Проза.

[Дoчь*Сaмурая]

Терезе чудилось, будто она в сказке. Волшебный вагон метро несся по подземному тоннелю, а рядом с ней сидела Терез — существо из иного мира.

Возможно, это просто был один из способов примириться с тем кровавым ужасом, который ей только что пришлось пережить. Но начиная с той последней реплики в номере отеля Тереза решила, что впредь будет относиться ко всему как к волшебной истории, в которой ей отвели главную роль.

«Жили-были две девочки. Они ехали в метро и были настолько разными, насколько могут быть разными две девочки».

— Терез, а как вышло, что ты убила тех, у кого жила? — поинтересовалась Тереза, когда они проехали несколько станций.

— Сначала молотком. Потом пилой и другими инструментами.

— Я имела в виду — почему? Почему ты это сделала?

— То, что внутри. Я хотела добраться до этого.

— И ты это получила?

— Да.

«Одна из них выглядела будто фея, но была опасной убийцей. А другая выглядела словно тролль, но была ужасной трусишкой».

— И что ты чувствуешь, когда убиваешь?

— Руки устают.

— Да, но какие ощущения ты испытываешь? Тебе плохо, или неприятно, или… что-то еще?

— Когда оно выходит наружу, очень приятно. Тогда страх уходит.

— А что именно выходит наружу?

— Немного дыма. Он вкусный. И сердце становится большое.

— То есть ты становишься храбрее?

— Больше.

Тереза взяла подругу за руку и принялась разглядывать ее кисть, словно скульптуру, будто пытаясь понять, как она сделана. Казалось, эти длинные тонкие пальцы такие хрупкие, что их можно сломать, приложив малейшее усилие. Но они принадлежали руке, которая принадлежала телу, которое совершило убийство. Это была красивая кисть.

— Терез, я люблю тебя, — произнесла Тереза.

— Что это значит?

— Что мне без тебя плохо. Что я всегда хочу быть с тобой.

— Я люблю тебя.

— Что ты сказала?

— Я люблю тебя, Тереза. Отпусти мою руку.

Сама того не заметив, Тереза крепко сжала пальцы подруги, когда услышала слова, которые ей никто никогда не говорил. Тереза отпустила ее руку, отклонилась на спинку сиденья и прикрыла глаза.

«Но какими бы разными они ни были, девочки не могли существовать друг без друга, как день не может существовать без ночи. Так воде нужен кто-то, кто ее выпьет, а усталому путнику необходима вода».

Тереза пока не знала, какое будет продолжение у сказки и тем более чем она закончится. Но теперь это ее история, и она сыграет свою роль.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Лежа в траве рядом с загоном для волков, они брались за руки, закрывали глаза и принимались говорить нараспев: «Трава прорастает сквозь наши сердца, наши тела гниют, поедаемые изнутри червями, мы проваливаемся сквозь землю в полной тишине». Они могли пролежать довольно долго, а когда восставали из своих вымышленных могил, мир казался им гораздо живей.

Терез сказала, что этого недостаточно, ведь они только притворяются. Тереза спросила, что она имеет в виду. «Сама знаешь», — ответила подруга.

Да, она знала. Но раскрыть свои знания другим не могла. Как бы Тереза ни ценила их общность, она пока не решалась безраздельно положиться на девочек, как это делала Терез.

Она бы хотела им все рассказать, показать шрам на животе. Поделиться опытом, поведать о том, как возродилась к жизни, как обострила восприятие, как начала жить настоящим, чего раньше не умела. Рассказать, что теперь она может сидеть с ними рядом и по-настоящему присутствовать. А по дороге домой ощущать пульс жизни в шуршании листвы, в запахе выхлопных газов, в игре красок вокруг.

Но Тереза не решалась. Каждый раз, когда они встречались, приходилось заново находить общий тон, ждать, пока страх не улетучится. Потому что в остальные шесть дней недели девочки вели другую жизнь. Жизнь, где есть родители и одноклассники. Как же трудно оставаться живой! Тереза часто об этом думала и вспоминала, какой была раньше. Все время витающей где-то. Лишь в краткие мгновения между заботами и мыслями она вдруг видела себя — живого человека, который дышит и находится здесь и сейчас. Но эти мгновения быстро заканчивались.

Теперь все иначе. Ей бы хотелось рассказать. Но это слишком опасно. Пока не время.

 

[Дoчь*Сaмурая]

— Я убила людей.

— Что за чепуха! — ухмыльнулся Юханнес.

— Двоих. Одного сама, а второго с помощью других.

— Ты это не серьезно, правда? — Улыбка застыла у него на лице, а потом и вовсе исчезла, когда Юханнес взглянул в глаза подруге.

— Вполне серьезно. А сегодня я собираюсь убить еще людей.

Мальчик нахмурил брови, будто Тереза рассказывает ему шутку, смысла которой он не понимает, а потом усмехнулся:

— Зачем ты все это говоришь? Не будешь ты никого убивать, ясное дело. И никогда не убивала. В чем тогда суть?

Расстегнув рюкзак, Тереза выложила на темно-коричневую поверхность журнального столика дрель, молоток, тесак и небольшой болторез.

— Вот эти инструменты мы собираемся использовать. У других примерно тот же набор.

— Кто эти другие?

— Те, кто пойдет вместе со мной. Моя стая.

Юханнес поднялся с дивана и прошелся по комнате, вцепившись пальцами в голову. Потом встал рядом с Терезой, посмотрел на инструменты, перевел взгляд на нее саму:

— О чем ты? Брось все это! Что с тобой творится?

— Бросить я не могу. Но мне страшно.

— Да уж я догадываюсь. И чего ты боишься?

