Дoчь*Cамурая
malcriada
Убить человека очень легко, а осознать это — нет. Зато теперь можно будет проверить, есть ли жизнь после смерти. Очень сильно хочется лечь спать и понять, что со мной будет после всех этих событий .
Проза.
- Автор темы ШокоЛапка
- Дата начала
Дoчь*Cамурая
malcriada
Ну, извини, чувак, если до сорока не повзрослел, это твои проблемы; природа, как и Мамуля не спросит и возьмёт своё, даже если ты живёшь в Мире Зеркал, не всё в жизни так уж просто и как захочется!
Дoчь*Cамурая
malcriada
Он уже умирает - ты победил, так не уподобляйся ему, он был гад, но он уже мёртвый гад!
Дoчь*Cамурая
malcriada
Вы, конечно, можете сказать, что я не права, что не любите вы меня потому, что, в отличие от тех, других женщин, я злая.
И это -- на вашем, наивном уровне деления людей на хороших и плохих -- правда. Впрочем, за этой правдой тоже стоит отсутствие страха.
Я не боюсь казаться злой. Не боюсь говорить злые, как вам кажется, вещи. Не боюсь того, что вы меня за них осудите и от меня отвернётесь. Не боюсь закрытых передо мной из-за моего злого языка дверей. Двери, за которыми живёт страх, мне, в принципе, неинтересны.
Я -- не «светлый человечек, и не дрищу смайликами и пожеланиями хорошего дня, как это делает, например, Вера Брежнева, чтобы вы её любили.
Мне не нужна ваша любовь.Моя высшая ценность в жизни -- это свобода, и под свободой я понимаю отсутствие страха.
И это -- на вашем, наивном уровне деления людей на хороших и плохих -- правда. Впрочем, за этой правдой тоже стоит отсутствие страха.
Я не боюсь казаться злой. Не боюсь говорить злые, как вам кажется, вещи. Не боюсь того, что вы меня за них осудите и от меня отвернётесь. Не боюсь закрытых передо мной из-за моего злого языка дверей. Двери, за которыми живёт страх, мне, в принципе, неинтересны.
Я -- не «светлый человечек, и не дрищу смайликами и пожеланиями хорошего дня, как это делает, например, Вера Брежнева, чтобы вы её любили.
Мне не нужна ваша любовь.Моя высшая ценность в жизни -- это свобода, и под свободой я понимаю отсутствие страха.
Дoчь*Cамурая
malcriada
Психиатры единственные люди, которые понимают, как ей трудно совладать с мозгами и вообще жить. Они могут объяснить, что её злобная раздражительность на всех подряд - не признак сволочного характера, а симптом психических отклонений, болезнь. Для своей болезни они нашла прекрасный выход не уничтожать близких людей, а уничтожать далёких из инета.
Дoчь*Cамурая
malcriada
«Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уже никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а, стало быть, входит в неуважение и к себе и к другим. Не уважая же никого, перестаёт любить, а чтобы не имея любви, занять себя и развлечь, предаётся страстям и грубым сладостям и доходит совсем до скотства в пороках своих, а всё от беспрерывной лжи и людям и себе самому.
Лгущий себе самому прежде всех и обидеться может. Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли? И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумывал или налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, — знает сам это, а всё-таки самый первый обижается до приятности, до ощущения большого удовольствия, а тем самым доходит до вражды истинной...»
«Братья Карамазовы»
Лгущий себе самому прежде всех и обидеться может. Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли? И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумывал или налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, — знает сам это, а всё-таки самый первый обижается до приятности, до ощущения большого удовольствия, а тем самым доходит до вражды истинной...»
«Братья Карамазовы»
Дoчь*Cамурая
malcriada
"..я долго ждал, но теперь толпы встречают меня, чтобы посмотреть как спорят между собой свет и тень..светлое и тёмное..ведь добро никогда не победит зло..они существуют только для того, чтобы вечно плодить сюжет... "
Вадим Демчог "Трансляция оттуда"
Вадим Демчог "Трансляция оттуда"
Дoчь*Cамурая
malcriada
"Небольшое отступление по поводу чувства оторванности от жизни у обеспокоенного большинства. Когда я был мальчишкой, нас было по крайней мере двое, тех, кто делал это нарочно, — Пабло Пикассо и я. Гений и двоечник. Двоечник ничего не делал, а гений чего только не делал — но оба нарочно. Это наша единственная точка соприкосновения.
Часто за воскресным столом взрослые прохаживались по поводу Пикассо: «Кошмар! Живопись для снобов! Невесть что выдается за великое искусство…»
Невзирая на эти толки, Пикассо заполнял собой все вокруг, словно водоросль: рисунок, живопись, гравюра, керамика, скульптура, театральные декорации, даже литература — все шло на «ура».
«Он, похоже, работает без передышки!»
Такая вот плодовитая водоросль, явившаяся из некоего чудовищного океана засорять собой бухты тихого искусства.
«Это просто оскорбление! Издевательство какое-то! Никогда не приму этого!»
Дошло до того, что однажды мне пришлось даже встать на защиту Пикассо. Я спросил даму, которая только что в энный раз повторила это обвинение, неужели она действительно считает, что сегодня утром Пикассо проснулся с мыслью быстренько сляпать новую картинку с единственной целью — поиздеваться над мадам Женевьевой Пеллегрю.
Все дело в том, что эти славные люди начинали испытывать чувство оторванности; они постепенно оказывались в одиночестве. Они приписывали художнику ужасающую способность поглощения всего и вся. Этот шарлатан являл собой воплощение нового мира, некоего угрожающего завтра, в котором орды Пикассо превратят всех Пеллегрю мира в одного большого дурака.
«Только не меня! Со мной он ничего не сделает!»
Женевьева Пеллегрю не знала, что на самом деле желудок — это она, что это она переварит Пабло Пикассо, как и все остальное, медленно, но верно, так что сорок лет спустя ее внуки будут разъезжать в одной из самых безобразных семейных машин, когда-либо придуманных человечеством, этаком гигантском суппозитории, которому новые Пеллегрю дадут имя художника и который в одно прекрасное воскресное утро привезет их умерить культурный зуд в Музей Пикассо."
Часто за воскресным столом взрослые прохаживались по поводу Пикассо: «Кошмар! Живопись для снобов! Невесть что выдается за великое искусство…»
Невзирая на эти толки, Пикассо заполнял собой все вокруг, словно водоросль: рисунок, живопись, гравюра, керамика, скульптура, театральные декорации, даже литература — все шло на «ура».
«Он, похоже, работает без передышки!»
Такая вот плодовитая водоросль, явившаяся из некоего чудовищного океана засорять собой бухты тихого искусства.
«Это просто оскорбление! Издевательство какое-то! Никогда не приму этого!»
Дошло до того, что однажды мне пришлось даже встать на защиту Пикассо. Я спросил даму, которая только что в энный раз повторила это обвинение, неужели она действительно считает, что сегодня утром Пикассо проснулся с мыслью быстренько сляпать новую картинку с единственной целью — поиздеваться над мадам Женевьевой Пеллегрю.
