это надо пережить, чтобы понять».

Я до сих пор не понимаю, но там -- в серой, холодной манной каше депрессии -- я и не была никогда.

Понимаю я другое: чуткому человеку всегда видна депрессия ближнего.

Мы просто не хотим быть чуткими. Мы хотим чуткости по отношению к себе, а сами быть чуткими не умеем.

Люди, такие люди.

 

[Дoчь*Cамурая]

Антидепрессанты это не 50-е, их изобрели-то только под самый конец десятилетия и потом еще лет десять осторожненько обкатывали. Массово диазепам и валиум, "мамины маленькие помощники" - это лет на десять позже, это когда румяные беби-бумеры перестали сидеть у телека на паласе, отрастили патлы и сказали скучающим от безделья мамам, что мамы говно и папы говно, а вот трава самое то. Вот тогда мамы подсели на колесики, папы всерьез взялись за бл..дей и начался описанный Вами пригородный макабр. Но в 60-х реклама выглядела уже иначе, румянца в ней поубавилось...

А 50-е это именно золотой век Штатов безо всяких подтекстов, это звездный час "Джи-Ай Дженерейшн", людей из алуминия и чугунобетония.
Это папа, который на Иводзиме с огнеметом в атаку ходил, а теперь строит интерстейты, стеклобетонные офисные башни и доступное жилье для каждого американца.
А рядом там мама с богатым опытом сборки тяжелых бомбардировщиков и ясной памятью о вкусе довоенных бабушкиных сэндвичей из маргарина и соли.
Эти папы и мамы победили Гитлера и Тодзио, построили сильнейшую экономику планеты, сделали из своей страны золотой город на холме для пары последующих поколений, преодолели звуковой, гематоэнцефалический и еще кучу всяких барьеров, на излете добрались до Луны и вполне готовы были укатать совок в пепел просто за то что мы безбожные комми. У них было очень много срочных и важных дел, с которыми под таблеточками было не сладить. И главные антидепрессанты того десятилетия были - виски для мальчиков, мартини для девочек.

 

[Дoчь*Cамурая]

Разочарование в духовности не только неизбежно, но и необходимо. Хотя бы для того, чтобы лишить ее гламура. Ваша духовная жизнь начнется по-настоящему тогда, когда вас перестанет пугать страх повторного в нее погружения. Когда вы поваляетесь на диванчике цинизма.

Уйдет из жизни большинство книг, а в тех, что останутся, вы будете чувствовать своих старых друзей, не нуждающихся в просмотре. Разве что страничку или пару в месяц.

Исчезнет большинство из практик, а с теми, что останутся вы будете чувствовать себя очень естественно. Как в любимых джинсах и футболке, которые можно носить не снимая.

Исчезнет большинство ваших духовных стремлений, а те немногие, что останутся, будут восприниматься в меньшей степени в качестве устремлений, а в большей как непринужденное дыхание.

Какой бы дисциплиной мы не стали заниматься, она не будет проистекать только из одного нашего аспекта, господствующего над другими. А от сущностного и сердечного восприятия того, что необходимо. Может показаться, что мы становимся ленивее, чем раньше. Но, на самом деле, мы делаем гораздо больше, поскольку перестаем воевать сами с собой. Вместо войны со своими слабостями, мы переносим их в свое сердце. Вместо того, чтобы избавляться от тех качеств, которые нам не нравятся, мы развиваем лучшее к ним отношение.

Нашим путем в большей степени становится близость, а не трансценденция.

Поиск уступает место живой и глубокой жизни. Вопросы все еще возникают, но требуют чего-то более реального, чем простые ответы. Сонастройка на Реальность становится опорой, а не целью. Детали перестают быть простыми деталями. Сосредоточенность на том, что может быть, уступает место вниманию на том, что есть сейчас. То есть надежда (ностальгия по будущему) заменяется верой (радикальной верой в сейчас).

Мы можем казаться более эгоистичным, но наш эгоизм не будет стоять на пути. Наше стремление к полному пробуждению сохраниться, за вычетом отчаяния и амбиций, которое его раньше окрашивали. Там, где мы раньше торопились и спешили, теперь не будет толкотни и суеты. Будет простое принятие того факта, что мы уже привязаны к буксировочному тросу. Даже если мы и отклонимся от Пути, все равно останемся на нем.

