Стихи

[Gertruda]

Я говорю вам: научитесь ждать!
Ещё не всё! Всему дано продлиться!
Безмерных продолжений благодать
не зря вам обещает бред провидца:
возобновит движение рука,
затеявшая добрый жест привета,
и мысль, невнятно тлевшая века,
всё ж вычислит простую суть предмета,
смех округлит улыбку слабых уст,
отчаянье взлелеет тень надежды,
и бесполезной выгоды искусств
возжаждет одичалый ум невежды...
Лишь истина окажется права,
в сердцах людей взойдёт её свеченье,
и обретут воскресшие слова
поступков драгоценное значенье.

Белла Ахмадулина

 

[Gertruda]

Я люблю эти снежные горы
На краю мировой пустоты.
Я люблю эти синие взоры,
Где, как свет, отражаешься ты.
Но в бессмысленной этой отчизне
Я понять ничего не могу.
Только призраки молят о жизни;
Только розы цветут на снегу,
Только линия вьется кривая,
Торжествуя над снежно-прямой,
И шумит чепуха мировая,
Ударяясь в гранит мировой.

Георгий Иванов

 

[Дoчь*Сaмурая]

Дети меня не звали — имя слишком тоскливо. Бабы мне зла желали — тело слишком красиво. Парни меня бросали — речи слишком правдивы. Люди, не быть мне с вами. Лес впереди.

Слышишь нутряный вой? То моя кровь поёт. Женский, упрямый мой запах к тебе ползёт. Лягу на землю, сняв шелковый поясок. Здесь я — возьми меня, князь одиноких, Волк. Буду с тобой ходить, в спелые луны выть, пасть отомкнув, стонать, сладкое мясо рвать — в смелости не щадить, в радости убивать. Буду тебе женой, буду тебе верна…

Волк, усмехаясь: нет. Мне не нужна жена.

Мне бы росой отмыть с сердца дурную весть, красной корой ольхи горечь внутри заесть, мне бы судьбу сломать, как об колено ветвь… Примешь ли ты меня в лапы свои, Медведь? Буду тебе плясать, шерсть на спине чесать, мхом выстилать кровать, сны медвежат качать, песенки пчёлам петь, мёдом беременеть, зимний покой стеречь, сало твоё беречь. Буду тебе женой, буду тебе верна…

Голос Медведя: нет. Мне не нужна жена.

Значит, жених мой — Ящер, страшную шею прячет в тёмной воде стоячей гиблых гнилых болот. Значит, в безгубый рот скользкою рыбой плыть, голой, простоволосой по берегам ходить, бледной кувшинкой спать на полотне воды… Ящер, возьми меня! Спрячь от моей беды. Буду ползти ужом, жизни срезать ножом, стану царицей дна…

Ящера шёпот: нет. Мне не нушшшна шшена.

Ты не жила, любя. Лес не спасёт тебя. Ты не одна из нас. Пробил твой смертный час.

Тело покрой листвой — мы будем петь над тобой. Губы залей смолой — мы будем петь над тобой. Выступит кровь росой — мы будем петь над тобой. Рвётся душа в побег, сердце даёт побег, что будет под ветром гнуться, к солнцу лицом тянуться.

Жизни тебе не сменять, женой никому не стать — древесной невестой, безгласой, безвестной, на месте в лесу стоять.

 

[Gertruda]

Который год мечтаю втихомолку —
Сменить на книжный шкаф простую полку
И сборники стихов переплести.
О, Муза, дерзкую мечту прости!
Маячат деньги, пролетая мимо.
Мечта поэта неосуществима.

Михаил Зенкевич

 

[kroha]

Там нет меня,
Где на песке не пролегли твои следы,
Где птица белая в тоске,
Где птица белая в тоске кричит у пенистой воды.
Я только там,
Где звук дрожит у губ желанной пристани
И где глаза твои стрижи,
И где глаза твои стрижи скользят по небу пристально.

Там не меня,
Где дым волос не затуманит белый день,
Где сосны от янтарных слёз,
Где сосны от янтарных слёз утрёт заботливый олень.
Я только там,
Где ты порой на дверь глядишь с надеждою,
И как ребёнок с детворой,
И как ребёнок с детворой ты лепишь бабу снежную.

Там нет меня,
Где пароход в ночи надрывно прогудел,
Где понимает небосвод,
Где понимает небосвод, что без тебя осиротел.
Я только там,
Где нет меня – вокруг тебя невидимый.
Ты знаешь, без тебя и дня,
Ты знаешь, без тебя и дня прожить нельзя мне видимо.

