Да для главы 27(Chapter 27)
Там он сыграл в главной роли убийцу Джона Ленона.(Майка Чэпмэна)
Thirty Seconds To Mars
- Автор темы Vicont
- Дата начала
Там он сыграл в главной роли убийцу Джона Ленона.(Майка Чэпмэна)
баБУУУлькоо
Новичок
Клип кстати очень впечатлил и приятно удивил...без звука правда смотреть приходицо
Почему без звука?
AntI_TH
Анна Дарк
Ей их музыка не нравится)
Клип мне тож понравился...по смысловой нагрузке похож на LP "What I've done"
коRжжжЫК
Новичок
ох, вынуждена признаЦЦа.... мне оч понравился клип.... красиво снят, обычно смотрю его без звука... но песня Beautiful Lie, пожалуй, лучшая из их репертуара, поэтому порой могу и послушать, че они тама поют.....вот тока, как бы сказать Джареду, что рычать в песнях ему не стоит, не умеет и не надо....
ну, впечатления от клипа положительные....
ну, впечатления от клипа положительные....
баБУУУлькоо
Новичок
А почему только летом???
Йа_solnyffko
Новичок
Джаред Лето....... Ааааааааааа....... Какой зайка..... Он нереально красивенький!!!!!! Просто сууупер... Я обожаю его)))))))))
баБУУУлькоо
Новичок
О5 ты со своей оценкой внешних данных....засунь себе свои карандаши с аватара знаешь куда?
...З.ы.:Ты кстати кто???я у тебя уже месяц допытываюсь??
О_о
Новичок
эхх...будем ждать
EHOT
Пользователь
Вова а ты на можешь залить песенку на чей нибудь ФТП?а то хоца послухать from Yesterday прикольная песенка на А1 клипак видел)клип тож прикольный
О_о
Новичок
from Yesterday есть у Zdana
Тебе песня нужна, песню могу дать без проблем. Я уже писал, что этот клип, который стал таким популярным в России лежит у меня на фтп в папке Upload и его можно скачать + там есть рассказ о том как его снимали, правда на английском языке. Качество конечно не супер, но что есть.
FY
ИМХО The Kill в сто раз круче сам клип, правда я повторяюсь.
Cold~Silver
Пользователь
Ладно, ладно)) верим на слово...
Заключить контракт на запись сложно. Заключить такой контракт, имея только неподписанное демо без биографии или промо-фотографии и предложение прослушивания в двух часах езды от офисов большинства рекорд-лейблов, практически или совсем невозможно. Это и пришлось уяснить лос-анджелесской группе из трех человек, когда они выслали анонимные письма в звукозаписывающие компании и пригласили их посмотреть выступление группы в Санта-Барбаре.
Всего около четырех представителей звукозаписывающей индустрии предприняли эту поездку тем вечером. Группа сделала все так, как делала обычно: настроила инструменты и отыграла сет из тринадцатиминутных песен, замешанных на электронном, психоделическом и рок-альтернативном звучании. Удивительно, но к тому моменту, как они собрали вещи, к ним подошла пара представителей вышеупомянутых звукозаписывающих компаний, которые сказали, что контракт будет подписан уже послезавтра, и они позвонят в понедельник, чтобы обговорить условия сделки. Невероятный результат, достигнутый сомнительной стратегией, «трудоустроил» группу. Понедельник настал. Никто не позвонил. Почтовый ящик был пуст. Та группа, под названием 30 Seconds to Mars, продолжила тщетные попытки.
«Мы тогда были такими наивными. Мы и понятия не имели о том, насколько глупо это было — устраивать прослушивание для звукозаписывающих компаний так далеко от Лос-Анджелеса, — вспоминает фронтмен Джаред Лето с улыбкой. — Тогда, мы хотели просто заключить контракт: не выходили из тени и не появлялись в прессе, не наняли крупного капризного менеджера, который мог бы устроить сделку, — мы просто играли концерты и приглашали на них людей. Всё просто».