Жизнь после духовности — начало подлинной духовности. Без фейерверков, аплодисментов, похлопываний по плечу. Без необходимости представлять из себя человека духовного. Это начало личного НИКТО. Причем не в понимании уничтожения, а в виде откровения. Это — обнаженность живого открытия и начало настоящей индивидуальности.

Мы идем от поверхностности к глубине, а затем возрождаемся глубоко поверхностными.

Мы идем от поверхностности вверх и вглубь, осознавая при этом, что приходит и уходит «я», а мы остаемся. Жизнь после духовности довольно парадоксальное дело. Никто, кто-то, ничего, все, движение, покой — всего лишь противоположности ума. В реальности они не только не отделимы, но и нераздельны с тем, кто их осознает.

Жизнь после духовности посвящена тому ЧТО-ДЕЙСТВИТЕЛЬНО-ВАЖНО. Все что происходит — практика. В каждой ситуации — возможность. Учитель повсюду. Нет свободы от нашей свободы. Уходит пена ума, пробуждая и освобождая тело, землю, выпуская душу, распутывая все наши мечты. Раскрывая нас к тому, для чего мы пришли в этот мир и кем в нем являемся.

Жизнь после духовности — постоянное умирание. Уже не страшно восставать из пепла. Это в порядке вещей. Здесь тысячи скорбей и тысячи радостей смешиваются в беспрецедентную песню, с бесконечными нотами, а мы превращаемся в звучащую музыку. В одно мгновенье вмещающее все мгновенья.

 

[Дoчь*Cамурая]

Наспех набросив на плечи куртку и натянув ботинки, я выскочил в подъезд. На лестничной площадке никого не было, только лампы жужжат под потолком. Внизу все еще рыдала Красная шапочка. Я побежал к ней, перепрыгивая сразу по две-три ступеньки.
Девчонка по-прежнему сидела возле почтовых ящиков. Ее исступленные рыдания сменились приглушенным хныканьем. Так капризничают маленькие дети, когда у них что-то болит, но что именно - сказать не могут, просто болит и они ноют.
- Почему ревешь?- спросил я, опираясь на перила. В боку закололо, дышалось нелегко. Уцелевший глаз девчонки воззрился на меня с изумлением, а из приоткрытого рта потекла та самая жижа. Тут я заметил, что Красная шапка как будто что-то прижимает к себе.
- Что у тебя там?- я сделал шаг вперед и не дожидаясь ответа задал еще один вопрос,- ты его видела?
Шапка кивнула, и вытянула вперед то, что осталось от ее правой руки. От рваной раны словно шел темно-красный пар.
- Оно хотело съесть кошку,- произнесла девчонка, вытирая жижу с подбородка,- представляешь?
Она снова заплакала. Кое-как отдышавшись, я сел на пол возле нее. К сожалению, я не мог ничем ей помочь. Даже коснуться или обнять, чтобы хоть как-то облегчить боль. Почему-то мне казалось, что такая боль, которую испытывала она, была в сто раз сильнее той, что была знакома мне.
- А где кошка?- поинтересовался я, пытаясь отвлечь девчонку.
- Убежала,- Шапка шмыгнула остатком носа, снова вытерла подбородок,- слушай, почему ты всех нас видишь?
- Треснулся башкой в детстве,- я прислушивался к звукам подъезда,- когда свалился с дерева.
- Неприятно, наверное,- произнесла девчонка.
- Ну не настолько неприятно, как могло бы быть,- я невольно посмотрел на ее голову. Девчонка сначала изумленно взглянула на меня, а потом расхохоталась, забыв про руку. Наверное, грусть от осознания того, что ты умер на стройке и что покинуть это место никак не получается, была сильнее всех других.
Сквозь двери лифта протиснулся Пиявка.
- Кажется, что у нас появился новый сосед,- прогудел он. Пиявка выглядел несколько растеряно.
- Да, и мы уже успели с ним познакомиться,- Красная шапочка снова прижала к себе руку, метнув на меня испуганный взгляд, мол, не выдам ли то, что произошло?
- Рогатая сказала, что тварь опасна,- Пиявка вышел целиком из лифта, задрал голову к потолку, словно что-то высматривая,- из тех, которых люди таскают за собой из дома в дом, чтобы они кормились такими, как мы, а взамен эти уродцы приносят что-то полезное.
- Например?- я поправил очки, закусил нижнюю губу. Я не знал, стоит ли сейчас сказать о том, что произошло с пакостниками?
- Я таких ни разу не встречал еще,- Пиявка задумчиво потер то место, где у людей бывает подбородок,- этот сильный, сразу начал искать кем покормиться.
- Что они дают людям?- нетерпеливо ерзая на своем месте, поинтересовался я.
- На что договорятся, то и дают,- Пиявка медленно подошел к девчонке, видимо, поняв, что с ней случилось,- иногда они могут жрать живых.
Я внимательно смотрел на Пиявку, начиная сомневаться в том, что он когда-то был человеком. Вот все остальные да, они больше похоже на тех, кто жил и умер.