Павел Жагун)

 

[Gertruda]

Что войны, что чума? - конец им виден скорый,
Их приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?

Анна Ахматова

 

[Дoчь*Сaмурая]

Я говорил ему: "Бежим, бежим!". А он, как есть, остался - недвижим, не вырос, не уменьшился, не умер. Все то же пьет и добавляет лёд, и лишнего от жизни не берет, но - как всегда - не добирает в сумме. Мы с ним сидим, а небо головой качает над московской мостовой, роняет снег на лацканы высоток. Бог стар и сед и не запомнит всех, он так устал от писем и бесед - вот-вот опять впадет в февральский сопор. Благослови, отец, отличный шанс - сорваться с места, вырасти, дышать, любить цариц и разделять их ложе. Я говорил ему: "Бежим, дурак, держи дары: свобода, город, знак". Но он упрям, и в этом мы похожи.

Вот он стоит, стоит, а я бегу, и оставляю память на снегу - следить за тем, кто не пойдёт и сгинет. Дышу, люблю, прощаю и расту, и город поднимаю в высоту.

Зову других бежать.

Бегу с другими.

 

[Gertruda]

Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, —
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная —
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.

Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.

Я родился - доселе не верится —
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.

Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда —
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.

Борис Рыжий

 

[Gertruda]

Не заставь меня плакать, – я плакала много, любимый.
И не думай напрасно, что я холодна и надменна.
Мне изранили сердце, и в шрамах оно постепенно
Отвердело, но больно ему от ожога, любимый.
Безоглядно я шла, доверялась открыто и прямо,
Но как часто встречала я с горечью неодолимой
Камень вместо сердец, я же верила в сердце упрямо.
Нелегко мне досталась прямая дорога, любимый.
Мне бы тихо уснуть, по-ребячьи склонясь головою
На колени твои – отдохнуть от тоски нестерпимой.
Тайный свет сбереги, озаряющий сердце живое –
Вечереет мой день, уже ночь на пороге, любимый.

Сильва Капутикян

 

[Дoчь*Сaмурая]

И будто никогда не умирал.
В какой из жизней там, на перевале,
нас каменные глыбы раскатали,
дорогой сделав через перевал?
Сидишь живой, смеёшься, весел, цел.
В какой из жизней кончилось иначе?
Не пишут кто друг другу предназначен
на вечном соломоновом кольце.

 

[Gertruda]

На окне, серебряном от инея,
За ночь хризантемы расцвели.
В верхних стёклах — небо ярко-синее
И застреха в снеговой пыли.

Всходит солнце, бодрое от холода,
Золотится отблеском окно.
Утро тихо, радостно и молодо.
Белым снегом всё запушено.

И всё утро яркие и чистые
Буду видеть краски в вышине,
И до полдня будут серебристые
Хризантемы на моём окне.

Анастасия Хохрякова

 

[Дoчь*Сaмурая]

Снега не будет, не будет снега, и не рассчитывай. Пей и пой. Кони устали уже от бега, путники ночью спешат домой, каждый находит предлоги, чтобы сесть у огня, смаковать вино. Только тебе по ночам - сугробы, белые сани да снежный звон, только тебе не сидится смирно, верно, осколок оставил след – как она время проводит с милым, что происходит в ее земле, кем она станет, когда растает, с кем она встретит тогда весну?.. Знает сочельник чужие тайны, вот и не может никак уснуть, ходики старые шумно дышат, шаркают стрелкой, уже отстав… Там, у нее, даже воздух выше, там у снежинок иной состав, там ослепительный звездный холод, белая вьюга, в ее шелках шепотом, шепотом стынет голос, и засыпает уставший Кай…

Город рождественской дышит негой, месяц становится желт и юн.
Снега не будет. Не будет снега.
Что ты, не бойся.
Садись к огню.

 

[Gertruda]

Только по той причине,
Что я люблю,
Душа моя - пёстрая бабочка -
Во хмелю.

Только по той причине,
Что я люблю,
Дрожащими листьями сердца
Дорогу твою стелю.

Джеймс Мёрсер Лэнгстон Хьюз

 

[Gertruda]

Зачем опять меняемся местами,
зачем опять, всё менее нужна,
плывёт ко мне московскими мостами
посольских переулков тишина?

И сызнова полёт автомобильный
в ночи к полупустым особнякам,
как сызмала, о город нелюбимый,
к изогнутым и каменным цветам.

И веточки невидимо трясутся,
да кружится неведомо печаль:
унылое и лёгкое распутство,
отчужденности слабая печать.

Затем. Затем торопишься пожить.
Затем, что это юмор неуместный,
затем, что наши головы кружит
двадцатый век, безумное спортсменство.

