Стихи

[Думаю]

А твоего
солнца
хватит
на десять Африк.
А твоего
холода —
на несколько
Антарктид…

Роберт Рождественский

 

[1234567890]

Когда-то я точно узнала, что стану поэтом,
и сущность свою мне откроют и бури, и грозы -
и чтобы скорей всему миру поведать об этом,
я буду макать свои пальцы в кровавые слезы

и быстро писать на стекле в чуть подгнившем оконце
какие-то буквы и цифры, какие-то фразы -
и ждать того часа, когда появляется солнце,
и думать, что солнце взойдет и сожжет меня сразу...

Но дни все идут, как слова приближаются к точке,
стучат каблуками, грохочут о стол, как монеты -
и нет у меня ни одной, понимаешь ли, строчки
кровавой слезой. Ни одной, хоть я тресни тут, нету!

Банальные рифмы, отглаженный ритм - это счастье.
Процессор в мозгу набирает какие-то герцы,
а я все пишу о нормальной и средненькой страсти -
о той, что не больше нормального среднего сердца.

 

[1234567890]

господи мой, прохладный, простой, улыбчивый и сплошной
тяжело голове, полной шума, дребезга, всякой мерзости несмешной
протяни мне сложенные ладони да напои меня тишиной

я несу свою вахту, я отвоёвываю у хаоса крошечный вершок за вершком
говорю всем: смотрите, вы всемогущие (они тихо друг другу: "здорово, но с душком")
у меня шесть рейсов в неделю, господи, но к тебе я пришел пешком

рассказать ли, как я устал быть должным и как я меньше того, что наобещал
как я хохотал над мещанами, как стал лабухом у мещан
как я экономлю движения, уступая жилье сомнениям и вещам

ты был где-то поблизости, когда мы пели целой кухней, вся синь и пьянь,
дилана и высоцкого, все лады набекрень, что ни день, то всклянь,
ты гораздо дальше теперь, когда мы говорим о дхарме и бхакти-йоге, про инь и ян

потому что во сне одни психопаты грызут других, и ты просыпаешься от грызни
наблюдать, как тут месят, считают месяцы до начала большой резни
что я делаю здесь со своею сверхточной оптикой, отпусти меня, упраздни

я любил-то всего, может, трёх человек на свете, каждая скула как кетмень
и до них теперь не добраться ни поездом, ни паромом, ни сунув руку им за ремень:
безразличный металл, оргстекло, крепления, напыление и кремень

господи мой, господи, неизбывные допамин и серотонин
доживу, доумру ли когда до своих единственных именин
побреду ли когда через всю твою музыку, не закатывая штанин

через всю твою реку света, все твои звёздные лагеря,
где мои неживые братья меня приветствуют, ни полслова не говоря,
где узрю, наконец, воочию - ничего не бывает зря

где ты будешь стоять спиной (головокружение и джетлаг)
по тому, как рябью идет на тебе футболка, так, словно под ветром флаг
я немедленно догадаюсь, что ты ревешь, закусив кулак

 

[RA_DU_GA]

Блин - забавный парафраз на "старика Козлодоева" в голову пришел))

Настрой негатив , твою мать тили-тили
На кухне звучит лай и вой
Ни секса ни жрачки в унылой квартире
И денег нет - вот геморой

Впрочем скажу я вам- все это ерунда
Есть по важнее дела
Как сказал один чел за за эту вот фигню
Будет мне вечный ништяк))

 

[Думаю]

Слушай:
на случай магнитной бури или грозы,
или переезда чьего-нибудь на Ямал, -
а давай придумаем новый, другой язык?
Чтоб никто нас не понимал.

Чтобы наши знаки ни электричеством, ни огнём
не брало.
Чтоб любой шифровальщик зашёл в тупик.
Чтобы мы в полный голос могли говорить на нём
в самый час-пик.

Чтобы мы, как киты со своею собственной частотой,
слыша чистый голос друг друга,
ловя за волной волну,
на своих маршрутах об этом или о том
говорили. Давай же, ну,

я не зря в такой-то нечеловеческий карачун
с проводами вожусь
(защитный костюм, плоскогубцы, грязь).
Я ведь тут не кручу-верчу, запутать хочу, -
я пытаюсь наладить связь.

 

[1234567890]

В такую ночь тьма сводится в ничто.
Предметы оживают на ладони,
когда ты перед зеркалом стоишь
как перед ветром выгоревший донник
(отражено — отторжено)

Прочтён
псалтырь одним зрачком бессонным
(и да простит невчитанность Всевыш-
ний, я в теориях слаба)
Коснись губами не руки, но лба,
и разницу почувствуй послевкусий.

Не так ли превращается в искусство
по черепу и черепкам — резьба?

Рельеф един, гончар далёк.
Возьмись
найти отличья — свет сойдётся клином
на силе, что готова даже глину
и персть, не принимающую жизнь,
и ян, не тяготеющую к инь,
навечно исцелить за вдох один.

Горячечность слепого забытья.
В пустыне нет дорог, а направленья,
ведущие к мелеющим ручьям,
меняют русла, ибо нет спасенья
воистину не жаждущим питья
вне
страстного земного притяженья
и нежного касания плеча
рукой, освобождённой от колец.