 

[Дoчь*Cамурая]

Сученыш пришел под вечер. Привычным движением головы приподнял крышку подпола и протиснулся в комнату. Он был абсолютно таким же, каким Михаил Степанович его запомнил – приплюснутый, словно отсутствующий нос, плотно прижатые, чуть заостренные уши, сильно выдающиеся вперед надбровные дуги и синие, почти до черноты, глаза. По-паучьи переставляя все четыре конечности, он подошел к Сереброву вплотную, бесстрастно поглядел прямо в дуло обреза, пляшущего в его дрожащих руках, и, разжав челюсти, выронил на пол белую курицу с размозженной головой. После чего, пятясь, отполз на пару шагов и уселся, растопырив мосластые коленки в стороны.

Взгляд Сереброва долго недоверчиво сновал с уродливого рыла на куриную тушку и обратно. Совершенно спонтанно, до конца не отдавая себе отчет в том, что он делает, Михаил Степанович отложил обрез, вместо него подняв с пола мертвую птицу.

- Что ж ты, паскудник, где живешь, там и воруешь, а? – покачав нечесаной головой спросил он.

Сученыш не ответил, продолжая смотреть на охотника немигающим взглядом.

- Спать ложись, - устало пробормотал Серебров. – И чтоб без моего ведома на улицу ни шагу, понял?

Не дожидаясь ответа, он прошел на кухню. Куриная тушка шлепнулась в раковину и оттуда, по орлиному раскинув крылья, укоризненно пялилась на охотника единственным уцелевшим глазом. Щелкнула плита, в долю секунды вырастив в одной из конфорок голубоватый газово-огненный цветок, тут же безжалостно придавленный кастрюлей с холодной водой. Правя оселком затупившийся нож, Михаил Степанович боковым зрением следил, как на провонявшей псиной подстилке устраивается на ночь самый взаправдашний упырь.

 

[Дoчь*Cамурая]

И была Тьма, всемогущая и принадлежало ей все, и была она всем, шла бесконечность, которая была для нее лишь мигом. Но в один из мигов своего существования Тьма поняла, что ей одной скучно, и создала она свою противоположность, и родился Свет, и стал он ее ребенком. Тьма зажгла для него звезды, и отдала ему половину своих сил. Тьма любила Свет как сына, а он ее как мать и было это хорошо. Стали они рука об руку творить миры, растить горы, разливать моря и они радовались этому. Однажды в одном из миров появилась жизнь, и тот же миг родилась новая сущность по имени "Жизнь". Тьма и Свет обрадовались ей, и дали ей часть своих сил, но в месте с Жизнью родилась и Смерть, ее младшая сестра, без которой не может быть гармонии. Смерть получила часть сил Света и Тьмы, и мир вновь погрузился в гармонию. Однажды Жизнь попросила у Тьмы, что бы та связала миры, что бы новые живые организмы могли расселиться по всем мирам, где могут выжить. Тьма согласилась и связала их порталами. Жизнь в месте со своей сестрой Смертью разнесли семя жизни по всем мирам. Тогда начался золотой век гармонии. Появлялись новые животные и растения, начали появляться первые разумные. В одном из миров появились Ангелы, и Свет сделал их своими любимыми детьми, тьма же выбрала себе Неназываемых, дабы их имена утеряла история. Жизнь и Смерть не стали выделять кого либо, ибо любили всех одинаково.
Но все хорошее должно закончится, так и случилось.