Все дело в том, что эти славные люди начинали испытывать чувство оторванности; они постепенно оказывались в одиночестве. Они приписывали художнику ужасающую способность поглощения всего и вся. Этот шарлатан являл собой воплощение нового мира, некоего угрожающего завтра, в котором орды Пикассо превратят всех Пеллегрю мира в одного большого дурака.
«Только не меня! Со мной он ничего не сделает!»
Женевьева Пеллегрю не знала, что на самом деле желудок — это она, что это она переварит Пабло Пикассо, как и все остальное, медленно, но верно, так что сорок лет спустя ее внуки будут разъезжать в одной из самых безобразных семейных машин, когда-либо придуманных человечеством, этаком гигантском суппозитории, которому новые Пеллегрю дадут имя художника и который в одно прекрасное воскресное утро привезет их умерить культурный зуд в Музей Пикассо."
Дoчь*Cамурая
malcriada
Эпоха постмодернизма - жизнь понарошку, отрицание правил и самого себя в том числе. Я - симулякр, как и все вокруг. Отношение к миру как к тексту, неживому, нереальному. И она ещё не наступила по-настоящему. Может обойдётся?
Что можно предложить ничто? Что можно ответить тому, что не хочет быть? Что сказать бездне, может засмеяться в её темноту?
Так же и с любовью.
Если ко мне у человека пустота. Если я ему не нравлюсь. Мне не заполнить ни одним шаром, не зацепить ни одним крючком и пики пролетят со свистом.
Что можно предложить ничто? Что можно ответить тому, что не хочет быть? Что сказать бездне, может засмеяться в её темноту?
Так же и с любовью.
Если ко мне у человека пустота. Если я ему не нравлюсь. Мне не заполнить ни одним шаром, не зацепить ни одним крючком и пики пролетят со свистом.
Дoчь*Cамурая
malcriada
Миф-заблуждение, который меня раздражает и встречается на каждом шагу, и при этом относится не только к моей области знаний (истории), но шире — к социальным и гуманитарным наукам и еще шире — к мировоззрению наших с вами соотечественников. Речь идет о пресловутом Западе, или Европе, который (которая) рассматривается то как антипод России, то как недостижимый идеал, куда нам нужно стремиться, но в любом случае это воображаемая общность, целостность, существование которой с незапамятных времен и до наших дней сомнению не подвергается. И эта воображаемая «единая Европа», а сейчас чаще всего — «Запад», рассматривается как «естественное» мерило, с которым наши правые и левые, либералы и консерваторы, почвенники и западники сопоставляют каждый шаг России (понимаемой тоже в качестве вечной сущности, от Рюрика до 2015 года)...
Почему этот «Запад» воображаемый? Потому что его точного местонахождения нельзя найти на карте. Более того, исторически центр так называемой западной цивилизации постоянно смещался. В эпоху Просвещения взоры всех образованных и культурных людей (не только в России, но и в Германии, США и т. д.) были прикованы к Франции. В XIX веке (после Наполеона) Запад ассоциировался с Европой, но, конечно, не всей: для русского дворянина «Запад» — это столицы крупнейших держав (Париж, Лондон, Берлин, Вена). Ну а в XX веке, особенно после Второй мировой войны, на первый план выдвинулись Соединенные Штаты, и сейчас для наших политиков «Запад» ассоциируется прежде всего с США и их европейскими союзниками.
Словом, «Запад» — исторически изменчивая конструкция, наполняемая разными смыслами и используемая в разных целях. Осмелюсь высказать гипотезу, что ее появление связано с процессом глобализации и становится заметно в начале Нового времени: видимо, в подобных словах и образах выстраивались отношения постоянно дрейфующего «центра» и «периферии». В России XVII века в роли «Запада» выступала Польша, которая для одних служила образцом для подражания, а для других была заклятым врагом и источником пагубного соблазна. С тех пор образцы менялись (Петр I, как известно, называл своими учителями шведов, хотя немало заимствовал и в других европейских странах), но потребность сравнивать себя с «заграницей» уже никогда не исчезала. В какой-то момент (точную дату назвать не решусь: нужны специальные изыскания, но не позднее начала XIX века) этот великий и ужасный Иной, в которого постоянно всматривается Россия, получил абстрактное название Запада.
Почему этот «Запад» воображаемый? Потому что его точного местонахождения нельзя найти на карте. Более того, исторически центр так называемой западной цивилизации постоянно смещался. В эпоху Просвещения взоры всех образованных и культурных людей (не только в России, но и в Германии, США и т. д.) были прикованы к Франции. В XIX веке (после Наполеона) Запад ассоциировался с Европой, но, конечно, не всей: для русского дворянина «Запад» — это столицы крупнейших держав (Париж, Лондон, Берлин, Вена). Ну а в XX веке, особенно после Второй мировой войны, на первый план выдвинулись Соединенные Штаты, и сейчас для наших политиков «Запад» ассоциируется прежде всего с США и их европейскими союзниками.
Словом, «Запад» — исторически изменчивая конструкция, наполняемая разными смыслами и используемая в разных целях. Осмелюсь высказать гипотезу, что ее появление связано с процессом глобализации и становится заметно в начале Нового времени: видимо, в подобных словах и образах выстраивались отношения постоянно дрейфующего «центра» и «периферии». В России XVII века в роли «Запада» выступала Польша, которая для одних служила образцом для подражания, а для других была заклятым врагом и источником пагубного соблазна. С тех пор образцы менялись (Петр I, как известно, называл своими учителями шведов, хотя немало заимствовал и в других европейских странах), но потребность сравнивать себя с «заграницей» уже никогда не исчезала. В какой-то момент (точную дату назвать не решусь: нужны специальные изыскания, но не позднее начала XIX века) этот великий и ужасный Иной, в которого постоянно всматривается Россия, получил абстрактное название Запада.
Дoчь*Cамурая
malcriada
Человеку кажется, что его постоянно обманывают, вечно оставляют в дураках, и это, конечно, правда, но только за этим не кроется никакой загадки — миром управляют элиты и их интересы, которые вечно конфликтуют между собой, постоянно меняются и почти никогда не заботятся о человеке с улицы.
Но было бы чрезвычайно наивно верить, что есть какой-то один надежно законспирированный манипулятивный центр, неизменно равный себе и злокозненный по своей сущности, который протянул свои страшные щупальца повсюду.
Но было бы чрезвычайно наивно верить, что есть какой-то один надежно законспирированный манипулятивный центр, неизменно равный себе и злокозненный по своей сущности, который протянул свои страшные щупальца повсюду.
Дoчь*Cамурая
malcriada
На подходах к дому с пальмы упал кокос в двух шагах от моей головы. Интересные ощущения - ты слышишь, как он падает, но по звуку ты не можешь определить, в какую сторону метнуться. Хочешь накрыть голову руками, но он тем временем уже упал, и ты успеваешь это услышать, поэтому только постфактум втягиваешь голову в плечи. А кокос, твердый и неупругий, под воздействием силы удара отпрыгивает от твердого и неупругого асфальта и падает еще раз, в десятке сантиметров от твоей ноги. Кажется, у кого-то сегодня запасной день рожденья.