С той ночи прошло более десяти лет, и 30 Seconds to Mars, несмотря на неортодоксальную тактику, продолжают расти и развиваться. В то время, как они готовятся к своему агрессивному хэдлайн-выступлению на «Give It A Name», Rock Sound совершает путешествие в прошлое, чтобы выяснить, как и почему группа зашла так далеко.
Для братьев Лето это началось в середине 90-х. Тогда они уже некоторое время писали музыку вместе, но никогда не занимались этим серьезно. Они любили то, что делали, и хотели, чтобы это стало чем-то большим, нежели просто хобби, которым они вместе заполняют свободное время. Поэтому они и решили сделать так, чтобы начало происходить что-нибудь серьезное.
Когда мы начали, когда действительно стали одержимы игрой, мы пытались найти любые дешевые студии, в которых мы могли бы записываться, — признается Шеннон. — Уже одно это давало нам ощущение огромного скачка из домашней спальни. Мы играли в гаражах, дерьмовых студиях и вообще везде, где арендная плата была достаточно низкой, чтобы мы могли ее покрыть».
Многие из студийных репетиций были записаны в попытке привлечь других музыкантов, которые могли бы воплотить их идеи непосредственно в концепцию группы. Выбранный ими метод поиска потенциальных единомышленников был невероятно прост.
«Мы брали клочок бумаги, писали на нем что-то и оставляли в музыкальных магазинах и кафетериях, — объясняет Джаред с гримасой на лице. — Единственное, чего мы этим добились — кучка гребаных извращенцев».
Сейчас братья смеются над этим, но на тот момент это не казалось комичным.
«Мы точно знали, чего мы не хотим и, естественно, это в избытке и получили, — продолжает Шеннон. — Нам надо было бы снимать людей, заходящих в двери. Получились бы классные кадры для DVD».
Они что, правда были так плохи?
«Да, — решительно подчеркивает Джаред. — Кого там только не было: от клонов Слэша (Slash) до его ненавистников, от виртуозов гитары из гитарной школы, вроде Ингви Мальмстина (Yngwie Malmsteen), до законченных панк-рокеров. Очень сложно было найти того, кто тебе нравится, и в тоже время способен играть, заинтересован в той линии звучания, в которой заинтересованы мы. К нам приходили и люди, работающие только в одном жанре, и металлисты, единственным желанием которых было просто устроить месилово. К нам приходила даже пара глэм-групп[1]. Плохо было».
В тот момент братьям казалось, что они никогда не найдут того, кто бы им подошел. Несколько басистов нашлось и тут же пропало, в то время как группа продолжала играть вживую и добиваться контракта на запись. Не останавливаясь на этом, они поехали в тур.
И они ездили в тур с кем угодно. Абсолютно с кем угодно. «Однажды мы открывали концерт «Fishbone», — со смесью стыда и гордости вспоминает Джаред. — Как-то мы разогревали зал для одной мексиканской гриндкор-группы, мы открывали шоу metal- и арт-рок-групп, и групп, играющих в стиле фолк. Мы были на разогреве у кого угодно, когда угодно и где угодно, или играли сами по себе. Мы играли со всеми этими группами, а никто так и не заметил».
Делая сложное невозможным, 30 Seconds to Mars, к которым присоединился гитарист Томо Милишевич, все это время выступали полностью анонимно.
«На протяжении многих лет мы выступали достаточно тихо. У нашей группы не было названия, мы просто гастролировали и играли, — признается Джаред. — Мы не были заинтересованы в продолжении, для нас это было просто экспериментом. Потом мы поняли, что в этом заключается цикличность музыкального процесса: ты пишешь музыку и отдаешь ее людям, у которых возникают в связи с ней их личные переживания, а потом выступаешь перед этой публикой и обмениваешься этими впечатлениями. Мы хотели всего этого, поэтому начали создавать свою индивидуальность».
