Стихи

[GoldAngel]

Я раб любви, слуга я Бога,
Я жрица вечности, хранитель всех твоих цветов,
Во мне всегда твоё дыханье,
О бесконечная моя любовь!

Любовь, ты вечное блаженство Рая,
Любовь, ты необъятный аромат цветов,
Моя душа принадлежит тебе,
О бесконечная моя любовь!

И лишь одна душа томится,
как будто заблудилась в вечности, забыв покой,
Я с ней как ангел обручился,
Теперь она всегда со мной!

Я жрица вечности благоуханья,
Хранитель всех твоих цветов,
Во мне всегда твоё дыханье
О бесконечная моя любовь!

http://www.proza.ru/avtor/uriil911

 

[SNZme]

Мое солнце, и это тоже ведь не тупик, это новый круг.
Почву выбили из-под ног – так учись летать.
Журавля подстрелили, синичку выдернули из рук,
И саднит под ребром, и некому залатать.

Жизнь разъяли на кадры, каркас проржавленный обнажив.
Рассинхрон, все помехами; сжаться, не восставать.
Пока финка жгла между ребер, еще был жив,
А теперь извлекли, и вынужден остывать.

Мое солнце, Бог не садист, не Его это гнев и гнет,
Только – обжиг; мы все тут мечемся, мельтешим,
А Он смотрит и выжидает, сидит и мнет
Переносицу указательным и большим;

Срок приходит, нас вынимают на Божий свет, обдувают прах,
Обдают ледяным, как небытием; кричи
И брыкайся; мой мальчик, это нормальный страх.
Это ты остываешь после Его печи.

Это кажется, что ты слаб, что ты клоп, беспомощный идиот,
Словно глупая камбала хлопаешь ртом во мгле.
Мое солнце, Москва гудит, караван идет,
Происходит пятница на земле,

Эта долбаная неделя накрыла, смяла, да вот и схлынула тяжело,
Полежи в мокрой гальке, тину отри со щек.
Это кажется, что все мерзло и нежило,
Просто жизнь даже толком не началась еще.

Это новый какой-то уровень, левел, раунд; белым-бело.
Эй, а делать-то что? Слова собирать из льдин?
Мы истошно живые, слышишь, смотри в табло.
На нем циферки.
Пять.
Четыре.
Три.
Два.
Один.

Вера Полозкова

 

[A1e)(]

Я люблю свою работу!
Я приду сюда в субботу,
И конечно воскресенье.
Здесь я встречу День рожденья,
Новый год, 8 Марта.
Ночевать здесь буду завтра.
Плащ-палатка, вещь-мешок —
У супруга будет шок!
Если я не заболею,
Не сорвусь, не озверею,
Здесь я встречу все рассветы,
Все закаты и приветы!

От работы дохнут кони.
Ну, а я — бессмертный пони!!!

 

[Предположим]

Меня ты делаешь сильнее, и в этом весь, конечно, ты.

Трава в апреле зеленеет, и распускаются кусты,
И километр за километром земля наводит красоту.
И я ловлю обрывки ветра, дождя и солнца – и расту.
Вот так, с апреля и по осень, с тобой растет душа моя,
Смотри, теперь я выше сосен, дубов раскидистее я!

Зима снегами заносила, кружила ледяная взвесь,
Но ты опять даешь мне силы, и в этом ты, конечно, весь.
И слаще запах, краски гуще, и свет снаружи и внутри,
Над миром – бешено растущим и расцветающим – смотри,
Летаю, будто бы во сне я, не веря собственным глазам!

Меня ты делаешь сильнее.
Хотя того не знаешь сам.

 

[Амалия]

Здравcтвуй, доброе утро!
Милый мой, нежный друг;
Ты просыпаешься, будто
Солнце встает после вьюг!
Ты просыпаешься словно
Радуга над землей,
Море колышется ровно,
Небо над головой;
Ты просыпаешься — птицы
Снова поют за окном;
Ты открываешь ресницы —
Солнце заходит в дом,
Голуби вновь воркуют,
Чаек доносится крик;
Боже мой, как хочу я
Запечатлеть этот миг!

 

[Амалия]

Растоплю твоих рук
Лёд...
Докажу, что других
Нет!
Буду пить с твоих губ
Мёд
И вдыхать твоих глаз
Свет!

Что же, выходит, я жил
Зря?
Без тебя на ветрах
Стыл?
У тебя теперь есть
Я!
У меня теперь есть
Ты!

 

[SNZme]

Хотелось быть любимым и любить,
Хотелось выбрать жребий и дорогу,
И теми я порой хотел бы быть,
Кем не был и не стану, слава Богу.

Игорь Миронович Губерман

 

[Мэри Сью Джонс]

Слушай, нет, со мной тебе делать нечего.
От меня ни добра, ни толку, ни просто ужина –
Я всегда несдержанна, заторможенна и простужена.
Я всегда поступаю скучно и опрометчиво.
Не хочу ни лести давно, ни жалости,
Ни мужчин с вином, ни подруг с проблемами.
Я воздам тебе и романами, и поэмами,
Только не губи себя – уходи, пожалуйста.

 

[Беспринципная Седовласка]

Кто недавно из листьев капустных,
тем любовь – это игры на воле,
а для взрослых, от возраста грустных,
их любовь неотрывна от боли.
Губерман И.