Дoчь*Cамурая
malcriada
А еще вчера крыса подошла и дружелюбно понюхала мою ногу.
Это не такие крысы, которые крысы-крысы, а такие, которых мы прозвали морскими свинкамичтобы мне было не так страшно. Они и правда похожи на морских свинок: большие, гладкие, лоснящие, с густой блестящей темной шерстью, так что один знакомый, помню, предположил, что местные моют их шампунем. Еще кто-то пытался назвать их капибарами. Но какие капибары в Индии.
И вот мы сидим в кафе с моей любимой кошкой, я работаю, она спит. А эти так и бегают туда-сюда. Я пыталась спрашивать у персонала, кто это такие. Почему-то когда спрашиваешь у индийцев что-то насчет местной фауны, сразу получается полный затык. Они не понимают от слова совсем.
И вот она подходит и нюхает мой палец (а кошка даже не проснулась). Я издаю довольно умеренный, если учесть ситуацию, легкий вскрик. Персонал сбегается узнать, в чем дело. Я опять объясняю про морских свинок. В этом месте они сразу все всё понимают, собираются в кружок вокруг меня и повторяют название этих крыс на родном языке с улыбкой умиления. Удивительные люди.
Я решила, что это либо к деньгам, либо к долгой жизни. Логично же.
Это не такие крысы, которые крысы-крысы, а такие, которых мы прозвали морскими свинками
И вот мы сидим в кафе с моей любимой кошкой, я работаю, она спит. А эти так и бегают туда-сюда. Я пыталась спрашивать у персонала, кто это такие. Почему-то когда спрашиваешь у индийцев что-то насчет местной фауны, сразу получается полный затык. Они не понимают от слова совсем.
И вот она подходит и нюхает мой палец (а кошка даже не проснулась). Я издаю довольно умеренный, если учесть ситуацию, легкий вскрик. Персонал сбегается узнать, в чем дело. Я опять объясняю про морских свинок. В этом месте они сразу все всё понимают, собираются в кружок вокруг меня и повторяют название этих крыс на родном языке с улыбкой умиления. Удивительные люди.
Я решила, что это либо к деньгам, либо к долгой жизни. Логично же.
Дoчь*Cамурая
malcriada
Случается с человеком несчастье — он рождается. Не было его не было, а теперь есть. «Какое же это несчастье?!» - завопит придирчивый живой жизнелюб — это же как раз наоборот: радость природы, продолжение рода! Так то ж неразумная природа, а он человек — родился, разумный... и любит зелёный цвет. Вот если бы он гусеничкой родился — было бы счастье. Больше всего на свете новый человек любит зелёный цвет! И с самого детства одолевает его идея выразить свою любовь. Сначала он не знает, как. А потом добрые родители купили ему краски и карандаши. Добрые родители хотели, чтобы их ребёнок был особенным, проявлял таланты. А он любил зелёный цвет, таланты ему были до фиолетовой лампочки. Только добрые родители об этом пока не знали.
Ребёнок выбрал все оттенки зелёного из коробок с карандашами и красками и принялся выражать свою любовь к зелёному с помощью рисования. Говорю же вам: с человеком случилось несчастье! Он рисовал и рисовал — разное, всякое и всё-всё зелёное: зелёных людей и лошадей, и зелёных кошек, зелёные облака и зелёные розы и слёзы и морозы и даже морковь! А потом и узоры из зелёных линий и ещё зелёную музыку: соло для контрабаса, может быть особенно зелёным, почти как еловый лес в сумерках. Или вот натуральная валторна способна издать такой приторно зелёный звук, как блик вечернего солнца на болотной глади. А теноровый саксофон умеет плеваться салатными лягушками — скользкими, блестящими — зелёными до совершенной ядовитости. Столько всего зелёного в музыке… и это можно нарисовать!
Он рисовал. А добрые родители сначала очень радовались, ну, как все родители радуются первым ребячьим каракулям. Палка-палка-огуречик: зелёненькая чупакабра, но первая же, первая! Потом стали замечать, что у ребёнка почему-то все чупакабры зелёненькие. Пытались тихой сапой подсунуть ему красных карандашей. Но он не любил красный! Он любил зелёный!
Когда же ребёнок подрос — стал совсем подросток, вот беда, зеленую блажь не бросил. Родители забеспокоились — ребёнок у них, конечно, талантливый, особенный, но всё же странно это как-то — всё-всё странно. Ну, ладно зелёные люди и лошади, ну, кошки зелёные — чёрт с ними. Все зелёные, ну хоть похожи на нормальных зверей! Вот если бы заставить его хоть как-нибудь рисовать всё красное, раз он так к одному цвету привязан, руки-то, руки у него откуда надо растут — не Репин, но ничего так, красное хотя бы рисовал — понятно бы. Красный — символ богатства, здоровья и вообще всего хорошего. Красный, он же такой прекрасный, ну! Красных кошек можно было бы выдать за львов-защитников — подкудрявить их немножко, и сойдут за львов. Красных людей нарядить в длинное, назвать монахами, или не знаю, богами удачи — видите какие они красные, так у них всё хорошо, аж покраснели. А зелёные? Зачем нужны зелёные люди? Глупость какая, зелёными должны быть только листья, трава должна быть зелёной, не облака и не лошади! Зелёные облака иногда случаются, но это же совсем плохо — это же предвестие беды — урагана, грозы. Ужасно. И ещё ужаснее: подросток вдруг начал рисовать совсем невразумительную зелень — завихрения какие-то, кружки-чёрточки и, о ужас, ломаные кривые! Что это вообще такое? Бессмыслица. Вот если бы завихрения были красными, то хотя бы можно было списать всё на древний смысл красного цвета. Зачем зелёный — он просто цвет, не важный цвет.
Добрые родители так разволновались, что решили отвести своего подростка к онмёдзи. Может быть в мальчика вселились злые зелёные духи? И колдун поможет.
Колдун не помог. Сказал, что от безделья все проблемы и потакания слабостям, пускай парень займётся чем-нибудь полезным. Любит зелёный цвет, пусть идёт к старому рынку, там надо покрасить большой забор в зелёный, чтоб с пейзажем сливался. Главное с пейзажем слиться — зелёное с зелёным — отличное сочетание. И вообще парень уже почти взрослый, пора ему думать о будущем! А он думает только о зелёном. Нехорошо!
Сначала добрые родители отправили сына красить забор. Онмёдзи дал толковый совет.
Я же говорю вам: с человеком случилось несчастье! Он родился! Родился и понял, что больше всего на свете любит зелёный цвет. Научился выражать свою любовь, потому что сначала ему не мешали. А больше он вообще ничему не научился — не до того было — наивный человек. Бывает. А самое большое несчастье случилось с ним в тот момент, когда он понял, в чём смысл его жизни: в том чтобы по-своему выражать любовь к зелёному цвету! Такой бессмысленный смысл! Жестокая ошибка природы, все вокруг любят красный, и его зелёные картины никому не нужны. А тут ещё добрые родители, решили, - сам-то он не алё, - что хватит их ребёнку заниматься зелёной бесполезной чепухой, ведь такой талантливый и способный, такой выносливый! Странненький немножко, но вот женится и поумнеет...