— Что я не справлюсь. Понимаешь, я должна начать первой. Юханнес погладил ее по волосам, медленно покачивая головой. Встав перед Терезой на колени, он снова ее обнял и зашептал, крепко прижимая к себе:

— Ну все, все. Тереза, послушай, ты никого не убивала и сегодня тоже никого не убьешь. Прекрати об этом говорить. Зачем тебе вообще кого-то убивать?

— Потому что мне это по силам, — сказала девочка, оттолкнув его от себя. — Потому что мне это нравится. Убивая, я чувствую себя живой.

— Ты действительно хочешь убивать людей?

— Да, очень хочу! Жду этого с нетерпением. Но сомневаюсь, хватит ли мне решимости. Не уверена, что я полностью готова. Юханнес со вздохом поднял брови и спросил таким тоном, будто он готов поиграть с ней в эту странную игру:

— И как же ты поймешь, готова или нет?

— Попробовав убить тебя.

— Ты и меня убить собираешься?

— Да.

— И… когда именно?

— Сейчас.

Тень легла на лицо мальчика, утомленного этой игрой. Резким движением он взял со стола молоток и протянул его Терезе, продолжая стоять на коленях перед нею.

— Ну тогда давай, убей меня. Прямо сейчас.

— Ты мне не веришь?

— Нет.

— Тогда закрой глаза, если не боишься, — предложила Тереза, занеся руку с молотком.

Юханнес посмотрел на нее в упор, а потом просто прикрыл веки, не зажмуриваясь. Его веки были тонкими, хрупкими и совершенно расслабленными. Грудь вздымалась от ровного и спокойного дыхания, а на губах играла едва заметная улыбка. Легкий пушок покрывал щеки Юханнеса. Он ее лучший друг и, наверное, единственный мальчик, которого она любила.

— Прощай, — сказала Тереза и ударила молотком по виску. Она продолжила наносить удары, пока не почувствовала, что жизнь вот-вот покинет его. Тогда Тереза взяла дрель и вскрыла ему череп. Батарейка была полностью заряжена, и ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы просверлить дырку. Ноги Юханнеса дернулись в предсмертных судорогах, опрокинув горшок с искусственным цветком. Она наклонилась к голове Юханнеса и вдохнула в себя то, чем он раньше являлся.

Теперь, когда последнее препятствие было убрано с ее пути, Тереза знала, что ей хватит сил на все. Больше ее ничто не сдерживало: чувств нет, возвращаться некуда. Совершенно счастливая, она захлопнула за собой дверь в квартиру и стала спускаться по лестнице, вдыхая запахи жарящегося мяса, чистящего средства и ощущая, как нагретые солнцем пылинки щекочут ей ноздри.

В почтовый ящик у станции Тереза опустила четыре письма. На конвертах значились адреса редакций четырех крупнейших газет. Текст всюду был одинаковым. Она сочинила его просто потому, что могла.

«Здравствуйте.

Сегодня во время съемок передачи «Споем вместе» мы убьем массу людей. Вероятно, мы и сами умрем. Никогда не знаешь. Вы будете спрашивать почему? Почему, почему, почему? На первых полосах газет, во всех заголовках жирными буквами будет написано: «ПОЧЕМУ?» Люди придут зажечь свечи. Оставят записочки и будут стоять там и рыдать. И над все этим одно слово: ПОЧЕМУ?

И тогда мы ответим (ну, держитесь): ПОТОМУ!!!

Потому что вода поднимается в реках крови, понимаете? В школах. В «Стань звездой». В магазинах. Вода поднимается. Все знают. Все чувствуют. Но никто не понимает.

И сегодня вода выйдет из берегов.

Мы — те самые славные девчушки, что стояли в самом первом ряду. Мы кричали и плакали по команде. Мы поклонялись сами себе, когда вы сделали нас звездами. Мы покупали себя у вас. «Дай пять! — говорили вы. — Поздравляем!»

Реки крови выйдут из берегов. По заслугам. Вы это заслужили.

Всего хорошего,

Волки из Скансена».

На самом деле Терезе было нечего сказать. Она выдумала некий глубокий смысл, потому что ей показалось, так будет лучше. Раз уж идешь на важный шаг, то и цель нужно указать важную. Это придаст твоему поступку красоты. Сидя за компьютером и сочиняя текст письма, Тереза задумалась: если группа девочек замыслила нечто страшное, какое прощальное письмо будет смотреться лучше всего? И потом написала то, что написала.

Если все пойдет по плану, ее письмо будут перечитывать раз за разом, пытаясь истолковать каждую фразу, каждое отдельно взятое слово. Однако на самом деле за текстом ничего не стоит. Это подделка. Выдумка. Прочитав письмо, Тереза убедилась, что все написанное в нем — чистая правда. Но не о ней. Все всегда не о ней. Вот в чем причина, наверное.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Пациенты часто рассказывают мне о том, что они не чувствуют настоящей любви своих близких (прежде всего – супругов), что их любят за что-то, а не их самих. И всякий раз в этих словах читается тот, еще детский конфликт – меня любят за что-то, любовь можно заслужить, но в этом случае адресатом любви будет само это действие, поступок, а вовсе не я сам.

Это сложный вопрос. Ведь с подобным утверждением можно согласиться, а можно и не соглашаться, и все будет зависеть от точки зрения. Ведь родителя радует сам ребенок и любит он самого ребенка, но реагирует он на его поведение, и реагирует по-разному. Ребенок же еще не умеет отличать реакцию на себя и на свой поступок. В действительности, если родитель раздражается, то, чаще всего, он раздражается на поступок ребенка, а не на него самого, но ребенок не видит этой разницы. Если родители раздражаются – значит, они раздражаются на него; а если раздражаются, значит, не любят.