Группа никогда активно не прятала Джареда от публики, заставляя его сидеть в гримерке или трейлере до начала выступления, но они очень умно выбирали место выступления. Большинство их концертов было отыграно далеко от Лос-Анджелеса, в таких местах, где никто не ожидал увидеть актера, поющего в группе. Многие из тех ранних шоу проводились в байкерских барах на обочине, старых церквях, общественных центрах, библиотеках и дешевых дайв-барах в городах типа Мухосранска и тому подобных. Везде, где их не ждали.
«Это было настоящим испытанием — быть в группе со мной, — признается Джаред. — Мы знали, что будет сложно, поэтому были готовы к тому, что придется работать усерднее, чем если бы меня не было в группе».
Но, не поддаваясь сложностям, группа продолжала работать. Давний знакомый Rock Sound Йохан Матранга (Jonah Matranga) вспоминает вечер, который провел с группой, когда пел в начинающей альт-рок группе «Far».
«Мы играли в каком-то крошечном месте, даже без сцены, где-то в центральной Калифорнии, — начинает Матранга. — Позвонил Пол из Immortal [Records] и сказал, что одна из групп, с которой они думали подписать контракт, будет выступать этим вечером. Он сказал, что вокалист — актер, что никогда не было хорошим знаком».
Его худшие опасения оправдались, когда девочки-подростки, кружа вокруг группы во время заезда, спрашивали там ли уже «он», а немногословное приветствие Джареда подкрепило его нерадужные представления. Но что-то изменилось сразу же после того, как эти двое начали разговаривать.
«Поведение Джареда сразу же изменилось после того, как он понял, что я к нему не подкатываю, — продолжает Матранга. — Мы немного поговорили о тех странных обстоятельствах, в которых он оказался, о том, как сильно он был увлечен актерской игрой и еще более увлечен идеей группы. Тогда я, наверное, улыбнулся и сказал: «Осторожней со своими желаниями», или что-то вроде того, и мы пошли обратно за сцену. Он действительно выглядел счастливым, находясь там и делая все те абсолютно неромантичные вещи, которые поневоле приходится делать, играя в группе; что потом каким-то невероятным образом становится самым романтичным во всем этом. Я все больше и больше проникался уважением к нему по мере того, как группа оставалась вместе. Никогда особо их не слушал, но уже одно то, что он все еще продолжает этим заниматься, заслуживает одобрения, ведь он мог бы выбрать столько более простых путей».
Сначала добираться до мест проведения таких концертов группе приходилось на собственных машинах, они по очереди ехали первыми из колонны, по очереди разбирались в карте и толкали тачки до заправки, чтобы заполнить баки или поменять детали. И это не были просто гастроли в самой Калифорнии или около — так они ездили и в полноценные туры по всей Америке. Все приключение в том, чтобы находить романтичные стороны в абсолютно неромантичных вещах. Огромный прорыв произошел, когда группа смогла позволить себе дом на колесах, в котором они могли бы путешествовать все вместе. Настроение было приподнятым, но такими же высокими были и бока скромного транспортного средства: на этом вся радость и заканчивалась.
«Нам вообще-то потом пришлось избавиться от этого фургона, — признается Джаред. — Как-то его чуть не опрокинул ветер, когда мы ехали через Аризону. Фургон был слишком высоким и ветер дул так сильно, что мы не могли ехать дальше. Его и до этого сдувало несколько раз».
Прямо опрокидывало ветром?
«Да».
И вы были внутри?
«Нет, — продолжает Шеннон. — Но мы как будто плыли: когда поднимался ветер, внутри приходилось прижиматься, чтобы колеса оставались на земле».
Сейчас трудно представить себе все это, когда журналист Rock Sound сидит с братьями в задней части их безупречного тур-автобуса. Внутри последние несколько минут стилист с предыдущей фотосессии ждет, чтобы подстричь Джареда, в то время как тур-менеджер и многочисленная команда техников заботятся о сценическом оборудовании перед тем, как группа отыграет еще одно аншлаговое шоу перед тысячами зрителей. Но все это появилось только после того, как братья без надлежащего представления о правовой стороне заключили контракт на запись, прочитав и подписав его на свой страх и риск. Много чего произошло, но группа выживала всегда.