Сначала парень покрасил один забор, потом другой. Хорошо получилось — ровно — есть в жизни дело — не пропадёшь. И в зелёный же — красиво! Ещё покрасил и ещё. Временами у него появлялась минутка, чтобы порисовать свою выразительную зелень, но заборы множились, а минутки таяли. Он, конечно, красил заборы зелёной краской и всякий раз старался выпросить у заборовладельцев новый оттенок зелени для следующего забора. Но это всё было не то. Ха, ещё бы! Зелёное соло для контрабаса — ха-ха! Зелёных заборов тебе пачку с водокачкой — взрослый, зарабатывай на еду сам и не занимайся никому не нужной ерундой! Кружочки-чёрточки, ломаные кривые!
Родители сожалели, что ребёнок у них вышел такой несуразный — совсем не приспособленный к жизни, но хоть с голоду не помрёт — заборы его прокормят. Вот женить бы его ещё, и можно было бы тогда успокоиться. Сам бестолковый, так, может, хоть жена разумная попадётся, отвадит от зелёной страсти-мордасти-напасти, любовь она ведь людей меняет, да.
Родители старались изо всех сил — намекнуть, направить, вразумить аккуратненько, а иногда и сетовали, что если б не они, то никто бы не купил ему зелёных красок и зелёных карандашей и не нашёл бы он работы такой, чтобы вот тоже с зелёным цветом — всем в жизни он им обязан, и хоть раз должен выполнить их желание. Должен жениться! И станет хорошо.
Парень докрасил зелёным последний в городе забор, на заработанные деньги купил ружьё, ушёл на мусорную гору и застрелился. И вместо зелёных мыслей стала красная кашица. Зато красная!
И тут с ним наконец-то случалось счастье. Как вы уже поняли, первая часть истории, была только вступлением. Это ведь всё дурацкая сказка. А во всех дурацких сказках даже с самыми несчастными оболтусами случаются чудеса. Это в реальности мёртвый человек, просто труп, а в сказке он может переродиться как-нибудь затейливо. Так и случилось.
Зачем любитель всего зелёного пошёл умирать на мусорную гору, я понятия не имею.
Застрелился слабый человек. Прав был старик Дарвин — выживает сильнейший. А этот — фи - слабый же, можно было и так и эдак и ещё три миллиона решений, а он дурак дураком. Все горазды безногого плясать научить, чего уж, куда проще-то — крась заборы и крась! А если жениться, ну пусть жена в зелёном платье ходит или волосы в зелёный цвет выкрасит — это всё мелочи! Пустяки.
Поздно. С глупым человеком уже случилось счастье — его больше нет.
Ну, это он так сначала подумал, что случилось с ним счастье. Стоп. Как же он подумал, если его больше нет. Так он ведь самоубийца — стал злым духом. А злым духом быть совсем караул — в призрачной руке карандаш не удержишь, кисточку не зажмёшь, краску не подцепишь. Какая моральная мораль-то вышла: цени то что имеешь... даже если оно имеет тебя — через раз ведь и с поблажками и опять же краска-то зелёная — а ну радуйся — видишь, у тебя есть зелёная краска... и забор! А у злого духа-то нету!
И начал злой на свалке буянить. Поймал его мусорный Нуши, превратил в соевый боб и забросил подальше. Мусорный Нуши тоже не сахарок, заколебался, ушибленных отлавливать, ко всем с улыбкой — хлоп и нет проблемы, а соевый боб в помойке затеряется. И тишина!
Однако дух-боб, буйный негодяй, прорасти умудрился и снова давай шуметь. Тогда Нуши его сунул в старую бочку и цементом залил. Но проросток же дух и к тому же теперь очень злой — цемент ему нипочём — пророс и из бочки — рога отрастил и проковырял себе выход. Вот же ж недоразумение на нушину голову, тут поди с мусорной горой разберись, а ещё и злые духи вечно откуда-нибудь повылезут! Вот упёртый! Нуши вздохнул тягостно и сказал злому духу:
- Хватит! Теперь ты Такезуко и потому будешь мне служить, а не грохотать бочками ночи напролёт! Развелось тут долбодятлов, хоть беруши покупай!
Дух хотел было возмутиться, но разве можно возразить хозяину горы, на которой ты умер — нет. Нуши он ведь зачем нужен — не для красоты, и не так просто завёлся, а для равновесия, чтобы всё живое и мёртвое было на своём месте. В общем он специально мудрый чувак, поэтому расспросил Такезуко с чего тот, надоедливый нудила упал ему на голову среди ночи, а узнав всю историю сказал:
- О, значит тебя послала ко мне Судьба! Снова сделать тебя человеком я не могу, так что зелень теперь в твоём распоряжении только одна: природная — ходи травой любуйся. Выбор ты уже сделал. А чтобы травы наросло больше, а мусора меньше, вот тебе ещё одно важное предназначение: ходи в город и вразумляй людей, которые пытаются собственную жизнь бросить, а в чужую влезть, как в разношенную калошу. Каждому своя - негоже павлину в рыбью чешую рядиться или карасю лисий хвост отращивать! Будет каждый сам себе павлин, карась, лиса и человек, станут счастливее и гадить будут поменьше... и в положенных местах. Пускай у них упрямство при жизни отрастает.Так появился Такезуко - покровитель чокнутых художников. Художники всё же нужны, иногда даже чокнутые, и пусть все вокруг любят красный, а кто-то один — зелёный, ну, для разнообразия. «Странное тоже может быть красивым!» - сказал Кэп - «Красота не бывает зря! Даже если она вся целиком с какого-то перепугу зелёная, как последняя весенняя сопля гайморитного хроника.»
Ребёнок выбрал все оттенки зелёного из коробок с карандашами и красками и принялся выражать свою любовь к зелёному с помощью рисования. Говорю же вам: с человеком случилось несчастье! Он рисовал и рисовал — разное, всякое и всё-всё зелёное: зелёных людей и лошадей, и зелёных кошек, зелёные облака и зелёные розы и слёзы и морозы и даже морковь! А потом и узоры из зелёных линий и ещё зелёную музыку: соло для контрабаса, может быть особенно зелёным, почти как еловый лес в сумерках. Или вот натуральная валторна способна издать такой приторно зелёный звук, как блик вечернего солнца на болотной глади. А теноровый саксофон умеет плеваться салатными лягушками — скользкими, блестящими — зелёными до совершенной ядовитости. Столько всего зелёного в музыке… и это можно нарисовать!
Он рисовал. А добрые родители сначала очень радовались, ну, как все родители радуются первым ребячьим каракулям. Палка-палка-огуречик: зелёненькая чупакабра, но первая же, первая! Потом стали замечать, что у ребёнка почему-то все чупакабры зелёненькие. Пытались тихой сапой подсунуть ему красных карандашей. Но он не любил красный! Он любил зелёный!
