Детектив. Хм... Ладно. А я, сказочник и шут, позволю себе выложить сказку.
Березы.
*Береза на языке деревьев означает «боль».
Давным-давно, так давно, что никто и не помнит, на берегу большого, безмятежного Озера стоял маленький городок, улыбавшийся небу своими белоснежными крышами, свежей зеленью своих садов.
Город этот был окружен березами, белоствольными красавицами, купавшими в чистой воде Озера свои изумрудные косы. Много сказок, поверий, поговорок, примет причудливым кружевом оплетали эти деревья. Верили, что берёзы – это последнее пристанище покинувших солнечный мир.
Давным-давно, так давно, что никто и не помнит, а тот, кто помнит, не верит, в том городе жила девушка. Она была красива, красива той красотой, которая, раз встреченная, навсегда опаляет душу, превращая её в серое пепелище. Многие были влюблены в Хао (Пепел), влюблены в жгущую красоту её, но душа Хао ненавидела всех, кто её окружал – будь то близкие, будь то просто знакомые – ненавидела так, что трудно было даже дышать рядом с ней.
Но вот любовь пришла и к ней, застыла на расстоянии, не в силах приблизиться к опаляющему пламени.
Хао встретила Линнд (Хрусталь), юношу, похожего на сверкающий горный родник. Под его пальцами оживали цветы, животные избавлялись от болезней; люди улыбались, видя его. Подобно воде струился голос его, светлые глаза смотрели ясно и безмятежно. Казалось, ничто не могло потревожить озерную гладь его души.
И подумал Хао: «Я хочу любить его. Хочу, чтобы он любил меня». Но не знала она, что что уже тогда её полюбил Вер (Ворон).
Черны были глаза его - озерные омуты; волосы, как вороново крыло. Ночь и тайна были его верными подругами, в городе снискал он славу искусного воина, легкого и быстрого, словно птица.
Как любили Линнд, как боялись Хао и любовались красотой её, Вера сторонились в городе.
Видя сжигающую Хао страсть к Линнд, не стал он и пытаться привлечь её к себе, молча и незаметно следуя за ней всюду.
Я сгорю вместе с тобой.
Между тем в душе Хао негасимо горело то, что про себя она называла любовью, пожиравшее её день за днем, час за часом. А Линнд не замечал её, смеялся своим хрустальным смехом и пел старые песни, танцевал на празднествах и беседовал со своими цветами. Не знал он чувств Хао, говорил с ней так же, как и со всеми, не сторонясь, не отмечая. А она горела, думая, что чувство её – любовь вечная, настоящая. Хао хотела владеть только Линнд, хотела, чтобы думал он только о ней, был только с ней, любил только её. Но случиться этому было не суждено.
Наступило шестое лето с тех пор, как Хао впервые встретила Линнд, как Вер полюбил Хао.
В прозрачный тихий день последнего месяца этого лета Хао отправилась за город. Там, на дальнем краю березового леса увидела она маленький деревянный домик, где жила старая ворожея. Говорили, зналась она с древними духами, крадущими человеческие души.
Попросила Хао ту женщину научить её звать этих духов. Желала она получить их силу, силу владеть Линнд. Взамен обещала она отдать им свою пылающую душу. И отдала.
Юноша, задумавшись о чем-то, смотрел в воду, на переливающуюся гальку, на снующих тут и там мальков. Тихо и спокойно было на душе его. Тихо и прохладно, как в горной долине на рассвете. Прозрачны и чисты были мысли его, прозрачны и чисты. Не было в них ни жара злобы, была лишь прохлада покоя.
Сквозь ветви берез светило солнце, кружевная тень лежала на траве.
Позади Линнд раздалась четкая, сухая поступь.
Здравствуй, Линнд.
Тот медленно поднялся, повернулся к Хао, мягко улыбнулся, поприветствовал её в ответ.
Черным пустым огнем горели глаза её, черты прекрасного лица заострились, стали ломкими, точно сгоревшие травинки, что-то жгло её изнутри, сорванный голос был едва слышен.
Почему?.. Ты не хочешь стать моим, почему?..
Она медленно шла к нему, протягивая руки.
Стань моим, стань…
Линнд бросился прочь.
Нет, нет, нет…
Вер понял, куда и откуда шла Хао, легкой и неслышной тенью метнулся за ней к Озеру.
Березы видят всё, слышат всё, но сделать не могут ничего.
Вер всё знал, догадался обо всем, но сделать не мог ничего.
А Хао, не отставая от Линнд, следовала за ним вдоль берега молчащего Озера. Линнд бежал, страх, отчаяние толкали его вперед. Понимал он, что не спастись ему, и жизнь уже постепенно начинала разжимать свои объятия, в которых держала его.
Живое страшится мертвого. Мертвое ненавидит живое.
О Озеро, благословенные чистые воды! Прими меня в руки свои! Отдаюсь на волю твою!
И, падая с обрыва в воду, Линнд уже не видел, как настиг Хао Вер, как застыли они на краю берега, глядя ему вслед. Он видел лишь раскрывшуюся навстречу гладь Озера. Осколок прозрачного хрусталя упал и скрылся в глубинах. Навсегда.
А на высоком берегу замерли две березы. Одна – склонившаяся над водой, тянущая к ней свои ветви (как руки), черная, будто обгоревшая. А вторая, казалось, удерживала её от падения, ибо не хотела земля держать первую березу. Она была такой же черной, мучительно простирала она свои обугленные ветви к любимой, обнимала её, и застывшие капли сока блестели на коре. Слезы. Невозможно было даже дышать рядом с этими деревьями – от них веяло невыносимой тоской, удушливым, как дым, гневом.
А легкий ветерок играл хлопьями черного пепла, пепла боли, неизбывной нежности.
Он попытался спасти её – тщетно.
Давным-давно, так давно, что никто и не помнит, случилась эта история. Одна из берез до сих пор стоит на том берегу, до сих пор тянет ветви к безмятежной глади Озера. А вторую сломало ветром (но не сломило), и вершина лежит рядом в траве, шепча что-то небу. Глубоко под землей корни её оплели корни первой, желая остаться и быть с ней, оставаться рядом – всегда. Всегда.
Шелестят печально березы.
15.10. – 22.12.2006