Выживать приходилось долго, еще и из-за задержки выхода их дебютного альбома.
«Мы собирались выпустить первый диск в 2001 году, но настало 11 сентября, и все изменилось, — мрачно отвечает Джаред. — Это была огромная трагедия, и все постоянно оглядывались, ждали чего-то и чувствовали себя соответствующе. Мы сменили название альбома «Welcome to the Universe», оригинальное творческое оформление тоже было изменено по этой причине — сначала оно было выстроено на образах войны, как прекрасное изображение чего-то невероятно жестокого. Это никак не сработало бы в царившей после трагедии атмосфере. Поэтому выход альбома был перенесен на 10 месяцев». В конце концов альбом все-таки вышел, 13-тиминутные эпические композиции были сокращены до шестиминутных спэйс-роковых экспериментов, проникнутых духом «Radiohead» и «Bjork», и скучных ровно настолько, чтобы в сочетании с модными тогда ню-металл мотивами позволить группе гастролировать и расти дальше. На протяжении почти всего тогдашнего периода 30 Seconds to Mars практически не появлялись в прессе, занимаясь только формированием фан-базы за счет постоянных живых выступлений, которые становились все лучше и лучше.
«Мы пошли путем таких групп, как «Tool», и просто позволили музыке говорить за себя, — замечает Джаред. — Мы знали, что изменить устоявшееся восприятие зрителей будет крайне сложно, поэтому особо не парились об этом на тот момент. У нас было то, что безумно нравилось нам, нашим друзьям и семье, поэтому мы просто решили выждать до тех пор, пока это не начнет срабатывать на незнакомых нам людях».
И они продолжали ездить в туры и превращать свои музыкальные эмоции в звук желаемой формы, размера и мощности. К удивлению многих, кто считал, что группа создана просто как тешащий тщеславие актера проект, который послужит ему хобби перед тем, как тот вернется к своей главной карьере, «основной» работе, состоялся релиз второй пластинки. Группа попала в прицел СМИ сначала в Америке, а затем и за океаном. Они продолжали выступать перед все растущими аудиториями и продали более миллиона дисков. Они сделали это. Спустя 10 лет после тех чудовищных открытых прослушиваний, поездок «на своих двоих» через всю Америку и того злополучного шоу-показа, 30 Seconds to Mars заслуженно считаются успешной рок-группой. Так в чем секрет?
«Готовность идти на жертвы, — прямо заявляет Джаред. — Это крайне важно, поэтому-то мы сегодня здесь».
Для группы вроде 30 Seconds to Mars подобное было практически невозможно, но они это сделали. Сейчас же — любите вы их или ненавидите — отрицать их успех также практически невозможно.
Это все из-за денег?
Rock Sound знает, о чем вы думаете: Джаред Лето, суперпопулярный актер, сам финансирует все мега-клипы группы. Мы знаем это, потому что и сами думали так до тех пор, пока Джаред не поправил нас: «До контракта со звукозаписывающей компанией, когда группа записывала демо, мы все вкладывали в это деньги. Но после заключения этого контракта, мы никогда больше не вкладывали никаких денег в группу, — отвечает он. — Мы правда думали, что если договор заключен, то это возможно. Я никогда не зарабатывал много денег как актер, поэтому и раскидываться ими никогда не приходилось. Может, если бы я был богат, все оказалось бы проще, но на моей памяти был только один случай, когда мне пришлось вложить свои личные деньги в группу: тогда это нужно было, чтобы мы могли поехать в тур Lollapalooza-2003. Лейбл не выделил нам средств в поддержку тура, потому что мы были в периоде простоя между альбомами. Я посчитал это правильным решением, поэтому и заплатил из своих сбережений».