Когда же ребёнок подрос — стал совсем подросток, вот беда, зеленую блажь не бросил. Родители забеспокоились — ребёнок у них, конечно, талантливый, особенный, но всё же странно это как-то — всё-всё странно. Ну, ладно зелёные люди и лошади, ну, кошки зелёные — чёрт с ними. Все зелёные, ну хоть похожи на нормальных зверей! Вот если бы заставить его хоть как-нибудь рисовать всё красное, раз он так к одному цвету привязан, руки-то, руки у него откуда надо растут — не Репин, но ничего так, красное хотя бы рисовал — понятно бы. Красный — символ богатства, здоровья и вообще всего хорошего. Красный, он же такой прекрасный, ну! Красных кошек можно было бы выдать за львов-защитников — подкудрявить их немножко, и сойдут за львов. Красных людей нарядить в длинное, назвать монахами, или не знаю, богами удачи — видите какие они красные, так у них всё хорошо, аж покраснели. А зелёные? Зачем нужны зелёные люди? Глупость какая, зелёными должны быть только листья, трава должна быть зелёной, не облака и не лошади! Зелёные облака иногда случаются, но это же совсем плохо — это же предвестие беды — урагана, грозы. Ужасно. И ещё ужаснее: подросток вдруг начал рисовать совсем невразумительную зелень — завихрения какие-то, кружки-чёрточки и, о ужас, ломаные кривые! Что это вообще такое? Бессмыслица. Вот если бы завихрения были красными, то хотя бы можно было списать всё на древний смысл красного цвета. Зачем зелёный — он просто цвет, не важный цвет.
Добрые родители так разволновались, что решили отвести своего подростка к онмёдзи. Может быть в мальчика вселились злые зелёные духи? И колдун поможет.
Колдун не помог. Сказал, что от безделья все проблемы и потакания слабостям, пускай парень займётся чем-нибудь полезным. Любит зелёный цвет, пусть идёт к старому рынку, там надо покрасить большой забор в зелёный, чтоб с пейзажем сливался. Главное с пейзажем слиться — зелёное с зелёным — отличное сочетание. И вообще парень уже почти взрослый, пора ему думать о будущем! А он думает только о зелёном. Нехорошо!
Сначала добрые родители отправили сына красить забор. Онмёдзи дал толковый совет.
Я же говорю вам: с человеком случилось несчастье! Он родился! Родился и понял, что больше всего на свете любит зелёный цвет. Научился выражать свою любовь, потому что сначала ему не мешали. А больше он вообще ничему не научился — не до того было — наивный человек. Бывает. А самое большое несчастье случилось с ним в тот момент, когда он понял, в чём смысл его жизни: в том чтобы по-своему выражать любовь к зелёному цвету! Такой бессмысленный смысл! Жестокая ошибка природы, все вокруг любят красный, и его зелёные картины никому не нужны. А тут ещё добрые родители, решили, - сам-то он не алё, - что хватит их ребёнку заниматься зелёной бесполезной чепухой, ведь такой талантливый и способный, такой выносливый! Странненький немножко, но вот женится и поумнеет...
Сначала парень покрасил один забор, потом другой. Хорошо получилось — ровно — есть в жизни дело — не пропадёшь. И в зелёный же — красиво! Ещё покрасил и ещё. Временами у него появлялась минутка, чтобы порисовать свою выразительную зелень, но заборы множились, а минутки таяли. Он, конечно, красил заборы зелёной краской и всякий раз старался выпросить у заборовладельцев новый оттенок зелени для следующего забора. Но это всё было не то. Ха, ещё бы! Зелёное соло для контрабаса — ха-ха! Зелёных заборов тебе пачку с водокачкой — взрослый, зарабатывай на еду сам и не занимайся никому не нужной ерундой! Кружочки-чёрточки, ломаные кривые!
Родители сожалели, что ребёнок у них вышел такой несуразный — совсем не приспособленный к жизни, но хоть с голоду не помрёт — заборы его прокормят. Вот женить бы его ещё, и можно было бы тогда успокоиться. Сам бестолковый, так, может, хоть жена разумная попадётся, отвадит от зелёной страсти-мордасти-напасти, любовь она ведь людей меняет, да.
Родители старались изо всех сил — намекнуть, направить, вразумить аккуратненько, а иногда и сетовали, что если б не они, то никто бы не купил ему зелёных красок и зелёных карандашей и не нашёл бы он работы такой, чтобы вот тоже с зелёным цветом — всем в жизни он им обязан, и хоть раз должен выполнить их желание. Должен жениться! И станет хорошо.
Парень докрасил зелёным последний в городе забор, на заработанные деньги купил ружьё, ушёл на мусорную гору и застрелился. И вместо зелёных мыслей стала красная кашица. Зато красная!
И тут с ним наконец-то случалось счастье. Как вы уже поняли, первая часть истории, была только вступлением. Это ведь всё дурацкая сказка. А во всех дурацких сказках даже с самыми несчастными оболтусами случаются чудеса. Это в реальности мёртвый человек, просто труп, а в сказке он может переродиться как-нибудь затейливо. Так и случилось.
Зачем любитель всего зелёного пошёл умирать на мусорную гору, я понятия не имею.
Застрелился слабый человек. Прав был старик Дарвин — выживает сильнейший. А этот — фи - слабый же, можно было и так и эдак и ещё три миллиона решений, а он дурак дураком. Все горазды безногого плясать научить, чего уж, куда проще-то — крась заборы и крась! А если жениться, ну пусть жена в зелёном платье ходит или волосы в зелёный цвет выкрасит — это всё мелочи! Пустяки.
Поздно. С глупым человеком уже случилось счастье — его больше нет.
Ну, это он так сначала подумал, что случилось с ним счастье. Стоп. Как же он подумал, если его больше нет. Так он ведь самоубийца — стал злым духом. А злым духом быть совсем караул — в призрачной руке карандаш не удержишь, кисточку не зажмёшь, краску не подцепишь. Какая моральная мораль-то вышла: цени то что имеешь... даже если оно имеет тебя — через раз ведь и с поблажками и опять же краска-то зелёная — а ну радуйся — видишь, у тебя есть зелёная краска... и забор! А у злого духа-то нету!
И начал злой на свалке буянить. Поймал его мусорный Нуши, превратил в соевый боб и забросил подальше. Мусорный Нуши тоже не сахарок, заколебался, ушибленных отлавливать, ко всем с улыбкой — хлоп и нет проблемы, а соевый боб в помойке затеряется. И тишина!
Однако дух-боб, буйный негодяй, прорасти умудрился и снова давай шуметь. Тогда Нуши его сунул в старую бочку и цементом залил. Но проросток же дух и к тому же теперь очень злой — цемент ему нипочём — пророс и из бочки — рога отрастил и проковырял себе выход. Вот же ж недоразумение на нушину голову, тут поди с мусорной горой разберись, а ещё и злые духи вечно откуда-нибудь повылезут! Вот упёртый! Нуши вздохнул тягостно и сказал злому духу:
- Хватит! Теперь ты Такезуко и потому будешь мне служить, а не грохотать бочками ночи напролёт! Развелось тут долбодятлов, хоть беруши покупай!
