Стихи

[Дoчь*Cамурая]

Марья приходит к травнику - долю свою выпытывать. Сила течет с утра в нее говорами забытыми, присказки золоченые - сводят слова с ума ее, лето ходила черная, а нынче - горит и мается. Марья садится, щурится, на образ знакомый крестится. «Я, - говорит, - прощу его, да сохнет полынь под лестницей, болиголов качается, омела в ладони просится, марьянник возьмет печаль его и обернется осенью».
Травник от века высохший, темный, что синь еловая, слово за словом выслушал да переплавил в олово, олово воском вылилось, воск растворился в памяти. «Вы от любви остыли, но прошлого не исправите».
Марья выходит в сумерки, зиму встречает, кланяясь, сила в снегу рисует ей избранных на заклание, Марья, простоволосая, держит свечу венчальную, омела в ладони просится, болиголов качается.
Травник от века высохший, темный, что синь еловая, мертвое имя высушил да переплавил в олово, олово воском вылилось, воск растворился в памяти.
Марья смеется: видела - прошлого не исправите.

 

[Дoчь*Cамурая]

А напомни-ка мне, хороший мой, как мы начали, палачами друг другу стали, свечами, плачами, бесконечной проверкой на прочность, железной выдержкой. Расскажи, уходящий к Вечному, как мы выжили?

Какими были безумцами, дураками, как водил ты меня кругами - от столичного пекла до горной святой обители, как мы своих обидчиков ненавидели, как родители наши седели, слабели, таяли, как рождались книги, и мы нараспев читали их, как любили тех, кто взгляда не стоил нежного, как бежали из дома южного, плена снежного, как искали себе пристанище в каждой строчке.
И нигде нам не было места поодиночке.

А напомни-ка мне, когда ты вошел в права свои, перестал молоть чепуху и нести напрасное, уберег нас от лишнего третьего, слова лживого. Вспомни, как я тебя услышала, покажи меня.

Покажи, как июнь дождит, укрываясь в сумерках, как несмело новые карты себе рисуем мы, как играет лето заревом, ветром огненным, как рассвет расстилают нам рыбаки на отмели, как становится все пустым и уходит в прошлое, как в степи встречают орлы, а в предгорьях - лошади, дом теплом наполняется, смехом и детским гомоном, как ты учишь нас извечному и огромному.
Как храним, что имеем, и ведаем счастью цену.

Целый год прошел сквозь нас.

И оставил - целых.

 

[Дoчь*Cамурая]

Потеряться бы.Испариться.
И из времени,и из пространства.
Чтоб не портить автоматизмом
Поцелуя при слове "здравствуй!"
Может,жизнь подавать как шоу,
Где улыбка стоит на страже,
и прекрасно - только чужого
Мне не надо.А это - ваше.

 

[Дoчь*Cамурая]

Истек им срок, им свет истек на дно.
К ним снег вчера заглядывал в окно
Без всяких побудительных причин.
В них больше нет ни женщин, ни мужчин,
Им всё равно.

Истек им звук, им голос изменил,
В них раньше ветер музыку хранил,
Огонь - тепло, листва - зелёный цвет.
Их больше нет.

Их больше нет - в том смысле, в том ключе,
В каком рука лежала на плече,
И ничего такого, чтобы: Ах!
Темно в глазах!

Истек им смысл, им память истекла,
Их больше не достать из-за стекла.

 

[Дoчь*Cамурая]

Бездонный сон, в который упаду,
сорвавшись с нити голоса, как будто
со слова, что имеется в виду
в молчании подаренного утра —
подобный сон сознанье протолкнёт
в гримёрку старой драмы, в декораций
парадную и в лестничный пролёт
развязки, до которой не добраться.

В подобном сне мы будем, наконец,
одобрены чернилами вселенной,
закованы объятьями колец
в главе, что остаётся неизменной
не только в нашем сне, но наяву,
не только навсегда, но и повсюду:
во времени, в котором я живу,
и в городе, где жить уже не буду.

Поскольку в этом пламени, мой брат,
не щепки дней, проткнувшие недели,
до пепла за мгновенье догорят, —
но вечность, что склонилась у постели,
бросая древесину в жаркий сон
в ночном аду, в который упаду я.

Но блеск в твоих глазах — да будет он
последним из огней, что я задую.