Не богат? Возможно, большую часть своей карьеры Лето проработал, получая лишь так называемую «scale» — минимальную зарплату, определенную Гильдией киноактеров для всех членов профсоюза, которая также гарантирует им перерывы на обед, плату за сверхурочные и жилье. Это, конечно, больше чем зарабатываете вы или я, но это точно гораздо меньше, чем вы думаете что он получает каждый раз, когда появляется перед камерой. «Люди видят тебя в кино и думают, что ты богат, — замечает он. — На протяжении всего периода записи всего первого альбома у нас было совсем немного денег. Я играл не часто, а когда и играл, это были всего лишь эпизодические роли. Деньги на клип «A Beautiful Lie» мы вообще-то взяли из компенсации по судебному иску с одной корпорацией, незаконно использовавшей наш контент. Мы взяли «кровавые» деньги и вложили их в съемки клипа на интересующую нас экологическую тематику.
Эпическое видео, снятое за полярным кругом в городке Иллюсат, планировалось и снималось 18 месяцев и вызвало не только финансовые трудности.
«За два дня до нашего приезда, кто-то упал в айсберг и умер, — вспоминает Шеннон. — Айсберги постоянно меняются, движутся — во время съемок одной из сцен, где мы видим прыгающего Томо, он услышал звук выстрела, предвещающий о том, что айсберг вот-вот расколется у него под ногами. Было страшно, все прослушивалось радиолокационным устройством, видео полностью состоит из небольших набросков. Большинство из нас не было застраховано, и никто не был пристегнут. Оператор — единственный чувак из всей съемочной группы, у которого было все вышеперечисленное».
[1](hair bands = glam-rock 80s’ style bands. — Прим. пер.)
Всего около четырех представителей звукозаписывающей индустрии предприняли эту поездку тем вечером. Группа сделала все так, как делала обычно: настроила инструменты и отыграла сет из тринадцатиминутных песен, замешанных на электронном, психоделическом и рок-альтернативном звучании. Удивительно, но к тому моменту, как они собрали вещи, к ним подошла пара представителей вышеупомянутых звукозаписывающих компаний, которые сказали, что контракт будет подписан уже послезавтра, и они позвонят в понедельник, чтобы обговорить условия сделки. Невероятный результат, достигнутый сомнительной стратегией, «трудоустроил» группу. Понедельник настал. Никто не позвонил. Почтовый ящик был пуст. Та группа, под названием 30 Seconds to Mars, продолжила тщетные попытки.
«Мы тогда были такими наивными. Мы и понятия не имели о том, насколько глупо это было — устраивать прослушивание для звукозаписывающих компаний так далеко от Лос-Анджелеса, — вспоминает фронтмен Джаред Лето с улыбкой. — Тогда, мы хотели просто заключить контракт: не выходили из тени и не появлялись в прессе, не наняли крупного капризного менеджера, который мог бы устроить сделку, — мы просто играли концерты и приглашали на них людей. Всё просто».
С той ночи прошло более десяти лет, и 30 Seconds to Mars, несмотря на неортодоксальную тактику, продолжают расти и развиваться. В то время, как они готовятся к своему агрессивному хэдлайн-выступлению на «Give It A Name», Rock Sound совершает путешествие в прошлое, чтобы выяснить, как и почему группа зашла так далеко.
Для братьев Лето это началось в середине 90-х. Тогда они уже некоторое время писали музыку вместе, но никогда не занимались этим серьезно. Они любили то, что делали, и хотели, чтобы это стало чем-то большим, нежели просто хобби, которым они вместе заполняют свободное время. Поэтому они и решили сделать так, чтобы начало происходить что-нибудь серьезное.
Когда мы начали, когда действительно стали одержимы игрой, мы пытались найти любые дешевые студии, в которых мы могли бы записываться, — признается Шеннон. — Уже одно это давало нам ощущение огромного скачка из домашней спальни. Мы играли в гаражах, дерьмовых студиях и вообще везде, где арендная плата была достаточно низкой, чтобы мы могли ее покрыть».
Многие из студийных репетиций были записаны в попытке привлечь других музыкантов, которые могли бы воплотить их идеи непосредственно в концепцию группы. Выбранный ими метод поиска потенциальных единомышленников был невероятно прост.
«Мы брали клочок бумаги, писали на нем что-то и оставляли в музыкальных магазинах и кафетериях, — объясняет Джаред с гримасой на лице. — Единственное, чего мы этим добились — кучка гребаных извращенцев».