Дух хотел было возмутиться, но разве можно возразить хозяину горы, на которой ты умер — нет. Нуши он ведь зачем нужен — не для красоты, и не так просто завёлся, а для равновесия, чтобы всё живое и мёртвое было на своём месте. В общем он специально мудрый чувак, поэтому расспросил Такезуко с чего тот, надоедливый нудила упал ему на голову среди ночи, а узнав всю историю сказал:
- О, значит тебя послала ко мне Судьба! Снова сделать тебя человеком я не могу, так что зелень теперь в твоём распоряжении только одна: природная — ходи травой любуйся. Выбор ты уже сделал. А чтобы травы наросло больше, а мусора меньше, вот тебе ещё одно важное предназначение: ходи в город и вразумляй людей, которые пытаются собственную жизнь бросить, а в чужую влезть, как в разношенную калошу. Каждому своя - негоже павлину в рыбью чешую рядиться или карасю лисий хвост отращивать! Будет каждый сам себе павлин, карась, лиса и человек, станут счастливее и гадить будут поменьше... и в положенных местах. Пускай у них упрямство при жизни отрастает.Так появился Такезуко - покровитель чокнутых художников. Художники всё же нужны, иногда даже чокнутые, и пусть все вокруг любят красный, а кто-то один — зелёный, ну, для разнообразия. «Странное тоже может быть красивым!» - сказал Кэп - «Красота не бывает зря! Даже если она вся целиком с какого-то перепугу зелёная, как последняя весенняя сопля гайморитного хроника.»
Дoчь*Cамурая
malcriada
Выйдите сегодня на центральную площадь вашего города и посмотрите вокруг — люди спешат на работу, машины толкаются в пробках, обычный день в стеклах витрин. Все живут своей жизнью, частью которой вы не являетесь. Поразительная особенность: по-настоящему одиноким себя можно ощутить только среди множества людей. А теперь представьте, что вас нет. То есть, не здесь нет, а нет вообще. Вас не существует — вы растворились, рассыпались, умерли. Вас нет. Абонент недоступен, попробуйте сюда больше не звонить… (я — разбитое сердце Джека).
И что же, конец света, всеобщий траур, слезы безутешных? Шокирующее осознание — ничего не изменилось, никто не бьется в истерике, свет в окнах по-прежнему горит, люди продолжают идти дальше. Сам факт вашего существования никого не интересует, никого не будет волновать и ваше отсутствие. Вы (в вашем мировоззрении — центр вселенной) для всех остальных — второстепенный персонаж, декорация, фон их собственной жизни. У вас нет имени, нет лица (серая масса — это про вас, не ожидали?), нет индивидуальности как таковой. Сотни проходящих мимо вас людей, вас не видят, ваших гениальных мыслей не слышали и о вашем чертовски богатом внутреннем мире ничего не знают. Им плевать. Им всем.
И что же, конец света, всеобщий траур, слезы безутешных? Шокирующее осознание — ничего не изменилось, никто не бьется в истерике, свет в окнах по-прежнему горит, люди продолжают идти дальше. Сам факт вашего существования никого не интересует, никого не будет волновать и ваше отсутствие. Вы (в вашем мировоззрении — центр вселенной) для всех остальных — второстепенный персонаж, декорация, фон их собственной жизни. У вас нет имени, нет лица (серая масса — это про вас, не ожидали?), нет индивидуальности как таковой. Сотни проходящих мимо вас людей, вас не видят, ваших гениальных мыслей не слышали и о вашем чертовски богатом внутреннем мире ничего не знают. Им плевать. Им всем.
Дoчь*Cамурая
malcriada
Санька провёл большим пальцем по горлу.
— Да ну, — Егор осторожно улыбнулся. — С чего ей обижать кого-то? Она же хорошей была, нашей.
Произнеся это, мальчик вдруг понял, что оспаривает характер призрака, а не сам факт его существования.
— При жизни, да, — сказал Ревякин. — Но теперь она не различает, где немец, а где свой. Её в гестапо с ума свели пытками. Вот она и забирает всех без разбора, кто в одиночку сюда явится.
— Да ну, — Егор осторожно улыбнулся. — С чего ей обижать кого-то? Она же хорошей была, нашей.
Произнеся это, мальчик вдруг понял, что оспаривает характер призрака, а не сам факт его существования.
— При жизни, да, — сказал Ревякин. — Но теперь она не различает, где немец, а где свой. Её в гестапо с ума свели пытками. Вот она и забирает всех без разбора, кто в одиночку сюда явится.
Andre Linoge
CoХatый
Тонанцин не любила солнца, которое с хрустом ломалось в ее руках, иссушая ее сказочную скользкую кожу и впрыскивая в ее желудочные соки смертельную кислоту молочно-белого ила. Тонанцин сама уже не выдерживала вони, исходившей из ее подмышек, ее рта и самого носа, а еще более того — кислоты своей израненной вульвы, своего сморщившегося ануса и своего дыхания, от которого столь любимые ею лисы и совы, приближаясь к ней, дохли как мухи. Ей самой уже было невмоготу от горького привкуса собственной разлагающейся слюны. Что с ней происходило?
И она призвала Шамана, своего избранника. Он не солжет ей. Воздух сделался шершавым от продолжающейся вибрации, это не невидимые лучи солнца, пронзающие тела, это печаль агонизирующей, безмолвно стонущей Матери. Она не может вынести звука, с каким трескается ее спинной мозг, иссыхающий в наполненном ужасом Космосе. Богиня агонизирует.
И она призвала Шамана, своего избранника. Он не солжет ей. Воздух сделался шершавым от продолжающейся вибрации, это не невидимые лучи солнца, пронзающие тела, это печаль агонизирующей, безмолвно стонущей Матери. Она не может вынести звука, с каким трескается ее спинной мозг, иссыхающий в наполненном ужасом Космосе. Богиня агонизирует.
Дoчь*Cамурая
malcriada
Некогда белая, а теперь рыжая рука пронеслась в полуметре от его макушки и ударила в стену. Разлетелась на гипсовые осколки, обнажив каркас — рифлёный металлический стержень.
Неспешно, как во сне, вратарь стал пятиться, а ОНА вошла в квартиру.
Ей приходилось пригибаться, чтобы не задевать дверной косяк. Ниже гипсовой юбки, вместо ног, у неё были два длинных и ржавых прута арматуры. Она двигалась плавно и осторожно, как гимнаст на ходулях. Тонкие палки-протезы отстукивали шаги.
Цок-цок.
Цок-цок.
От статуи остался лишь торс, юбка, голова и левая рука. Девочка-прутики встала напротив дяди Руслана.
— Значит всё правда, — сказал он.
Заменяющий правую руку стержень вонзился бывшему футболисту в щёку, под скулой. Он не закричал. Проворачивая прут, пионерка ввинтила железо в череп. Кожа на лице дяди Руслана натянулась, превратилась в подобие мокрого перекрученного полотенца. Прут проткнул голову насквозь, вышел из основания шеи и пригвоздил мужчину к стене. Его глаза закатились, и он обмяк.