Ребенок не способен понять, что происходит в душе его родителя, но зато он видит его эмоциональные реакции. И если родитель рад ему, то он делает вывод, что любим, а если он видит, что его родитель сердится, то делает обратное умозаключение. Насколько это правильно? Я думаю, что иногда правильно, иногда – нет. Но ребенок всегда думает так. Он еще слишком мал и неопытен, чтобы думать иначе. И вот рождается это чувство, в котором все – тревога, неуверенность в себе, ощущение одиночества и невротическое желание любви.

Невротическое желание любви – это желание, чтобы меня «любили просто так»; поскольку же никогда нельзя знать, любят меня «просто так» или «за что-то», то недоверие к любви рождается почти автоматически. А если есть недоверие, то будет и желание проверить истинность чувств. Понятно, что такой экзаменатор самим фактом подобного испытания обязательно обидит чувства любящего. Заприметив эту обиду, он сочтет, что его проверка удалась – экзаменуемый не прошел экзамена, а потому, значит, меня не любят – «Я так и знал!»

Рождается это невротическое желание любви – в отношениях с родителями.

Спойлер: Флузеру !

Привет, невротик, ты снова здесь, ты всё ещё не наигрался малыш в буквы и выбор среди этих, в принципе, совершенно одинаковых букв? Ты всё хочешь создать фальшивый Рай при помощи слов и заключений твоего шизофренического ума? Ну что ж, ты получишь такую возможность.

Среди многих и многих представителей homo sapiens, населяющих эту многострадальную планету, в глаза бросаются две категории, опять-таки присутствующие сугубо в границах беспокойного ума: нарциссы и принцессы. Они бы вполне могли дополнить и удовлетворить друг друга, кабы не их убеждённость, что все вокруг должны удовлетворять лишь их, удостаивать вниманием только их пылающие страстью милые телесные оболочки.

Маленькая тварь дрожащая была брошена папой и мамой в прямом или виртуальном смысле, где-то в закоулках своего растущего я - и с тех пор рыщет по земле в поисках этой потерянной любви, которая по сути лишь производная похоти и не могущая выше названной подняться, по определению. Но тварь всё равно надеется и в итоге остаётся тварью - не более.

Любое попрошайничество, невротик, исполнено чувством безысходности и беззащитности, отчаяния и тревоги. Страх остаться недолюбленным, недопонятым и недооценённым ввергает тебя во всё более низменные отношения, когда ты уже готов радоваться любому кусочку внимания со стороны общества и отдельных его представителей, выбранных тобой в качестве объектов вымещения своих патологических вины, стыда и ревности. Ты ненавидишь тех, от кого зависишь.

Я дам тебе шанс исправить ситуацию и перестать цепляться за эгрегоры и бездушные форумы, отравляющие твоё маленькое сердце, склонное к истерикам и паранойям или, как бы сказали христиане, склонное впасть в разврат и грех. Тебе нужно очиститься от скверны, которой ты дышал многие годы, наслаждаясь безумием и адом коллективного бессознательного.

Признай, что ты - невротик. Перестань бегать от правды, червяк, осознай свои страхи и одного этого, поверь, будет достаточно, чтобы прервать своё жалкое существование среди таких же ничтожеств, каким ты являешься в настоящий момент. У тебя две ночи - эта и следующая. Постарайся не ошибиться и сделать правильный выбор: на кону вся твоя жизнь! Или смерть? Тебе решать.

Зачем ты пытаешься свести весь сложный и большой мир к своим глупым примитивам и схемам? Найти точки отсчета, начало и конец.. Они существуют только в твоем больном сознании. Как и твой страх. Ты же все это делаешь чтобы не было страшно.
Ищешь опору в понятном тебе. В цифрах, фазах, ярлыках, в неодушевленном. Это не работает. Не делает мир проще и безопаснее.
Просто перестать бояться - в твоих силах. Загнать мир в простые и понятные тебе схемы - не в твоих силах. И надо ли?

 

[Дoчь*Сaмурая]

Триггер - в общем смысле, есть приводящий некую систему в действие элемент. Под травматическим триггером (синонимы: травматический стимул, травматический стрессор) в психологии понимается опыт, провоцирующий повторное возникновение или обострение симптомов стрессовых расстройств (болезненных навязчивых воспоминаний, повторного переживания травматического опыта, появления сильной возбудимости или физических симптомов (потливости, частого сердцебиения etc). Как правило, сами по себе триггеры безобидны с точки зрения окружающих, но самим человеком воспринимаются как несущие угрозу.

Например, солдат, прошедший бои во Вьетнаме и вышедший из них с пост-травматическим стрессовым расстройством может достаточно часто (и болезненно) вспоминать о событиях той войны, о чьих-то смертях или увечьях. Большинство ситуаций, в которых у него появились флэшбеки (по началу, они тематически напоминают содержание флэшбеков - это может быть темная комната с тенями деревьев на стене, разговор о тех событиях, прогулку по лесу) он воспринимает как травматические триггеры - ситуации, в которых его симптомы обостряются.

В общем виде, можно сказать, что если есть что-то, о чем вы не хотите вспоминать - то есть и триггеры, т.е. ситуации, провоцирующие вас вспоминать о том, что вы не хотите вспоминать. Поэтому, можно сказать, что у большинства людей, переживших что-то неприятное, есть травматические триггеры. Проблема травматических триггеров встает тогда, когда для того, чтобы избежать контакта с ними, человек прилагает слишком много усилий (например, тратит большую часть времени и сил на создание безопасной зоны, в которой никто не говорит на определенные темы и нет ничего, что могло бы напомнить о пережитом) / он не может избежать контакта с ними социально-приемлемыми путями (без употребления алкоголя, наркотиков, преступных действий, разрыва отношений с близкими, прекращения работы)

 

[Дoчь*Сaмурая]

Давайте я вам расскажу ещё кое-что про алкоголизм.
Лично я верю в теорию: "Чем быстрее достигнешь дна, тем скорее выберешься". Ни в коем случае не призываю всех любителей выпить забыть о тормозах и пуститься во все тяжкие. Ибо некоторые алкоголики могут пить годами, десятилетиями, но допиться не до оздоровительного психоза, а сразу до могилы. Почему психоз оздоровительный? Ну у меня он такой был. Напугал и заставил задуматься о необходимости завязки.
Хотя, честно говорю, бухать я после него не бросила.