Сейчас братья смеются над этим, но на тот момент это не казалось комичным.
«Мы точно знали, чего мы не хотим и, естественно, это в избытке и получили, — продолжает Шеннон. — Нам надо было бы снимать людей, заходящих в двери. Получились бы классные кадры для DVD».
Они что, правда были так плохи?
«Да, — решительно подчеркивает Джаред. — Кого там только не было: от клонов Слэша (Slash) до его ненавистников, от виртуозов гитары из гитарной школы, вроде Ингви Мальмстина (Yngwie Malmsteen), до законченных панк-рокеров. Очень сложно было найти того, кто тебе нравится, и в тоже время способен играть, заинтересован в той линии звучания, в которой заинтересованы мы. К нам приходили и люди, работающие только в одном жанре, и металлисты, единственным желанием которых было просто устроить месилово. К нам приходила даже пара глэм-групп[1]. Плохо было».
В тот момент братьям казалось, что они никогда не найдут того, кто бы им подошел. Несколько басистов нашлось и тут же пропало, в то время как группа продолжала играть вживую и добиваться контракта на запись. Не останавливаясь на этом, они поехали в тур.
И они ездили в тур с кем угодно. Абсолютно с кем угодно. «Однажды мы открывали концерт «Fishbone», — со смесью стыда и гордости вспоминает Джаред. — Как-то мы разогревали зал для одной мексиканской гриндкор-группы, мы открывали шоу metal- и арт-рок-групп, и групп, играющих в стиле фолк. Мы были на разогреве у кого угодно, когда угодно и где угодно, или играли сами по себе. Мы играли со всеми этими группами, а никто так и не заметил».
Делая сложное невозможным, 30 Seconds to Mars, к которым присоединился гитарист Томо Милишевич, все это время выступали полностью анонимно.
«На протяжении многих лет мы выступали достаточно тихо. У нашей группы не было названия, мы просто гастролировали и играли, — признается Джаред. — Мы не были заинтересованы в продолжении, для нас это было просто экспериментом. Потом мы поняли, что в этом заключается цикличность музыкального процесса: ты пишешь музыку и отдаешь ее людям, у которых возникают в связи с ней их личные переживания, а потом выступаешь перед этой публикой и обмениваешься этими впечатлениями. Мы хотели всего этого, поэтому начали создавать свою индивидуальность».
Группа никогда активно не прятала Джареда от публики, заставляя его сидеть в гримерке или трейлере до начала выступления, но они очень умно выбирали место выступления. Большинство их концертов было отыграно далеко от Лос-Анджелеса, в таких местах, где никто не ожидал увидеть актера, поющего в группе. Многие из тех ранних шоу проводились в байкерских барах на обочине, старых церквях, общественных центрах, библиотеках и дешевых дайв-барах в городах типа Мухосранска и тому подобных. Везде, где их не ждали.
«Это было настоящим испытанием — быть в группе со мной, — признается Джаред. — Мы знали, что будет сложно, поэтому были готовы к тому, что придется работать усерднее, чем если бы меня не было в группе».
Но, не поддаваясь сложностям, группа продолжала работать. Давний знакомый Rock Sound Йохан Матранга (Jonah Matranga) вспоминает вечер, который провел с группой, когда пел в начинающей альт-рок группе «Far».
«Мы играли в каком-то крошечном месте, даже без сцены, где-то в центральной Калифорнии, — начинает Матранга. — Позвонил Пол из Immortal [Records] и сказал, что одна из групп, с которой они думали подписать контракт, будет выступать этим вечером. Он сказал, что вокалист — актер, что никогда не было хорошим знаком».
Его худшие опасения оправдались, когда девочки-подростки, кружа вокруг группы во время заезда, спрашивали там ли уже «он», а немногословное приветствие Джареда подкрепило его нерадужные представления. Но что-то изменилось сразу же после того, как эти двое начали разговаривать.