Всё это заняло не больше минуты.
Статуя выдернула железную руку, позволив трупу упасть, и повернулась к мальчику.
Егор забыл дышать. Парализованный страхом, он смотрел, как голем приближается. Будто жуткая цапля на металлических лапках.
Пионерка вошла в комнату. Нагнулась над пленником. Её бело-жёлтое гипсовое лицо отразилось в зрачках Егора. И хотя у статуи не было глаз, она тоже смотрела на него глазными впадинами.
— Я не немец, — сдавленно произнёс мальчик. — Я свой, я Егор Казотов, я не немец...
Металлическая рука уткнулась ему в грудь.
Егор попробовал зажмуриться, но веки ему не подчинялись.
— Не немец...
Пионерка склонила голову на бок. Прут скользнул вниз и освободил кисти мальчика от верёвок.
— Я свой, — твердил Егор, не понимая, что произошло.
И она ушла. Не проронив ни слова, потому что рот её был сжат и запечатан навсегда. В коридоре она поддела прутом дядю Руслана и унесла с собой.
Неспешно, как во сне, вратарь стал пятиться, а ОНА вошла в квартиру.
Ей приходилось пригибаться, чтобы не задевать дверной косяк. Ниже гипсовой юбки, вместо ног, у неё были два длинных и ржавых прута арматуры. Она двигалась плавно и осторожно, как гимнаст на ходулях. Тонкие палки-протезы отстукивали шаги.
Цок-цок.
Цок-цок.
От статуи остался лишь торс, юбка, голова и левая рука. Девочка-прутики встала напротив дяди Руслана.
— Значит всё правда, — сказал он.
Заменяющий правую руку стержень вонзился бывшему футболисту в щёку, под скулой. Он не закричал. Проворачивая прут, пионерка ввинтила железо в череп. Кожа на лице дяди Руслана натянулась, превратилась в подобие мокрого перекрученного полотенца. Прут проткнул голову насквозь, вышел из основания шеи и пригвоздил мужчину к стене. Его глаза закатились, и он обмяк.
Всё это заняло не больше минуты.
Статуя выдернула железную руку, позволив трупу упасть, и повернулась к мальчику.
Егор забыл дышать. Парализованный страхом, он смотрел, как голем приближается. Будто жуткая цапля на металлических лапках.
Пионерка вошла в комнату. Нагнулась над пленником. Её бело-жёлтое гипсовое лицо отразилось в зрачках Егора. И хотя у статуи не было глаз, она тоже смотрела на него глазными впадинами.
— Я не немец, — сдавленно произнёс мальчик. — Я свой, я Егор Казотов, я не немец...
Металлическая рука уткнулась ему в грудь.
Егор попробовал зажмуриться, но веки ему не подчинялись.
— Не немец...
Пионерка склонила голову на бок. Прут скользнул вниз и освободил кисти мальчика от верёвок.
— Я свой, — твердил Егор, не понимая, что произошло.
И она ушла. Не проронив ни слова, потому что рот её был сжат и запечатан навсегда. В коридоре она поддела прутом дядю Руслана и унесла с собой.
Дoчь*Cамурая
malcriada
Вот так. Лют о таком даже и не думал. Он мог предположить, что она будет отпираться или наоборот – рассказывать подробности, насмехаясь. Но так… Лют заплакал. Маэв взяла его за подбородок свободной рукой, не отрывая ножа от шеи, и ударила затылком о дверь – раз, другой. Он не смог поднять левую руку, а правая оказалась совсем уж слаба. Безразличным взглядом, каким-то краем разума, чувствуя, что угорает в дыму, Лют посмотрел вниз и увидел, что сидит в луже крови, большой луже.. наверное, нож задел вены. Дверь отворилась, и Лют, потеряв опору, упал на спину, на крыльцо. Его сволокли вниз по ступеням.
- Ого какой! – донесся до него заинтересованный голос Маэв. – Я так понимаю, пока ты не пожрешь, меня не пропустишь?
Лют лежал на спине, снег падал на лицо, такой приятный, холодный… Наконец-то не пахло дымом, все утонуло в железном запахе крови… и еще чего-то… В поле зрения вплыла морда и Лют поразился, насколько велик Зверь – он занял тело коня целиком, раздул его, шкура лопнула, натянувшись на выросших костях, голые ребра покрывала стеклянная розовая слизь, разросшиеся позвонки складывали могучую, перевитую черными лентами шею, лошадиная голова расщепилась на тонкие лучины костей, образовав словно венец клыков, нижняя челюсть разошлась надвое, как жвала, в окровавленных зубах застряла шерсть. Уродливое тяжелое копыто наступило Люту на живот и он закричал, слабо, бессильно.
- Ешь, ешь, - сказала Маэв где-то за краем видимого мира. – Потом кататься поедем!
- Ого какой! – донесся до него заинтересованный голос Маэв. – Я так понимаю, пока ты не пожрешь, меня не пропустишь?
Лют лежал на спине, снег падал на лицо, такой приятный, холодный… Наконец-то не пахло дымом, все утонуло в железном запахе крови… и еще чего-то… В поле зрения вплыла морда и Лют поразился, насколько велик Зверь – он занял тело коня целиком, раздул его, шкура лопнула, натянувшись на выросших костях, голые ребра покрывала стеклянная розовая слизь, разросшиеся позвонки складывали могучую, перевитую черными лентами шею, лошадиная голова расщепилась на тонкие лучины костей, образовав словно венец клыков, нижняя челюсть разошлась надвое, как жвала, в окровавленных зубах застряла шерсть. Уродливое тяжелое копыто наступило Люту на живот и он закричал, слабо, бессильно.
- Ешь, ешь, - сказала Маэв где-то за краем видимого мира. – Потом кататься поедем!
Дoчь*Cамурая
malcriada
Вот в точку.)))
"— Да, конечно. Даже книги об этом написаны. Полет по туннелю и все такое... Но я был там одиннадцать минут, не забывайте. Я прошел дальше других. Тех, которые смогли вернуться, конечно. И я видел, что — там.
— И что же? — заинтересовался я.
Я увидел, как лицо Джексона, остававшееся, если верить прессе, бесстрастным, когда он рассказывал полиции о совершенных им зверских убийствах и выслушивал собственный смертный приговор — вдруг исказилось и побледнело, даже посерело, за какой-то миг. Мне доводилось читать о таком в книгах, и я всегда считал это литературным штампом, но теперь увидел, как это происходит в действительности. И это был не просто ужас, который невозможно симулировать, который может быть рожден лишь воспоминанием о подлинных событиях (и каковы же должны быть сами события, если одно лишь воспоминание о них превращает лицо в жуткую маску мертвеца?!) — нет, в этой гримасе читалось еще и подкатившее комом к горлу непреодолимое отвращение.
— Там — Он, — глухо произнес Джексон.