 

[Дoчь*Cамурая]

в каждой тени теперь я вижу твою правоту
учусь понимать, что тени имеют причины,
и поднимать на них рассеянный взгляд.
иногда мне кажется – это сложнейшая битва из всех, -
разучиться тени.

я, как беженец из войны в разгар фейерверка,
подавляю желание упасть, закрыв руками голову.
и тогда я думаю: черт, это навсегда,
или даже: я уже не смогу.

иногда же мне кажется – можно в один момент,
в долю секунды, как бы одним прыжком
разучиться тени.

но ты знаешь, что просто наступит день,
когда свет, жажда правды, и радость
победы над собой,
и что-то еще,
ну,
ты знаешь, что,
победят незаметно.

и вот: я смотрю на тени от облаков,
и думаю: очень очень красиво плывут,
и больше вообще не думаю ни о чём,
разучившись тени.

 

[Дoчь*Cамурая]

А теперь смотри, как пазл собирается воедино.
В песочных часах остаётся крупинки три.
Меж песком и временем закончился поединок.
И теперь – смотри!

Она тебя предупреждала сразу:
Тонкие нитки, что люди друг к другу привязывают,
Затем беспомощно обрывают, плача, -
Ничего не значат.

Это её искусство – уметь сбываться.
Просто следи глазами за этим танцем,
Пока она сомнений тебя лишает.
Смотри, как красиво она всё нарушает.
И бесполезно злиться на снег и ветер.
Как его приручить или быть в ответе?

Она меняет имя, меняет кожу,
Меняет белым нельзя черное можно,
Меняет белое можно черным нельзя.
Смотри: вот точка, где правда становится ложью.
Она сама никогда ничего не предложит,
Потому что будет лишь с тем, кто может - взять.

Она тебя предупреждала сразу:
Не полагайся на свой ненадёжный разум,
Логика поломает свои кинжалы.
Все говорили – беги! Но кто сбежал, а?

И когда ты поднимешь камень и бросишь камень,
То поймешь, что всё зло творилось твоими руками.
Отпускай, пускай, пустота – три последних слова.
Перевернёт. Песок заструится снова.

 

[Дoчь*Cамурая]

Так сладко быть выжженой, иссушенной как жаркая Атакама,
безводной пустыней, в которой ни одуванчика не растет -
всем телом почувствовать, как отменяется сбой программы,
как прочной броней становятся все синяки и шрамы,
любая слезливая муть испаряется сходу... Такой улёт -
коленями зажимая покрепче бутылку хорошего темного рома,
планировать новый день, посвященный себе одной -
плохие девочки просто не могут всегда быть дома,
нет, правда, ведь я же совсем не умею всегда быть дома,
ходить этой скучной дорожкой, между дежурным сексом, едой и сном -
унылая перспективка на жизнь, согласись? Ведь ее так мало,
расходовать время по нудному графику - бред какой...
Я так не люблю до конца досматривать длинные сериалы -
ты знаешь, больше, чем это я ненавижу лишь разные одеяла,
и обожаю спать, прижимаясь к щекотной дорожке на животе щекой,
чтоб утром вести языком по ней, толком не просыпаясь -
почти как залезть за спелой черешней в соседский сад -
а после сбежать, отдышаться, опомниться, снова от всех скрываясь,
а может вернуться к исходу вечера, медленно раздеваясь,
по самой дурной траектории,
лучшей из всех глиссад.

 

[Амалия]

С утра я разбирала мусор,
В своей копалась голове -
Откидывала что не нужно,
Что может пригодиться мне.
Как бомж, в огромной общей свалке
Нашла и пищу я и кров,
Одежду, что то на продажу,
Тоску и нежность, грусть, любовь.
И вдруг среди ненужной дури
Я ощутила теплоту...
И под рукой затрепетало,
Меня ввергая в пустоту...
Живое что то, с переливом
Я наклонилась, не дыша,
Увидела и осознала -
В руках моих моя душа.
Слегка поблекшая местами,
Местами стёртая до дыр,
Сапог огромных отпечатки,
Сочится радужный эфир.
Она немного испугалась,
Зашевелилась на руках,
Пыталась соскользнуть и скрыться,
Запрятаться в чужих стихах.
Но я её не отпускаю,
Держу прижав к своей груди.
Душа немного отогрелась
И вижу тянется - иди...
Её расправила, одела
Во мне всё сразу улеглось,
Ничтожной кучкою ненужной
Свалилось зло, оторвалось.
Не уходи душа, останься,
Хочу я вновь тобою стать,
Жить с лёгкостью, любить и плакать,
Смиряться, находить, терять...
Но если я душою стала,
То даже смерть мне не страшна,
Пусть я душа - во мне навеки
Закончилась моя война!