«Поведение Джареда сразу же изменилось после того, как он понял, что я к нему не подкатываю, — продолжает Матранга. — Мы немного поговорили о тех странных обстоятельствах, в которых он оказался, о том, как сильно он был увлечен актерской игрой и еще более увлечен идеей группы. Тогда я, наверное, улыбнулся и сказал: «Осторожней со своими желаниями», или что-то вроде того, и мы пошли обратно за сцену. Он действительно выглядел счастливым, находясь там и делая все те абсолютно неромантичные вещи, которые поневоле приходится делать, играя в группе; что потом каким-то невероятным образом становится самым романтичным во всем этом. Я все больше и больше проникался уважением к нему по мере того, как группа оставалась вместе. Никогда особо их не слушал, но уже одно то, что он все еще продолжает этим заниматься, заслуживает одобрения, ведь он мог бы выбрать столько более простых путей».
Сначала добираться до мест проведения таких концертов группе приходилось на собственных машинах, они по очереди ехали первыми из колонны, по очереди разбирались в карте и толкали тачки до заправки, чтобы заполнить баки или поменять детали. И это не были просто гастроли в самой Калифорнии или около — так они ездили и в полноценные туры по всей Америке. Все приключение в том, чтобы находить романтичные стороны в абсолютно неромантичных вещах. Огромный прорыв произошел, когда группа смогла позволить себе дом на колесах, в котором они могли бы путешествовать все вместе. Настроение было приподнятым, но такими же высокими были и бока скромного транспортного средства: на этом вся радость и заканчивалась.
«Нам вообще-то потом пришлось избавиться от этого фургона, — признается Джаред. — Как-то его чуть не опрокинул ветер, когда мы ехали через Аризону. Фургон был слишком высоким и ветер дул так сильно, что мы не могли ехать дальше. Его и до этого сдувало несколько раз».
Прямо опрокидывало ветром?
«Да».
И вы были внутри?
«Нет, — продолжает Шеннон. — Но мы как будто плыли: когда поднимался ветер, внутри приходилось прижиматься, чтобы колеса оставались на земле».
Сейчас трудно представить себе все это, когда журналист Rock Sound сидит с братьями в задней части их безупречного тур-автобуса. Внутри последние несколько минут стилист с предыдущей фотосессии ждет, чтобы подстричь Джареда, в то время как тур-менеджер и многочисленная команда техников заботятся о сценическом оборудовании перед тем, как группа отыграет еще одно аншлаговое шоу перед тысячами зрителей. Но все это появилось только после того, как братья без надлежащего представления о правовой стороне заключили контракт на запись, прочитав и подписав его на свой страх и риск. Много чего произошло, но группа выживала всегда.
Выживать приходилось долго, еще и из-за задержки выхода их дебютного альбома.
«Мы собирались выпустить первый диск в 2001 году, но настало 11 сентября, и все изменилось, — мрачно отвечает Джаред. — Это была огромная трагедия, и все постоянно оглядывались, ждали чего-то и чувствовали себя соответствующе. Мы сменили название альбома «Welcome to the Universe», оригинальное творческое оформление тоже было изменено по этой причине — сначала оно было выстроено на образах войны, как прекрасное изображение чего-то невероятно жестокого. Это никак не сработало бы в царившей после трагедии атмосфере. Поэтому выход альбома был перенесен на 10 месяцев». В конце концов альбом все-таки вышел, 13-тиминутные эпические композиции были сокращены до шестиминутных спэйс-роковых экспериментов, проникнутых духом «Radiohead» и «Bjork», и скучных ровно настолько, чтобы в сочетании с модными тогда ню-металл мотивами позволить группе гастролировать и расти дальше. На протяжении почти всего тогдашнего периода 30 Seconds to Mars практически не появлялись в прессе, занимаясь только формированием фан-базы за счет постоянных живых выступлений, которые становились все лучше и лучше.