 

[Беспринципная Седовласка]

Я женских слов люблю родник
и женских мыслей хороводы,
поскольку мы умны от книг,
а бабы – прямо от природы.
Губерман И.

 

[Мэри Сью Джонс]

....самурай всегда должен думать только о смерти.
Чтобы встретить смерть, как положено самураю.
Я хочу смотреть, подступая к самому краю:
Там за кромкой льда, одинокий и одичалый,
Ждет меня всегда дальний берег моей печали,
Мой четвертый мир; будем в нём только я и птицы
Среди голых скал на холодных камнях гнездиться,
И всё тот же день повторится снова и снова,
Потому что я не заслуживаю иного
Там, за кромкой льда. Но, влекома кострами страха,
Я бегу туда, огрызаясь, как росомаха.
Осади меня, посади меня на колени,
Я
дитя твое, я в горячке и на измене;
Ты же видишь, как пожирает меня мортидо.
Хлеба не было: дикий мёд просто мазали на акриды
В Ленинграде в блокадный год. Все тогда обходились малым,
Обойдемся и мы; теперь я
Засыпаю в твоих руках - и меня отпускает страх.
Черный ворон роняет перья.

 

[Беспринципная Седовласка]

Мы лето разве любим за жару?
За мух? За комаров?
Намного проще:
за летнюю повсюдную игру
в кустах, на берегу и в каждой роще.
Губерман И.

 

[Беспринципная Седовласка]

Любовь немыслима без такта,
поскольку он - важнейший клей
и для игры, и для антракта,
и для согласия ролей.

Губерман И.

 

[Мэри Сью Джонс]

Похмельный ангел, пьяное дитя
Я тихо плачу, по небу летя
В водовороте красного вина
Ко мне вчера являлся Сатана
Он трогал лоб прохладною рукой
Красивый и заботливый такой
А я в горячке, что белее снега,
Хрустящее крахмальной простыни
В одном глазу - серебряная Вега
И платиновый Сириус - в другом.

 

[Touareg]

Умей дождаться. Жалобой и плачем
не сетуй на задержку непогоды:
когда судьба беременна удачей,
опасны преждевременные роды.

Игорь Губерман

 

[Мэри Сью Джонс]

Не будем о несбыточном. Не надо.
Мой мед наутро превратится в яд.
Вообрази, что я тебе не рада,
Что зелен мой блокадный виноград;
Что под твоими нежными руками
Меня не пожирает без следа
Бесцветное и яростное пламя
Желания, надежды и стыда;
Что даже если, как Адам и Ева,
Мы на земле останемся вдвоем,
Из всех плодов одни лишь гроздья гнева
Взрастит Господь для нас в саду своем.

 

[Мэри Сью Джонс]

Ну все уже: шепоток, белый шум, пустяк.
Едва уловимый, тлеющий, невесомый.
Звонка его ждешь не всем существом, а так
Одной предательской хромосомой.

Скучаешь, но глуше, вывернув звук к нулю.
Как с краю игла слегка шипит по винилу.
Все выдохнула, распутала, извинила,
Но ручку берешь, расписываешь уныло –
И там,
На изнанке чека
«люблюлюблю».

 

[Мэри Сью Джонс]

Увы, но он непоколебим
И горд. Во взгляде его сердитом
Читаю имя свое петитом
И чуть заметное «мы скорбим».

Мы снова жанрами не сошлись:
Он чинит розги, глядит серьезней, -
Но брюхом вниз из-за чьих-то козней
На сцену рушится с бранью поздней
И обрывает кусок кулис.

Он зол, и мутны его белки.
Он хочет к той, из отеля «Плаза».
Она мила и голубоглаза
И носит розовые чулки.

А я должна быть поражена,
Сидеть и плакать в рукав, конечно,
Но я смотрю на него так нежно,
Как смотрит будущая жена.

Его – брюзглива, а зять прохвост
И хам; из окон одни трущобы.
Он ненавидит меня – еще бы –
За отражение южных звезд

В глазах, усмешку на уголок,
То, что меня узнают без грима
И то, что я, к сожаленью, прима
И никогда не ношу чулок.

Я ноль. Я дырочка в номерке.
Но – буду профилем на монете.
А он останется в кабинете
С куском кулисы в одной руке.

 

[Мэри Сью Джонс]

Морозно, и наглухо заперты двери.
В колонках тихонько играет Стэн Гетц.
В начале восьмого, по пятницам, к Вере,
Безмолвный и полный, приходит п..ц.

Друзья оседают по барам и скверам
И греются крепким, поскольку зима.
И только п...ц остается ей верным.
И в целом, она это ценит весьма.

Особо рассчитывать не на что, лежа
В кровати с чугунной башкою, и здесь
Похоже, всё честно: у Оли Сережа,
У Кати Виталик, у Веры п...ц.

У Веры характер и профиль повстанца.
И пламенный взор, и большой аппетит.
Он ждёт, что она ему скажет «Останься»,
Обнимет и даже чайку вскипятит.

Но Вера лежит, не встает и не режет
На кухне желанной колбаски ему.
Зубами скрипит. Он приходит на скрежет.
По пятницам. Полный. И сразу всему.

 

[Touareg]

Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое —
От неизбежного.

От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.

Осип Мандельштам