Завязала, когда уже организм перестал воспринимать алкоголь за удовольствие. Когда похмелье стало страшное, а кайф опьянения - нулевой. То есть, я пьяной и не бодрствовала. Просыпалась в муках похмелья, бухала и сразу же опять вырубалась. Только два состояния я знала последний год перед завязкой: это пьяный сон и ужасы бодуна. И страх, страх, страх перед неизбежными галлюцинациями.

Спасибо моим родителям, что не отказались от меня. Спасибо брату, который не бросил меня в невменяемом состоянии, в котором я находилась. Что увез мое туловище из Москвы и сдал родителям, а те сдали врачам.

Короче, примерно сегодня восемь лет моей трезвой жизни. Это и много, и мало. Хочу, чтобы было постоянно.

 

[Дoчь*Сaмурая]

-Вся наша жизнь -- это одна отчаянная и безуспешная попытка заглушить внутреннюю боль, -- сказала я Ирке. -- Кто-то ударяется для этого в алкоголь, кто-то -- в карьеру, кто-то -- в ремонт, а очень многие -- в так называемую любовь. Любовь, в которой они пытаются забить свою собственную боль другим человеком, что всегда заканчивается умножением боли. И чем сильнее мы нуждаемся в другом человеке, чем яростнее стараемся закрыть его присутствием дыру собственной боли в своей жизни, тем больше становится эта дыра».

- И что делать? -- спросила Ира.

- Шагнуть в пугающую дыру своей боли, исследовать её так, как ты исследуешь долбаную Европу на экскурсиях или куда ты там ещё таскаешься, найти причину того, почему тебе всякий раз становится больно в отношениях, рассмотреть эту причину так, как рассматриваешь свои прыщи или морщины. Никуда не бежать. Ничего не делать. Не пытаться ничего «вылечить». Всё, что от тебя требуется, -- это отыскать источник своей боли. Он всегда -- внутри тебя и никогда -- извне.

- А дальше?

- А дальше придёт понимание того, что, что бы ни случилось в твоей жизни, с тобой всё будет в порядке.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Знаете, что делает вас несчастными? Ваше наивное желание того, чтобы окружающие ставили ваши интересы на первое место.

И если начальнику или соседу вы худо-бедно можете позволить забить на вас болт, считая их чужаками, то любимым и друзьям вы такое не прощаете.

Вам нужны друзья, которые, планируя совместный с вами отдых, сначала поставят «плюсики» простив всего того, что нужно вам, и только потом подумают о себе. По остаточному, разумеется, принципу.
А уж возлюбленные -- те вообще должны жить и дышать исключительно вашими интересами.

В вашей вселенной они не имеют никакого морального права ставить свои собственные интересы выше ваших. Но ставят. Из раза в раз. Потому что так устроены люди. Все люди. Без единого исключения.

Терпение каждого из нас имеет свои границы. С окружающими мы заключаем гласный или негласный договор о ненарушении границ друг друга.

И в этом договоре есть одно условие, которое всегда будет нарушено любым человеком, с которым вы вступаете в близкие отношения.

Звучит оно так: «Я хочу, чтобы ты пообещал ставить меня превыше всего в любых обстоятельствах».

Парадоксально, но факт: условие, которое нет никакой возможности соблюсти, является для многих из вас ключевым в договоре.

Гнаться за тем, что невозможно получить, -- психопатия. Не, ну серьёзно: как вы относитесь к людям, которые верят в то, что можно прожить 300 лет и упорото глотают добавки, которые, как им кажется, способствуют этому? Как к дурачкам, правда?

Точно так же я отношусь к тем наивным созданиям, которые верят в то, что рано или поздно в их жизни появится человек, ставящий их интересы выше собственных.

Так не бывает.

Здоровые, в моём понимании, отношения выглядят следующим образом: «Я люблю тебя. Я забочусь о твоих интересах, но самый большой подарок, который я могу тебе сделать, -- это не удовлетворение всех твоих нужд и прихотей, а отношения со мной -- человеком, который находится в гармонии с самим собой».

Лично мне не нужен партнёр, в обязанности которого входит делать меня счастливой. Моё счастье никоим образом не зависит от поведения других людей.

И именно потому, что моё счастье -- исключительно моё дело, ни у кого не получится меня предать, обмануть меня в моих надеждах и даже мне изменить.

Звучит непривычно и даже дико, но оно так. Если моё счастье не зависит от того, верен ли мне мужчина или нет, то и его член в другой вагине не станет для меня крушением мира.

Ну, сунул он другой и даже её полюбил. Ну, бывает. Я продолжу дружить с этим мужчиной, а сама с радостью открою свою жизнь для нового возлюбленного.

Среди моих знакомых много тех, кто чувствует себя неуютно, когда их партнёры всего лишь думают о других людях, когда их партнёрам интересно и весело с другими людьми.

Я знаю тех, кто в прямом смысле слова исходит на говно, когда внимание их любимых не принадлежит им целиком и полностью.