 

[Дoчь*Cамурая]

И я люблю.
Каждый из жалких дней.
И я люблю.
Метель, пустоту и лужи.
И да. Я этим не сделаю жизнь длинней.
Но сделаю глубже...

 

[Дoчь*Cамурая]

Здесь такое утро занимается, что невольно хочется к нему. Солнечный раскачивая маятник, три вершины прогоняют тьму. Первый луч, как маленькая молния, бьет в окно и заставляет жить. Белый ватман снежного безмолвия: если хочешь счастья - напиши. Звон хрустальный, волшебство морозное - надышись, пройди сквозь этот лес. Столько раз мы вырастали взрослыми- наконец пора не повзрослеть. В этой чаше горной вечность спрятана, каждый шаг осознан и весом. Выходи, мой свет, играть с ребятами, научись не замечать часов.
Все сценарии иные терпят бедствие, песни прошлого летят в терновый куст.
Триединство
места,
времени
и действия
кажется важнейшим из искусств.

 

[Дoчь*Cамурая]

Нарушаю традиции.
.Правил не чту чужих,
Вывожу из себя толпу персональных бесов.
Ведь у них, сволочей, на учёте мой каждый чих
и любая осечка, чреватая нервным стрессом.

Ничего. Это греет…
Я тоже в душе - садист,
энтомолог….. маньяк,
Потрошитель полночных тварей.
Препарирую чёртиков - то бишь астральных крыс.
И порою мне кажется:
Знаю их мир в деталях.

Он обыден и жалок -
Как всё, что имеет вес
в узких рамках порока, избравшего целью душу.
Предсказуемость - норма.
Зеваю. Мне скучно, бес.
Ну, давайте уже…..разродитесь достойной чушью.

Но, у них то ли с чушью, а то ли со злом напряг.
Ни ума, ни фантазии…
Полный затык, короче.
Эти милые чёртики вот уже год тупят...
Вроде, я не лишала их дьявольских полномочий.

Чё-то бдят…. выжидают….
Засада - куда ни ткнись.
Обучаюсь у бесов простейшим азам коварства.
Никуда не спешу,
Исключая ненужный риск.
Знаю: сами придут, чтобы дать слабакам просраться.

Вроде, всё под контролем:
Спокойно…… путём…….пучком…
Неплохой симбиоз - мы, похоже, нужны друг другу.
Не успела подумать,
А бесы бочком….бочком….
проскользнули в меня с беспринципностью душегубов.

И теперь очевидно любому,
Что я - не я…
То есть я - это я, а не тот малохольный злыдень,
что пролез мне под череп и трахает мозг, «любя»..
Ну-ка, тапком его!!!
Не борзей! Огребёшь!
Изыди!

Он уходит реально, оставив меня одну.
Недовольный…..угрюмый…..подавленный и убитый…
Я люблю своих бесов.
Мы вместе пойдём ко дну.
Если с неба не кинут спасательный круг Молитвы.

 

[Дoчь*Cамурая]

...а когда ты был, то говорил со мной каждый день,
даже если ты молчал, я знала: он со мной говорит...
каждый день теперь приходят другие, да всё не те,
я устала листать разговорники, спрашивать словари...

вот с тобой не нужно было выдумывать, как сказать,
можно было из слов легко конструировать и ваять...
а сейчас я просто испуганный вымерший динозавр,
потому что любая строчка им выдаст, какая я..

но во рту не станет слаще, хоть сто раз повтори "щербет",
и не станет слово крепче, хоть в три слоя клади акрил...

если ты прочитаешь это и поймешь, что оно - тебе,
знай, что я скучаю по миру, в котором ты со мной говорил.

 

[Дoчь*Cамурая]

Почему-то я знаю: он любил меня больше тьмы, уходил за мной от дома, сумы, тюрьмы, сотни раз споткнулся, ни единого не зарекся, занимался мной, и горел за меня, и спекся. И упал во тьму, но и там продолжал светиться, изотоп урана, метеорит, жар-птица, опалённые перья, потусторонний шёпот, он был проклят мной и отпущен из прокажённых. Почему-то я знаю, что он помнит меня и чует, став одним из тех, кто спасся от смерти чудом, мою боль приняв в себя и вернувшись целым, он и тьме отныне ставит другую цену. Различая ее ужимки, гримасы, тайны, он ложится в тень земную, включает таймер, позволяет тьме самой находить ответы.
До рассвета потерпеть ее.
До рассвета.