Но, переменным воздухом дыша,
бесславной маяты не превышая,
служи своё, опальная душа,
короткие дела не совершая.

Меняйся, жизнь. Меняйся хоть извне
на дансинги, на Оперу, на воды;
заутреней - на колокол по мне;
безумием - на платную свободу.

Ищи, ищи неславного венка,
затем, что мы становимся любыми,
всё менее заносчивы пока
и потому всё более любимы.

Иосиф Бродский

 

[Дoчь*Сaмурая]

Допустим, так. Но в этой темноте
В другой сигнальной, знаковой системе
Сидят не те, и говорят не те,
И все сильней становятся не теми.
Допустим, так - нельзя не допустить:
Упущено, изношено, изъято
Из обращения - как старый стих,
Забытый сон, нарушенная клятва.
Допустим - что? Прекрасен наш союз:
Не подчиняясь правилам привычным,
Я так боюсь того, что не боюсь,
Не ставлю точек, не беру в кавычки.
Допустим - мы. И в нас какой-то свет,
И чей-то дух, и промысел, и сила.
Но в темноте, в тяжелой голове,
В густой траве - вдвойне невыносимо.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Ты умеешь стоять под чужим мостом, говорить о сложном, как о простом, обесценивать важное, ждать звонка, быть больней смещенного позвонка, неудобней сумы, тяжелей тюрьмы, ты умеешь "я" отделять от "мы", не считаться с главным, не помнить слов. Мне с тобой, действительно, повезло. Знать бы только, что делать с таким добром - не пора ли по Питеру с топором, кто имеет право, а кто не прав? У таких историй суровый нрав. Если хочешь выстрелить - говори, Свидригайлов ждет у меня внутри. Вряд ли ты сумеешь, да что с того. Постоял немного и вышел вон. Из таких следов, верстовых столбов каждый раз у нас состоит любовь, под мостом - подмостками старых сцен - ходит тень, посаженная на цепь.

Тише, тише, хороший мой, спи-усни. Ничего не изменится, мы одни.

 

[Gertruda]

Легкомыслие!- Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мне вбрызнул смех,
и мазурку мне вбрызнул в жилы.

Научив не хранить кольца,
с кем бы Жизнь меня ни венчала!
Начинать наугад с конца,
И кончать еще до начала.

Быть как стебель и быть как сталь
в жизни, где мы так мало можем...
- Шоколадом лечить печаль,
И смеяться в лицо прохожим!

Марина Цветаева

 

[Дoчь*Сaмурая]

Спи, мой родной. Августа след простыл,
Стерся с бесстрастных трасс.
Спи, мой родной, если меня простил,
Чтобы забыть с утра.

Если устал, если простить не смог –
В сон не попросят виз.
Я обвила память твою тесьмой
Строк, улетавших ввысь.

Пряная ночь вычтет мои стихи,
Выметет самый сор.
Спи, мой родной. Трудно любить таких
И хохотать в лицо.

Что не сбылось, обречено бродить
Терпким коктейлем снов.
Спи, мой родной. Я на твоей груди.
Эхо – плохой связной.

Нас не связать. Рации больше нет.
Только набат сердец.
Фара луны выключит дальний свет.
Спи, мой родной, я здесь.

Этот сентябрь будет невыносим –
Кастинг на Страшный Суд.
Вздрогнет рассвет тысячей Хиросим.
Спи, я тебя спасу.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Этот мир фатален и неподсуден,
Разделяясь на инь и пьянь.
Даже девочки для битья посуды
Ищут мальчиков для битья.

Потому что парность универсальней,
Чем любое из прочих зол.
Все слова, что когда-то уже связали,
Повторятся в другой сезон -
Оттого не менее увлечённо -
У поэтов и сволоты.

Будет чёрным белый и белым чёрный,
А малиновый - золотым.

И какой-то Гамлет не станет Бродским,
Научившись принадлежать,
Отпустив на волю свои наброски
С тридесятого этажа.

 

[Беспринципная Седовласка]

Пора бы отойти от зимней спячки,
свернуть постель и одеяло.
Себя, зимою перепачкав,
заставить всё начать сначала!

По-новой мыслить, наслаждаться
и в полный рост дышать весной.
Что может лучшее случаться —
пускай случается со мной.

Тепло приходит отовсюду,
я кожей чувствую и сердцем,
мечты сбываются и чудо,
а на душе играет детство.

Впитаю счастье и свободу,
гармонии натянется струна.
Пришло родное время года:
отныне — настроение «весна»!

Костя Крамар