«Мы пошли путем таких групп, как «Tool», и просто позволили музыке говорить за себя, — замечает Джаред. — Мы знали, что изменить устоявшееся восприятие зрителей будет крайне сложно, поэтому особо не парились об этом на тот момент. У нас было то, что безумно нравилось нам, нашим друзьям и семье, поэтому мы просто решили выждать до тех пор, пока это не начнет срабатывать на незнакомых нам людях».
И они продолжали ездить в туры и превращать свои музыкальные эмоции в звук желаемой формы, размера и мощности. К удивлению многих, кто считал, что группа создана просто как тешащий тщеславие актера проект, который послужит ему хобби перед тем, как тот вернется к своей главной карьере, «основной» работе, состоялся релиз второй пластинки. Группа попала в прицел СМИ сначала в Америке, а затем и за океаном. Они продолжали выступать перед все растущими аудиториями и продали более миллиона дисков. Они сделали это. Спустя 10 лет после тех чудовищных открытых прослушиваний, поездок «на своих двоих» через всю Америку и того злополучного шоу-показа, 30 Seconds to Mars заслуженно считаются успешной рок-группой. Так в чем секрет?
«Готовность идти на жертвы, — прямо заявляет Джаред. — Это крайне важно, поэтому-то мы сегодня здесь».
Для группы вроде 30 Seconds to Mars подобное было практически невозможно, но они это сделали. Сейчас же — любите вы их или ненавидите — отрицать их успех также практически невозможно.
Это все из-за денег?
Rock Sound знает, о чем вы думаете: Джаред Лето, суперпопулярный актер, сам финансирует все мега-клипы группы. Мы знаем это, потому что и сами думали так до тех пор, пока Джаред не поправил нас: «До контракта со звукозаписывающей компанией, когда группа записывала демо, мы все вкладывали в это деньги. Но после заключения этого контракта, мы никогда больше не вкладывали никаких денег в группу, — отвечает он. — Мы правда думали, что если договор заключен, то это возможно. Я никогда не зарабатывал много денег как актер, поэтому и раскидываться ими никогда не приходилось. Может, если бы я был богат, все оказалось бы проще, но на моей памяти был только один случай, когда мне пришлось вложить свои личные деньги в группу: тогда это нужно было, чтобы мы могли поехать в тур Lollapalooza-2003. Лейбл не выделил нам средств в поддержку тура, потому что мы были в периоде простоя между альбомами. Я посчитал это правильным решением, поэтому и заплатил из своих сбережений».
Не богат? Возможно, большую часть своей карьеры Лето проработал, получая лишь так называемую «scale» — минимальную зарплату, определенную Гильдией киноактеров для всех членов профсоюза, которая также гарантирует им перерывы на обед, плату за сверхурочные и жилье. Это, конечно, больше чем зарабатываете вы или я, но это точно гораздо меньше, чем вы думаете что он получает каждый раз, когда появляется перед камерой. «Люди видят тебя в кино и думают, что ты богат, — замечает он. — На протяжении всего периода записи всего первого альбома у нас было совсем немного денег. Я играл не часто, а когда и играл, это были всего лишь эпизодические роли. Деньги на клип «A Beautiful Lie» мы вообще-то взяли из компенсации по судебному иску с одной корпорацией, незаконно использовавшей наш контент. Мы взяли «кровавые» деньги и вложили их в съемки клипа на интересующую нас экологическую тематику.
Эпическое видео, снятое за полярным кругом в городке Иллюсат, планировалось и снималось 18 месяцев и вызвало не только финансовые трудности.
«За два дня до нашего приезда, кто-то упал в айсберг и умер, — вспоминает Шеннон. — Айсберги постоянно меняются, движутся — во время съемок одной из сцен, где мы видим прыгающего Томо, он услышал звук выстрела, предвещающий о том, что айсберг вот-вот расколется у него под ногами. Было страшно, все прослушивалось радиолокационным устройством, видео полностью состоит из небольших набросков. Большинство из нас не было застраховано, и никто не был пристегнут. Оператор — единственный чувак из всей съемочной группы, у которого было все вышеперечисленное».
[1](hair bands = glam-rock 80s’ style bands. — Прим. пер.)