 

[Дoчь*Cамурая]

Был местом - стал экраном памяти, не город - темный кинозал. Вот здесь мы промолчали в панике, а тут ты лишнего сказал, на этом перекрёстке ссорились, на том - мирились, не простив. В домах дверные петли сорваны - открыто, но нельзя войти. В шкатулках не осталось ценностей, в реке не прибыло воды. Живые и уходим целыми - аминь, спасибо за труды. Шагают дворники оранжево по нашим отпечаткам лап, и если сжечь мосты прикажут нам, то пусть получится - дотла. Так мелочно за что-то держимся, так прячем прошлое в карман, как будто время танцем дервишей не нас давно свело с ума, как будто можно втайне вымолить прощенья горькое вино. Начнется дождь и город вымоет, и так закончится кино.

Баланс терпения и гордости нас до добра не доводил.
Людей с истёкшим сроком годности полезно убирать с пути.

 

[kroha]

Забирай все, что хочешь, но только не это
Остальное бери и жги – никто не заметит
Забывай даже имя, но только не это
Остальное сотри, как пыль с белого цвета
А моя любовь туманом не станет
Она еще выше и все же за гранью
А моя любовь ночами мерцает
Ты ее видишь, она это знает
Она это знает
А моя любовь туманом не станет
Она еще выше и все же за гранью
А моя любовь ночами мерцает
Ты ее видишь, она это знает
(с)

 

[Дoчь*Cамурая]

«Что делать нам с Лисой!
Житья от Рыжей, нет! —
Словами этими Индюк открыл совет. —
Все те, кто крякают, кудахчут на дворе,
Все скоро будут там… У Лисоньки в норе!
Кто хочет выступить? Какие есть сужденья?
Как проучить злодейку наконец?…»
Тут кто-то с места внёс такое предложенье:
«Чтоб слышать издали Лисицы приближенье, —
Повесить ей на шею бубенец!…»
«Мы вовремя всегда успеем разбежаться!» —
Сказала Курица, приняв серьёзный вид.
«Что ж! — согласился Гусь. — Что ж!
Я за это, братцы!
Идея хороша! Как в этом не признаться!
Но кто из нас её осуществит?!»
«Ну, это уж технический вопрос!» —
Ответил тот, кто предложенье внёс.

Я басню сочинил. Мораль её проста.
Без практики, увы, теория пуста!

 

[Дoчь*Cамурая]

Когда госпожу Бо одолевает скука,
она спускается в подземелье и обходит свои владения -
восемь подземных озёр в тайных пещерах Лай.

Три больших озера под гулкими сводами,
пять малых с пёстрым галечным дном
и одно совсем крошечное, но бездонное.

Госпожа Бо зажигает лампады
и поёт песни камням, восхваляя их мудрость.
В наших местах её считают
причастной к древним знаниям.

Но госпожа Бо любит лишь
отблески огней на тёмной поверхности воды
и запах тлеющего сандала.

 

[Дoчь*Cамурая]

Сними с ушей горячую лапшу,
Которую ты сам на них повесил,
И станешь вновь пригож, доступен, весел,
А я об этом в рифму напишу

Не хокку и не танку, а романс —
Историю любви твоей (новейшей).
Я буду понимающей, как гейша,
Входя с чужой душою в резонанс.

Твоё письмо о том, что мир жесток
И вечно бьёт по печени ногами,
Я на весу сложу, как оригами,
И из письма получится цветок.

Ещё e-mail — ещё цветок в руке.
Потом из них составлю икебану.
Но отвечать тебе уже не стану,
А лучше выпью тёплого сакэ

И через силу суси закушу!
А то, что я никто на этом пире,
Ещё не повод делать харакири,
Но точно —
повод снять с ушей лапшу.

 

[Дoчь*Cамурая]

к тебе, ко мне ли
или к тем, кого рисуем
буквами на панели
язык старше чем время
он заведёт нас
он проводник смелый
кто-то приходит сюда наблюдать.
сквозь щели виден свет