«Ты забрал своё внимание у меня! Я завишу от твоего внимания! Оно мне нужно, чтобы чувствовать себя хорошо!» -- звучит, как преувеличение, но в этом, увы, не преувеличении прозябают многие люди.

Я тоже была по ту сторону баррикад. Давно, правда, но я очень хорошо помню то чувство глубокого внутреннего раздрая и беспокойства, в котором я тогда пребывала.

По-настоящему счастливой я стала, когда моя самооценка и, собственно, моё ощущение счастья перестали зависеть от других людей.

Это не значит, что мне неинтересен никто, кроме меня, что мне не нравится просыпаться и засыпать с любовником или путешествовать с друзьями.

Это значит, что счастье -- это исключительно мой выбор, который я делаю каждый день, каждый час и каждую минуту своей жизни.

Моё счастье есть прямое следствие моего образа мыслей, а не поведения людей, меня окружающих.

Попробуйте жить так. Вам понравится. Обещаю.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Заложенную в маньяках программу можно корректировать. Грубо говоря, потенциальным убийцам, насильникам, людоедам жизненно необходимо реализовывать себя в сферах и профессиях, так или иначе связанных с опасностью или присутствием смерти. Им нужно работать в моргах, могильщиками на кладбищах, на мясобойнях, судмедэкспертами, даже на обслуживании атомных реакторов... И человек сразу начинает чувствовать себя комфортно, потому что открывается клапан сброса агрессивной энергетики. Разрушительный заряд потенциального преступника реализуется с другим, положительным зарядом. У него налаживается личная жизнь, он чувствует свою социальную адаптированность, то есть по всем параметрам становится нормальным человеком. В противном случае – запускается смертоносная программа.

 

[Дoчь*Сaмурая]

События тех лет не пробили мою душу навылет, а застряли в ней навсегда навязчивой идеей. Не сочтите меня сумасшедшим, но... у меня появилось желание убивать. Понимаете? И чтобы окончательно не сойти с ума, я стал это делать на экране компьютера. Это, конечно, суррогат, скажете вы. Резиновая женщина вместо страстной и горячей, трепещущей плоти. Но, тем не менее, хоть как-то успокаивает. Хоть на время.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Во, Диман.
Про тебя.
http://darkermagazine.ru/page/aleksandr-podolskij-svini

 

[Дoчь*Сaмурая]

Пятачок коротко взмахнул молотком и тремя ударами вогнал гвоздь в среднюю фалангу. Воздух в сарае разорвал истошный крик.

– Фу!.. Разве можно так визжать? – осуждающе заметил Пух. – Если ты не угомонишься, то Пятачок приколотит тебе яйца к стулу. Замолчи!

– Леня, пожалуйста, – чуть слышно проговорила Таня.

Он взвыл еще раз и затих. От пригвожденного пальца по столу узкой змейкой струилась кровь.

– Итак, продолжаем. Точнее, заканчиваем – уже немного осталось. К счастью, у Белочки были хорошие друзья. Мы с Пятачком решили не оставлять просто так это дело. Зло должно быть наказано. Верно? Правда, как я уже говорил, Кролик пропал. И не потому, что захотел сменить лес. Скорее всего, он понял, что его хотят найти, и решил спрятаться. Друзья Белочки начали искать негодяя. Это продолжалось долго-долго. – Пух поднял с пола рюкзак и засунул в него свою громадную лапу. – Долго-долго, – пробормотал он. – Долго-предолго!.. Черт, куда он подевался?

– Что, мед? Он на столе. – Пятачок указал на банку.

– Без тебя вижу. Где?.. Ага, вот.

На стол неслышно лег слегка измятый конверт.

– Достань!.. – приказал Пух, и Пятачок вытащил из него несколько цветных фотографий.

– И вот мы наконец-то вместе, Кролик, – обратился к Леониду Пух. – Это фотографии Белочки. Так, чтобы освежить тебе память. Да и киска твоя пусть посмотрит, за кого она замуж собралась.

Последняя фраза эхом пронеслась в голове Татьяны.

«Замуж собралась!.. Им известно даже это».

– Вот такой Белочка была до случившегося, – сказал Пух. – А это – уже из морга. Кролик, ты что отворачиваешься? Не нравится?

Таня, превозмогая страх, посмотрела на фото. На одном снимке – симпатичная женщина с милой улыбкой и доверчивым, открытым взглядом, на другом – почерневший череп с пустыми глазницами и раззявленным ртом.

– Это подделка, – прохрипел Леонид.

– Дурак, что ли? – с обидой произнес Пятачок и громыхнул банкой с гвоздями.

Леонид тут же затрясся, как на электрическом стуле.

Пух успокаивающе поднял руку и проговорил:

– Сказка закончилась. А теперь начинается быль. Да, Кролик. За свои поступки нужно отвечать.

Леонид замер, его левая рука еще крепче вцепилась в пальцы Тани.

– Леня, это правда? – очень тихо спросила она.

Ее жених всхлипнул.

 

[Дoчь*Cамурая]

Женя и Александр молча смотрели на темное пятно, оставшееся от Дока. Вдруг пятно начало куриться черным дымом. Дым поднимался и становился все гуще и гуще. Потом собрался в небольшой сгусток и поднялся к лицу Жени. Несколько секунд повисел, а потом начал просачиваться в голову девушки. Тоненькие струйки полились в рот, ноздри, глаза и уши. Когда последняя ниточка дыма проникла в Женю, она упала на колени и схватилась за голову.

– Женя, с тобой все в порядке?

Девочка завалилась на бок, все еще держась за голову.

– Женечка, что с тобой?

Саша подбежал к ней, упал на колени и попытался привести ее в чувство.

– Посмотри на меня, девочка.

Она посмотрела на него. Злобный взгляд мог прожечь в нем дыру. Женя отдернула руку и встала.