 

[Дoчь*Cамурая]

А вот мы идем с приятелем вечером, на лавочке сидят бомжики, мы идем, бомжик обращается к нам, мелочь просит. А у меня недалеко, уже лезу за сумкой, приятель меня останавливает.
Говорю: ты чего?
Он: ты что, им подаёшь?
Еще с таким выражением. Потом маленькая лекция на тему, что нечего всяким-таким подавать, пусть идут работают, а то, мол, чего я должен, я работаю, они бухают и живут в свое удовольствие…
Как будто это он давал.

Я на самом деле бомжикам подаю под настроение, но да, подаю, у меня нет такого, типа “аа, иди работай”. Да понятно, что не пойдет. И понятно, что бухать продолжит, он свое дно уже нашел, раз на улице оказался. И все равно нечеловеческая эта жизнь.
Я не подаю в переходах и вагонах метро, это мафия, понятно.

Но опустившиеся люди - это другое. Всё равно люди, и они среди нас, ну вот такие, такое с ними произошло, и не важно почему, почему-то.
Я не к тому что от тюрьмы и от сумы не зарекайся, зарекайся, и на это дно их привел образ жизни. Но если человек туда пришел, значит, почему-то не смог по-другому.
И их все равно немножечко жаль.

Ну и как-то… не жалко дать, им тоже надо на что-то жить, иногда что-то есть. Да, понятно, их жизнь это бухло, но это, по-моему, совсем не про удовольствия.
Это же ужасная жизнь, и они и так уже наказаны.
Поэтому подаю.
________

 

[Дoчь*Cамурая]

В юности - гы, как странно звучит, когда до сих пор насквозь инфантильная, но уже, мягко говоря, не йуная, тётка говорит про себя "в юности"... Очень странно. Так вот, в юности я страстно любила психологические тесты, проходила их пачками и всякий раз узнавала о себе какую-то неведомую противоречивую х...ню, страшно радовалась х...нёвой противоречивости и неведомости. Особенно противоречивость вдохновляла меня, как всякую юную феялку - я же особенная, да-да-да. Ну и вот. Долбануло меня вспомнить прошлые забавы. Нарыла лицевой тест, чёрт возьми, не помню чей. Короче, там тебе показывают кучу стрёмных человеческих рож, и надо выбрать две симпатичные и две п..дец уродистые. Они там все страшные, как смертный грех, но если принять, что других не дано, выбрать можно. Выбрала. Не узнала о себе ничего нового: у..бище гендерно неопределённое, без идеалов и принципов, злобное, завистливое, готовое пнуть слабого, при всяком удобном случае переложить ответственность на сильного, чёрствое одиночко посвятившее себя работе, в общем слизь, а не хомо сапиенс, при этом ещё и клинический меланхолик, то есть любую мелочь слегка противную, переживает, как трындец вселенского масштаба - долго и мучительно - жить, как облизывать раскалённый утюг - по поводу и особенно без. Чаще без. И мой психотерапевт ещё удивляется, мол, ну за что вы так себя не любите, ха. Ха-ха.

Печальнее всего узнавать про неизживную инфантильность, вот по-идее уже стопитсот раз понятно, что всё, дитятко выросло, ну совсем всё - сам себя обеспечь, обогрей, успокой, подбодри - никто больше за тебя не отвечает и не ответит, даже если тебе очень сильно захочется. Поезд ушёл. Рельсы развели. Выросла трава. Б..дь, деревья уже выросли на этих рельсах. Но нет, инфантильный ..блан глух как пень - пожалейте убогого, тьфу!

