Он почувствовал, что способен к психологическому анализу, тонкому, прустовскому анализу. Когда чувствуешь себя умным, предателем себя не чувствуешь.
— Видишь ли, когда я с ней познакомился, я был... ну, ты, конечно, помнишь... с меня словно кожу содрали. Бог знает почему, но именно так и было. Она положила меня на пуховую подушечку, согрела, вернула к жизни. Право. Но теперь... Теперь эта подушка давит мне на лицо, душит. Вот оно как. Все, что я любил в ней и что поддерживало меня — ее властность, ее прямолинейность, цельность, — все это обратилось против нее...
— Потому что сам ты вялый и неустойчивый, — ласково сказал Жан.
— Если хочешь, да. Может быть, я последняя сволочь, но, право же, бывают минуты, когда я дорого дал бы за то, чтобы не представать перед ее судом. И быть, как прежде, одиноким.
Ему следовало бы, ради точности, добавить, что он не может и помыслить себе жизни без нее...