Крошись в крупу, мой мраморный дворец,
и осыпайся едкой звёздной пылью
на знак, возникший между "или-или",
на землю, исхудавшую вконец.

Фантомный хвост дай точке — зпт —
и расплодится диким тёрном снова
"ничто — во всё".

Исследуя ab ovo
ночные бредни, успокой глаза,
и, дабы не терзать себя искусом,
ползи на свет, хоть кубарем, хоть юзом,
но даже взглядом не посмей назад.

 

[Репейка]

В конце концов, убийство есть убийство.

Долг смертных ополчаться на чудовищ.
Но кто сказал, что чудища бессмертны?
И - дабы не могли мы возомнить
себя отличными от побежденных -
Бог отнимает всякую награду
тайком от глаз ликующей толпы
и нам велит молчать. И мы уходим.
Теперь уже и вправду - навсегда.
Ведь если может человек вернуться
на место преступленья, то туда,
где был унижен, он прийти не сможет.
И в этом пункте планы Божества
и наше ощущенье униженья
настолько абсолютно совпадают,
что за спиною остаются: ночь,
смердящий зверь, ликующие толпы,
дома, огни. И Вакх на пустыре
милуется в потемках с Ариадной.

Бродский.

 

[1234567890]

Черничный южный склон холма покат.
Плечо куста заденешь, так бывает —
подходит смерть, и просит молока.
Пей ледяную воду, дорогая,
твоей луженой глотке не впервой.
Кто перед кем? Не я перед тобой,
но ты стоишь передо мной, нагая.

Как разойдемся? Первый кто моргнет
по правилам неписаным, негласным?
Договоримся? Золото, блокнот,
кредитка с отрицательным балансом,
права на управление судьбой...
По протоколу? Неужели злой
инспектор-бюрократ твое начальство?

Ты слышишь оклик — это палиндром
моих имен, огубленная сила.
Нет молока и меда. Продан дом,
но "будет" перевешивает "было",
и звук дрожит... он мой иммунитет,
которого вне звука вовсе нет.
Скажи, все это правда очень мило.

Как ты светлеешь в профиль и анфас,
теряешь первозданную упругость...
Я рада, что мы встретились сейчас
без стража на витке второго круга,
затем лишь, чтобы в новый страшный раз
перекрестить и отпустить друг друга.

 

[Репейка]

Идет девчушка молодая
И ноги прямо от ушей,
А у моей жены короче,
Такие ноги бы моей…
А вот блондинка с пышным бюстом,
Размера пятого, поди…,
А у жены там почти пусто
Да жаль, что бог не наградил…
У этой попка, словно персик,
А у жены поменьше чуть
Вот так с работы возвращаюсь,
Чтобы жене в глаза взглянуть.
Звоню. Она открыла двери.
Смотрю и радуюсь судьбе:
«Родная, можешь мне не верить,
Все время думал о тебе».

))

 

[Беспринципная Седовласка]

Творчеству полезны тупики:
боли и бессилия ожог
разуму и страху вопреки
душу вынуждает на прыжок.
Губерман И.

 

[Репейка]

Я осторожно... Можно?
Сердце в ладони возьму,
Веришь, - всё в жизни возможно:
Светлые сны наяву...
Бережно, очень нежно
Сердца губами коснусь.
Нежность вдруг станет безбрежной,
Ласковым морем прольюсь.

Буду смотреть, улыбаясь,
Долго в твои глаза...
Может, однажды встречались,
Наши с тобой сердца?
Может, уже говорили,
Молча, о чём-то своём,
Может, когда-то мы были ...
Ты и я... вместе... Вдвоём...

Ты осторожно... Можно.
Сердце в ладони возьми.
Знаешь, любовь непреложна,
Только непросто найти...
Ты утони на мгновенье
Там, в глубине моих глаз,
Если найдешь в них спасенье,
Что же... Любовь за нас.

 

[1234567890]

я согрешила, падре… с женщиной. семь раз. она…
богиня, черт и искуситель [кобра на охоте]
она – натянутая до «еще чуть-чуть и всё» струна
как устоять пред этим всем и зовом плоти?
а карих глаз разрез [на мини-юбке тоже]
короче, оба – организму по любому стресс
и как назло заботливо разостланное ложе
боже… меня попутал кьянти и злой бес.
а тот изгиб спины [отключка мозга]. бёдра.
две родинки. плечо. на нем играет тень.
мне только в ад теперь, таскать с навозом вёдра
святые Грасси, Вит, БуфАло [Гаспар дель]
так разводить колени с томным стоном
ее учил наверно дьявол сам. [по выходным]
она магнит. коварство. сладость. лоно,
припав к нему - расстелешься как дым…

простите
заговорила Вас… уже полпервого…
о падре, я грешна, как дальше жить???
спокойно, дочь моя, /глотает нервно/
не надо без причины истерить …
с такою тёткой грех – НЕ согрешить

 

[Репейка]

Ни с кем не дружит рок. Ты року подневолен.
Он даже не вздохнет, терзает ? и доволен,
А если и вздохнет, так только для того,
Чтоб погасить свечу у тех, кто обездолен.