– Убери свои руки, п..дрила штопаный.

Женю качнуло.

– Ты меня чем-то напоил?

– Нет. – Саша тоже встал.

Теперь несчастная девочка куда-то делась, и вернулась безжалостная девица, способная убить.

– Какого хера тогда ты здесь?

Девица нарывалась на трепку. Она готова была грубить, а может, даже наброситься на Истомина, но к самоубийству вряд ли. Саша не знал, что делать.

– Что ты вылупился, педофилья твоя рожа? Хочешь, чтобы я на тебя еще раз заяву накатала?

Истомин мотнул головой.

– Тогда вали отсюда, а то у меня от тебя депресняк уже начался.

Саша медленно пошел к спуску с крыши. Похоже, Света запустила диск, и он стер Санитара, а Ефремова стала самой собой. Покоя не давало только одно: черный дым. Люк открылся прямо перед Истоминым, и из него показалась голова Светы.

– Диск не работает. Или компьютер… Я не знаю. – Света едва не плакала. – Ничего не получилось.

Саша медленно обернулся к Жене. Она стояла на краю крыши спиной к ним. Ей оставалось сделать еще шаг, чтобы оказаться на крышах припаркованных у подъезда машин.

Истомин все понял. Dr Weber овладевал разумом детей, когда не мог убедить их в необходимости самоубийства. Это не Женя его прогоняла, это Док развлекался. П..дрило штопаный… Это ж надо так. Как он сразу не догадался?

– Женя, – обратился к девушке Саша. – Я знаю, ты слышишь меня. Борись, девочка. Он слабый, а ты сильная.

Девочка продолжала стоять спиной к Истомину. Ее лицо вдруг напряглось.

– Женя, миленькая, отойди от края. – Света вылезла на крышу.

Ефремова попыталась сделать шаг назад, но внутренняя сила удерживала ее.

– Пошли на х..р, сердобольные. – Голос исказился и стал похож на голос Андрея Михайловича. – У меня от вас изжога.

– Дядя Саша…

Откуда-то издалека раздался слабенький голосок, принадлежащий Жене.

– Что, Женя?

– Не бросай меня, ладно?

– Хорошо, дочка. Только ты помоги нам.

Дочка? Неплохо. У тебя сын при смерти, а ты «дочка»? Саша отогнал эти мысли так быстро, как только смог.

– Женя, не давай ему сбросить тебя.

Ответом было:

– Проваливай, пе..рило штопаный!

В следующий миг девушка повернулась к Александру и Светлане лицом и просто начала падать спиной назад.

Саша буквально прыгнул за ней и схватил за пояс. Под весом девочки его потащило с крыши. Он уже свисал по грудь, когда почувствовал хватку Светы. Она держала его за ноги.

– Ублюдок, отпусти девочку! – закричал Истомин.

– Пошел на х..р! Ваши дети вам не нужны!

Тварь в теле девочки извивалась.

– Женя, борись.

Вены на лице девочки вздулись, а тело изогнулось от боли. Женя протянула руку Истомину.

– Зачем тебе это?! – взвизгнул призрак. Голос его слабел.

– Затем, что ни один ребенок из тех, кого ты убил, из тех, что живы и будут жить, не безразличны мне.

– Ты лжешь!

– Женя, слышишь? Ни один из вас мне не безразличен.

Тело девочки еще раз дернулось, и она наконец-то смогла схватить Истомина за плечо. За ней осталась тень. Саша дернул девочку и вместе с ней оказался на крыше. Вспомнив о тени, Александр выглянул во двор. Dr Weber повисел какое-то время в воздухе, а потом, будто вспомнив, зачем он здесь, размахивая руками, упал вниз. Не касаясь земли, черный силуэт разлетелся на миллионы крупинок, которые, в свою очередь, подхваченные утренним ветерком, разлетелись по округе. Саша отполз от края крыши и лег на спину. Звезды затухали, небо на востоке уже светлело.

– Дядя Саша, он больше не вернется?

Саша приподнялся на локтях и посмотрел на девочку.

– Думаю, нет. Он сделал достаточно.

Истомин сел, скрестив ноги.

– Он всего лишь показал нам, взрослым, что за наши глупости мы можем расплатиться детьми.

Света подсела к ним. Достала диск и протянула Саше.

– А как же это?

Истомин взял диск. Повертел его, потом замахнулся и закинул в сторону развеянного ветром Дока.

– Смерть Кощея была в другом яйце.

– Что? – не поняла Света.

– Ему было очень важно услышать, а в нашем случае и увидеть, что ребенок кому-то нужен. Мы, сами того не подозревая, «заразили его вирусом».

 

[Дoчь*Cамурая]

Она стояла у могилы любимого человека и не сдерживала слез.

Ты, Олег, лежишь в земле сырой…

Как же так-то? Если бы все знать наперед, если бы видеть все…

Пусть он будет со мной…

Да, лучше б он с ней остался. С Ленкой, еще с кем-нибудь, но лишь бы был жив.

Отплачу своей душой…

Внутри было пусто, будто выскребли ее, оставив вот это, одетое в пропахшие потом и мочой одежды, тело. Тяжесть от утраты приутихла, но слезы все равно продолжали течь. Света отошла от могилы и вдруг поняла, что она уже здесь была. Она видела эту чертову могилу! Во сне? Может быть, но… Мозг молниеносно вернул ее в день новолуния. Того проклятого новолуния, когда она бегала по кладбищу.

Федотова медленно подошла к могиле, заваленной венками. Калинина Юлия Семеновна. Фамилию она не запомнила, но в памяти быстро всплыло обилие венков, закрывающих обзор. Она вернулась и посмотрела на единственный венок.