Вот почему мне в больнице было так мирно и спокойно. Потому что в больнице ты вроде бы и не отвечаешь за себя, за свою никчёмную жизнь. Ты даже умираешь как бы не сам - тебя умирают. Не убивают, нет, как раз очень даже пытаются вылечить. Но твоя жизнь зависит от них, а не от тебя - как будто. Поэтому если пришёл п...здец, ты как бы не сам умираешь, ты не при чём - без ответственности - тебя умирают другие - сильные и смелые - люди со скальпелями, кюветами, иглами и капельницами - "плюй, не глотай!" - "плюй, тебе говорят, плюй!" Ты просыпаешься утром с окровавленной простынкой в руках и тебе не страшно, потому что добрая, большая и сильная тётя с димедролом уже тут, сейчас всадит укольчик и можно плеваться дальше, или без зазрения совести жрать котлету с хлебом, когда врач в ужосе ругается матерно, мол, итить тебя за ногу, стол номер 2, кто ей хлеб с котлетой дал, рррррр!

 

[Дoчь*Cамурая]

Итак, соорудили этот фонтан. И в один из дней Зоза, стоявшая у окна, до того серьезная, будто ее замариновали в уксусе, увидела, как некая старуха, опустив губку в масло фонтана, выжимает ее в кувшинчик, который принесла с собою. И в ту минуту, когда старуха была полностью погружена в свое дело, один дьяволенок-паж из дворца запустил в нее камешком столь метко, что попал в кувшинчик и разбил его на куски.

Тогда старуха, у которой язык был не шерстью поросший и которая никому не позволяла влезть себе на шею, обернулась к пажу и говорит ему:

— Ах ты, грязи комок, шалопай, засранец, горшок ночной, попрыгунчик на чембало, рубашка на заднице, петля висельника, мошонка мула! Смотри, нынче и блохи яд имеют. Так пусть тебя паралич разобьет, пусть матушка твоя дурные вести получит, да чтоб тебе до первого мая не дожить, да чтоб тебя копье каталонское достало, да чтоб тебе на веревке ногами дрыгать; как кровь даром не льется, так мои слова исполнятся, и придет на тебя тысяча бед и еще кое-что! Раз уж ты в такой путь пустился — ветер тебе в паруса: и пусть твое семя зря прольется и плода не принесет, пропойца, рвань, сын той девки, что по списку в магистрате в месяц два карлина платит, разбойник!

Парень, у которого еще почти не было волос на подбородке, а смысла в голове и того меньше, услышав столь сочную речь, постарался отплатить старухе той же монетой:

— А ну-ка прикрой свою сточную канаву, бабка чертова, рвоты-вызывалка, младенцев-душилка, дерьма кусок, говенный рот!

Услыхав эти новые вести своему дому, старуха до того рассвирепела, что уже полностью сбилась с компаса самообладания и вырвалась из стойла терпения: на глазах у пажа высоко задрав занавес своего убранства, она показала такую пасторальную сцену, что тут и Сильвио мог бы сказать: «Бегите, раскрывши глаза широко, с рогом…». И когда Зоза увидела эту картину, ее так разобрало, что она чуть не умерла со смеху.

 

[Дoчь*Cамурая]

На экране - девушка с блинообразным, но бесконечно милым лицом. Прыщики. Улыбка. Фоном - бродит котэ, чем невероятно доставляет. «Приветики! Меня зовут Зая Корытова. В прошлый раз я показывала, как самой сделать смоуки-айз. Сегодня я, так и быть, изображу кэжуал-макияж». Делает руками ветер: «Кэжуал - это то, что на каждый день. Ну, типа вы ходите же в офис и работаете там инновационными демотиваторами? А потом идёте на бизнес-ланч в «Рыгалетто»?

 

[Дoчь*Cамурая]

Я - преподаватель Международной Академии Пляски имени Святого Витта. Сегодня мы поговорим о том, почему мужчины изменяют, а женщины - изменяют тоже». И минут на сорок - о том, что мужчины-таки изменяют, а женщины, простите, не отстают. «В следующем ролике я расскажу, с кем изменяют мужчины и с кем изменяют женщины. Ставьте лайки, если вы захотели изменить после моего видео».

 

[Дoчь*Cамурая]

И да - конечно же перстни, чаши, лампы Аладдина и бозоны Хиггса. «Здравствуйте, я потомственная жрица - Эстер Полиэстер. Мне часто задают вопрос: что делать? В этом ролике я научу снимать штаны и - бегать. Для этого вам понадобятся штаны и бег. А ещё - 7 свечей в полнолуние и справка из псих-диспансера». Звучит музон Энио Морриконе.