Ибн Сина

 

[Gertruda]

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.

И. Бродский

 

[Gertruda]

Коньяк в графине - цвета янтаря,
что, в общем, для Литвы симптоматично.
Коньяк вас превращает в бунтаря.
Что не практично. Да, но романтично.
Он сильно обрубает якоря
всему, что неподвижно и статично.

Конец сезона. Столики вверх дном.
Ликуют белки, шишками насытясь.
Храпит в буфете русский агроном,
как свыкшийся с распутицею витязь.
Фонтан журчит, и где-то за окном
милуются Юрате и Каститис.

Пустые пляжи чайками живут.
На солнце сохнут пестрые кабины.
За дюнами транзисторы ревут
и кашляют курляндские камины.
Каштаны в лужах сморщенных плывут
почти как гальванические мины.

К чему вся метрополия глуха,
то в дюжине провинций переняли.
Поет апостол рачьего стиха
в своем невразумительном журнале.
И слепок первородного греха
свой образ тиражирует в канале.

Страна, эпоха - плюнь и разотри!
На волнах пляшет пограничный катер.
Когда часы показывают "три",
слышны, хоть заплыви за дебаркадер,
колокола костела. А внутри
на муки Сына смотрит Богоматерь.

И если жить той жизнью, где пути
действительно расходятся, где фланги,
бесстыдно обнажаясь до кости,
заводят разговор о бумеранге,
то в мире места лучше не найти
осенней, всеми брошенной Паланги.

Ни русских, ни евреев. Через весь
огромный пляж двухлетний археолог,
ушедший в свою собственную спесь,
бредет, зажав фаянсовый осколок.
И если сердце разорвется здесь,
то по-литовски писанный некролог

не превзойдет наклейки с коробка,
где брякают оставшиеся спички.
И солнце, наподобье колобка,
зайдет, на удивление синичке
на миг за кучевые облака
для траура, а может, по привычке.

Лишь море будет рокотать, скорбя
безлично - как бывает у артистов.
Паланга будет, кашляя, сопя,
прислушиваться к ветру, что неистов,
и молча пропускать через себя
республиканских велосипедистов.

И. Бродский

 

[A1e)(]

Же не манж пасижур, гыгы

Я хоть и творческая личность,
Но все ж, как личности любой,
В карманах мне нужна наличность…
А с ней случился перебой.

Поэта баснями не кормят,
Не поят стансами его…
Когда поэт в голодной форме,
То не напишет ничего!

Не будет вам ни вспышек страсти,
Ни светлой радости цветов.
Поверьте, чем поэт мордастей,
Тем вдохновенней, стопудов!

Как трудно жить одним фрилансом,
Не купишь drinks, не склеишь shoes…
Подкиньте аффтару финансов,
Повысьте благосклонность муз.

@

 

[Беспринципная Седовласка]

Год приходит, и год уходит,
раздробляясь на брызги дней,
раньше не было нас в природе,
и потом нас не будет в ней.

 

[1234567890]

Льётся жидкое солнце в закатные голые рощи,
будто масло с трамвайных путей,
из разверзнутой выси.
Люди спят на ходу, только ветер по спинам полощет...
Куртки, шарфы, пальто — паруса полоумных Улиссов.

В словарях — нелегко, но пора пропускать страницы.
"Веры" нет, только "верь".
"Возвращение"? Пусто, смято.

Есть "движенье" как долг.
"Параллельность" как гордость и принцип.
и "дорога" как образ стремления есть, вероятно.

Содержание точки — возможность прямой, не меньше,
вдоль чугунной лыжни — отпечатками ног железных.

Тот свободен, кто будет прощён, а не был безгрешен.

Тот вернётся, кого никакие не примут бездны.

(Это не Бродский, и не в подражание ему. Самостийный вполне автор. Молодая женщина.
Я ее больше одного в день не могу читать. Перегруз вызывает.)

 

[Репейка]

Море.
Вот она, привычная клетка блокнота
Пляшут ноты в плеере, недоступен сотовый
Распускаются магнолии, они же вянут
Стою рот разинув, а все идут мимо
У всех наверно планы, курортные программы
Курортные романы, детективы, мелодрамы
Загоревшие тела, сгоревшие плечи
Домашнее вино, карты, нарды, домино
Шорты клетчатые, лён, белые панамы
Музыка на побережье, mambo italiano,
А я почти уголёк, на фоне лазури
И солнце южное глаза сквозь очки щурит
И меня не парят даже магнитные бури
И то, что за горами горизонта видно не будет
Ещё одна вершина, ещё одна победа,
Ещё один привал в моих тропах неизведанных

 

[Репейка]

И это видит Эней - и в душе, словно волны, вскипают заботы,
Мечется быстрая мысль, то туда, то сюда устремляясь,
Выхода ищет в одном и к другому бросается тотчас.
Так, если в чане с водой отразится яркое солнце
Или луны сияющий лик, то отблеск дрожащий
Быстро порхает везде, и по комнате прыгает резво,
И, взлетев к потолку, по наборным плитам играет.

Вергилий