– Олежке от супруги, – прочитала Света и заплакала навзрыд.

Она была здесь! Она видела эту самую могилу и отходящую от нее женщину.

«Я видела себя?! Себя и могилу Олежки?!»

Этого не могло быть! Но…

Чем бы то видение ни было, тогда, в день новолуния, она не воспользовалась им. Она была слишком занята устройством собственной судьбы. Света провела рукой по кресту, резко развернулась и, прихрамывая, пошла к выходу с кладбища.

Нити вьются, обовьются.
Судьбы вместе обретутся.

 

[Дoчь*Cамурая]

Он и сам знает, что муть. Прекрасно понимает, что баба левая. Надеется с ней тупо под шумок переспать, пока никто поприличнее не подвернулся. Так, для галочки в своем квадратном мозгу.
Сказать такое, согласитесь, вслух, возможным не представляется. Баба уйдет.
Вот он, как может, так и выкручивается.
Мол, стыдно просто свои желания через рот внятным текстом озвучить, она сама догадаться должна.
Запомните: когда стыдно, тогда не делают. А если стыдно, но все равно делают, просто не говорят заранее, то это развод и кидалово.
Впрочем, мальчики, любители "кино", и сами это знают.
Что поделать. Даже убогие хотят зачем-то спариваться.

 

[Дoчь*Cамурая]

У подруг есть один недостаток. Они адекватны. Они не влюблены в нашего принца, не зависят от него и, как правило, не попадают под силу его непередаваемого шарма.

Поэтому крайне сложно заставить подруг поверить, что факт, например, поимки героя в объятиях другой женщины свидетельствует только о крепкой дружбе между оголенными обнимающимися. А отсутствие подарков - признак большой любви и знак будущей великой щедрости.

Подруг не любят те мужчины, которые выкручиваются. Им и так тяжело. Им одну бабу постоянно ломать и продавливать надо. Это усилия и стресс, между прочим.

А тут еще трое в довесок. И объективных. И незагипнотизированных.

Взвоешь от такого. Сразу побежишь рассказывать, что все три с тобой переспать хотят.

Нет, ну как еще бороться-то?

 

[Дoчь*Cамурая]

Теперь Олег окончательно все осознал. Куда бы они ни пошли, где бы ни спрятались, рано или поздно мертвецы найдут их. Если и удастся затеряться в тайге, то протянуть на морозе больше суток уже не получится. Лететь сломя голову в неизвестность было глупо. От тех, кто не спит и не устает, убежать невозможно.
– Слушайте меня внимательно, – проговорил Олег. – Бежим что есть сил к котловану, ясно? К тому самому.
– Зачем? – обреченно спросил Мишка.
– Потому что я хочу жить, – бросил Олег и потянул мальчишек к едва видной в темноте снежной дороге, вокруг которой пока еще не успели сомкнуться мертвецы.
Шальная мысль посетила голову неожиданно, и Олегу было не до раздумий. Все, чего он хотел, – выжить любой ценой. Любой. Вспомнились слова майора о мальчишках. Что же, Олег позаботится и о них.
Отовсюду к ним тянулись облезлые руки, стараясь ухватить свой кусок человечины. Мертвецы вылезали везде, и от них едва удавалось увернуться. Абсурдная идея гнала Олега к котловану, а рассудок заранее противился тому, что задумал осуществить лейтенант. Дикость будущего поступка давила на черепную коробку, но Егоров несся вперед, пока десятки, если не сотни, мертвецов медленно ковыляли следом.
У котлована никого не оказалось, и Олег, взглянув на первую волну покойников, столкнул Леху с Мишкой вниз. Мальчишки покатились по склону, обрастая снежной коркой. Когда друзья воткнулись головами в растекшуюся по дну слизь, Олег прыгнул следом. Ворчание мертвецов приближалось, на другом краю котлована уже вырастали серые силуэты.
– Вы что ж натворили такое? – плакал Мишка, размазывая зловонную жидкость по лицу. – Нас же теперь всех сожрут!
В земле словно ковырялись огромные кроты. Изрытые мертвецами туннели сочились снежной влагой, в глубинах невообразимой трясины копались проснувшиеся покойники.
– Нас бы и так сожрали… – хриплым голосом говорил Олег, глядя на новые фигуры вокруг котлована. – До последнего куска, как остальных.
Леха сидел на земле, смотря в одну точку. Его, казалось, уже ничего не интересовало. Мишка пытался что-то сказать, но издал лишь бессильный стон.
– Но здесь, – продолжал Олег, намазываясь оставшейся после костра дрянью, – может, проживем. Хоть и немножко в другом качестве. Если не разучимся говорить, скажете мне спасибо.
Хрусталики на ресницах Мишки дрогнули. Сверху донесся знакомый вой. Мальчишка медленно опустился рядом с Лехой, из закрытых глаз которого, словно рельсы, тянулись ледяные полоски. Над головами ребят в сплетении деревьев ухнул филин. На востоке занимался рассвет. Мишка обнял друга и, пульсируя крупной дрожью, тоже зажмурился.
Олег уповал на то, что та химия, которая разбудила мертвецов, все еще сохранилась здесь. Огромное кострище с раскисшей землей должно было стать его пропуском в новый мир. Мир без боли и усталости. Без адского холода и болезней. Мир без жизни. Егоров последний раз поднял голову к туманному небу тайги. Его личная стройка БАМа подошла к концу, и Олег надеялся, что успеет ожить до того, как мертвецы оставят от него человечий обрубок.
В котлован спускались десятки бамлаговцев. Падая, спотыкаясь, путаясь в снегу, они шли за своей пищей. Волочили мертвые ноги, чтобы впервые за сорок с лишним лет наконец-то наесться.

 

[Дoчь*Cамурая]

Дело было так. Во вторник на четвертый день полного воздержания от алкоголя, после недельной пьянки с последующим чудовищной силы бодуном с тремя бессонными ночам, пришла-постучалась в мою ебанутою голову мисс Она: Горячка Белая.
Утром в башке ласковый голос начал напевать что-то о любви и обожании меня. Пел тихо-тихо, слабо-слабо. Заткнула его тремя таблетками фенебута (не советую).
День, однако, прошел без приключений. Ира уже успокоилась и практически возрадовалась жизни. Ни х..я! Нет мне счастья на этой планете.
К вечеру мисс Белочка вступила в свои права. Делирий то, к слову, как раз обостряется ближе к ночи. Вот и у меня отчетливенько так запел в правом ухе детский голосок, опять же про любовь ко мне. Вот тут я струхнула по-настоящему. Было уже такое в моей жизни и повторения не хотелось так же, как Японии новой Хиросимы.
Стало страшно, пришлось звонить любимому врачу-наркологу и жалиться. Тот, конечно, сразу велел ехать ложиться к нему в клинику. Но для меня этот выход был неприемлем. После споров и уговоров решили, что он привезет мне кое-какие лекарства. Вот они:

---Грандаксин, по 1 таблетке три раза в день (успокаювающее)
---Афобазол, по 1 таблетке три раза в день (успокаювающее)
---Феназепам, 2 таблетки каждые шесть часов, на ночь 3-4 (не больше!), чтобы заснуть
Лечение продолжается пять дней.
Внимание

1. Главное лечение – сон.
2. Рядом с вами обязательно должен находиться человек, готовый в случае чего скрутить вас и все таки доставить в больницу.
3. Лечение такое возможно только для тех случаев, если голос один, знакомый и неугрожающий. При появлении других голосов, особенно чужих, когда даже первый голос начинает от вас что-то просить, требовать, когда появляется страх, беспокойство, тревога, НЕМЕДЛЕННО – паспорт в руки и бегом в наркологию
Это, правда, не шутки. Я писала, что случилось со мной, когда меня просто слишком поздно довезли до больницы.

Продолжим. Голос петь уже перестал. Он начал разговаривать со мной и оказался моей любимой доченькой (Слава тебе, Господи, Слава, что хоть не покойным мужем, зовущим в ад, как в прошлый раз). Доча сначала рассказывала, что любит свою красивую маму больше всех на свете, целовала. Потом начала закидывать вопросами, а люблю ли ее я. Долго просила сказать правду. К моменту, когда голос дочки становился все агрессивнее, приехал наконец врач. Он выдал вышеуказанные таблетки, провел полный инструктаж по ним, раз десять напомнил в каких случаях, кроме стационара от смерти ничего не спасет. Пообещав ему постоянно держать его в курсе, мы распрощались.
Потом я хряпнула грндаксин(1), афобазол(1), феназепам(4), меня как мехово-пуховой шапкой приодели, и вырубилась до утра.

День второй

Ира проснулась с головой чумной, но без звуков. Сходила в ванну, оделась, села в машину к принцу (которому, кстати, строго-настрого запретили оставлять меня одну хоть на минуту) и тут в правом ухе тоненький голосок дочки: «Мама, я люблю тебя больше всех на свете. Мамулечка моя. А ты меня любишь? Скажи правду: Любишь? Любишь? Любишь?»
А ведь я проспала всю ночь.
Срочно глотаю опять 1 грандаксин, 1 афобазол, 2 феназепама. Голос становится далеко, как в отъезжаемой от перрона метро электричке. Радуюсь, что голос не просто родной, а суперродной, дочин, а новых, да еще угрожающих не прибавилось. Через какое-то время вырубаюсь прямо в машине.

Если бы я уже не переживала делирий с голосами в голове, то от ужаса уже скопытилась, наверное. Тут главное, купировать все как можно раньше: послышались фразы в голове – сразу таблетки глотай. Не жди, что пройдет, и не доводи до реанимации или психиатрической больницы, как у меня уже было.

В обед еще пообедала дозой колес в пропорции 1:1:2, так как доча в голове уже визжала: «Ах ты меня не лююююююбииииишь?»
Два дня доктор сказал – кризис, потом на поправку.

День третий

Уже вечер и никаких голосов.

 

[Дoчь*Cамурая]

Гертруда и Алиса тоже получили его письмо, на которые Алиса быстро ответила:
,,Мисс Стайн знает, что знала вас, но теперь уже не знает ни как узнала, ни когда, ни где, ни почему знала в то время, в которое знала. Тем не менее она желает вам всего наилучшего."
То была не амнезия. То было равнодушие...

 

[Дoчь*Cамурая]

— Светлое небо!.. У нас на реке часто лягушки вмерзают в лед. Катаешься зимой, а они смотрят на тебя из глыбы льда выпученными глазами… А весной, когда лед растает, оживают.
— Да, — согласился он, — как лягушки или рыбы… Но с лягушками ничего не происходит. Или происходит, но мы не различаем: лягушки все равно лягушки — размороженные или не замерзавшие. Но в человеке что-то вымерзает важное… Отморозки живут как те же лягушки или рыбы: едят, пьют, плодятся. Врага убивают, тоже едят. У них нет наших дуростей вроде любовей, из-за которых парни бросаются на нож, а девки топятся, или там, слово дал — сдержи, хоть для этого пришлось бы умереть…
Она посмотрела на него с неуверенностью:
— Но тогда… они должны побеждать.
Добрыня с некоторой неуверенностью покрутил головой:
— Должны. Но не побеждают. Стало быть, что-то в нашем дурном «дал слово — сдержи» есть жизненно важное. Если не для человека, то для племени.