— Кто? Бог? — не понял я. Впрочем, выражение лица моего визави скорее наводило на обратную мысль: — Дьявол?
— Называйте его, как хотите, — к Джексону вернулся его прежний брюзгливый тон. — Он внушил вам мысль, что их двое, все дуалистические религии держатся на этом, заманивая все новых и новых несчастных идиотов... но на самом деле Он один. Творец. Создатель. Он, или, скорее, оно... Душа должна вернуться к своему создателю, так? Но с чего вы все взяли, что это делается для вашего блаженства?! — теперь Джексон почти кричал. — Что Его вообще интересует чье-то блаженство, кроме Его собственного? И ведь, главное, все лежит на поверхности! Порой его служители проговариваются открытым текстом — впрочем, даже и они слепы и не понимают, ЧЕМУ служат... не понимают, что никакой награды и исключения для них не будет... Паства, да. Любимый христианский образ, куда уж яснее. И хоть бы кто задумался — а для ЧЕГО овцы пастуху, а точнее — хозяину стада? КАКУЮ роль он им готовит?
— То есть, вы хотите сказать...
— Мы — Его пища. Для этого Оно нас создало, и в этом единственный смысл нашего существования. А грешники, праведники, верующие, неверующие — это все не имеет никакого значения. Это пустые ярлыки, которыми мы тешим себя в нашем стойле. На самом деле кого волнуют убеждения корма?
— Ну, это, конечно, любопытная гипотеза... — протянул я.
— Это не гипотеза, идиот! — рявкнул Джексон, и его цепи звякнули. — Я видел это своими глазами! Или тем, что было у меня вместо глаз... там. Туннель действительно существует, и я пролетел его почти до конца. Только знаешь, что это такое на самом деле?
— Что?
— Это... это глотка.
Некоторое время он сидел молча, глядя на гладкую поверхность стола перед собой. Затем вновь заговорил:
— На самом деле наша участь еще ужаснее, чем у овец. Ибо Он пожирает заживо не наши тела, а наши души. Точнее, даже не так. Душа бессмертна, в этом нам тоже не наврали. И Он — Оно — питается не самой душой как таковой, а ее страданием. Тем ужасом и отчаянием, которые она производит в процессе переваривания... вечного переваривания, — Джексон вновь сделал паузу. — Я видел это. Там, куда ведет глотка... в утробе. Там... как бы скрученное коричневое пространство, все состоящее из какой-то рваной, грязной, лохматой паутины. И в ней висят люди... миллионы, миллиарды людей. Вы представляете себе старые, высосанные трупики мух — жертв обычного паука? Издали похоже, а вблизи выглядит гораздо хуже. Они висят там... полупереваренные, высохшие, лохмотья плоти свисают с костей, у многих уже нет конечностей или торчат какие-то обглоданные культи и обрубки... конечно, это не настоящие, телесные кости и плоть, просто наше сознание воспринимает изувеченную душу таким образом — но, в конце концов, если мы так это ощущаем, то какая нам разница, какова истинная природа? И они кричат. Они все вечно кричат... "
"— Да, конечно. Даже книги об этом написаны. Полет по туннелю и все такое... Но я был там одиннадцать минут, не забывайте. Я прошел дальше других. Тех, которые смогли вернуться, конечно. И я видел, что — там.
— И что же? — заинтересовался я.
Я увидел, как лицо Джексона, остававшееся, если верить прессе, бесстрастным, когда он рассказывал полиции о совершенных им зверских убийствах и выслушивал собственный смертный приговор — вдруг исказилось и побледнело, даже посерело, за какой-то миг. Мне доводилось читать о таком в книгах, и я всегда считал это литературным штампом, но теперь увидел, как это происходит в действительности. И это был не просто ужас, который невозможно симулировать, который может быть рожден лишь воспоминанием о подлинных событиях (и каковы же должны быть сами события, если одно лишь воспоминание о них превращает лицо в жуткую маску мертвеца?!) — нет, в этой гримасе читалось еще и подкатившее комом к горлу непреодолимое отвращение.
— Там — Он, — глухо произнес Джексон.
— Кто? Бог? — не понял я. Впрочем, выражение лица моего визави скорее наводило на обратную мысль: — Дьявол?
— Называйте его, как хотите, — к Джексону вернулся его прежний брюзгливый тон. — Он внушил вам мысль, что их двое, все дуалистические религии держатся на этом, заманивая все новых и новых несчастных идиотов... но на самом деле Он один. Творец. Создатель. Он, или, скорее, оно... Душа должна вернуться к своему создателю, так? Но с чего вы все взяли, что это делается для вашего блаженства?! — теперь Джексон почти кричал. — Что Его вообще интересует чье-то блаженство, кроме Его собственного? И ведь, главное, все лежит на поверхности! Порой его служители проговариваются открытым текстом — впрочем, даже и они слепы и не понимают, ЧЕМУ служат... не понимают, что никакой награды и исключения для них не будет... Паства, да. Любимый христианский образ, куда уж яснее. И хоть бы кто задумался — а для ЧЕГО овцы пастуху, а точнее — хозяину стада? КАКУЮ роль он им готовит?
— То есть, вы хотите сказать...
— Мы — Его пища. Для этого Оно нас создало, и в этом единственный смысл нашего существования. А грешники, праведники, верующие, неверующие — это все не имеет никакого значения. Это пустые ярлыки, которыми мы тешим себя в нашем стойле. На самом деле кого волнуют убеждения корма?
— Ну, это, конечно, любопытная гипотеза... — протянул я.
— Это не гипотеза, идиот! — рявкнул Джексон, и его цепи звякнули. — Я видел это своими глазами! Или тем, что было у меня вместо глаз... там. Туннель действительно существует, и я пролетел его почти до конца. Только знаешь, что это такое на самом деле?
— Что?
— Это... это глотка.
Некоторое время он сидел молча, глядя на гладкую поверхность стола перед собой. Затем вновь заговорил:
— На самом деле наша участь еще ужаснее, чем у овец. Ибо Он пожирает заживо не наши тела, а наши души. Точнее, даже не так. Душа бессмертна, в этом нам тоже не наврали. И Он — Оно — питается не самой душой как таковой, а ее страданием. Тем ужасом и отчаянием, которые она производит в процессе переваривания... вечного переваривания, — Джексон вновь сделал паузу. — Я видел это. Там, куда ведет глотка... в утробе. Там... как бы скрученное коричневое пространство, все состоящее из какой-то рваной, грязной, лохматой паутины. И в ней висят люди... миллионы, миллиарды людей. Вы представляете себе старые, высосанные трупики мух — жертв обычного паука? Издали похоже, а вблизи выглядит гораздо хуже. Они висят там... полупереваренные, высохшие, лохмотья плоти свисают с костей, у многих уже нет конечностей или торчат какие-то обглоданные культи и обрубки... конечно, это не настоящие, телесные кости и плоть, просто наше сознание воспринимает изувеченную душу таким образом — но, в конце концов, если мы так это ощущаем, то какая нам разница, какова истинная природа? И они кричат. Они все вечно кричат... "
Последнее редактирование: