Стихи

[Hel]

Вот уж был день! Пришло
к нам сразу столько людей.
Они привели с собой каких-то
совсем незнакомых. Ранее я
не мог ничего о них расспросить.
Хуже всего, что они говорили
на языках совсем непонятных.
И я улыбался, слушая их
странные речи. Говор одних
походил на клекот горных
орлов. Другие шипели, как змеи.
Волчий лай иногда узнавал я.
Речи сверкали металлом. Слова
становилися грозны. В них
грохотали горные камни.
В них град проливался.
В них шумел водопад.
А я улыбался. Как мог я
знать смысл их речи? Они,
может быть, на своем языке
повторяли милое нам слово
"любовь"?

 

[Gertruda]

Уходить от него. Динамить.

— Уходить от него. Динамить.
Вся природа ж у них – дрянная.
— У меня к нему, знаешь, память –
Очень древняя, нутряная.
— Значит, к черту, что тут карьера?
Шансы выбиться к небожителям?
— У меня в него, знаешь, вера;
Он мне –ангелом-утешителем.

— Завяжи с этим, есть же средства;
Совершенно не тот мужчина.
— У меня к нему, знаешь, – детство,
Детство – это неизлечимо.

Вера Полозкова

P.S. Ведь верно, не могу, судить о таланте. Но пишет-то именно....

 

[Hel]

Афигенно пишет. :mega_shock:


С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще;
она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически;
его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

Он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его;
его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

Он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания.
Она жжет в себе эту детскую, эту бл..скую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно.
Даже больше, осознавая свое бесправие.
Они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

Ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»;
она старше его и тоже почти красивая. Только безнадежная.

Она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала.
Она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. Перестиховала.

Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба;
у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба.
Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод.
А вот тут, гляди, - родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится.
Он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

Она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая».
Он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

И какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота
– остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.

 

[Gertruda]

Спасибо, судьба, за нежданную милость -
Что счастье ко мне так рвалось и ломилось,
Так жадно меня умоляло о встрече,
Что я наконец-то устала перечить.

Как будто очистилась жизнь от коросты,
Как будто сбылись новогодние тосты
И бродит душа по расцветшему раю...
Я знаю теперь, что я многое знаю!

Я знаю, что прошлое было кошмаром,
Что счастье дается случайно и даром -
И лучшим, и худшим, и средней руки,
Всему, что твердили мне, вопреки.

Анна Гедымин

Бремя любви тяжело

Бремя любви тяжело, если даже несут его двое.
Нашу с тобою любовь нынче несу я один.
Долю мою и твою берегу я ревниво и свято,
Но для кого и зачем - сам я сказать не могу.

С.Я. Маршак

 

[Salo]

ТВОЯ ДВЕРЬ



Растает всё, что в прошлом было
Что в сердце болью отдалось
О чём гадалка говорила
Когда на картах ворожила
Про то, что в жизни не сбылось
В такие странные узоры
Судьба вплетает жизни нить
Играя ящиком ПАНДОРЫ
И сея средь людей раздоры
Нас заставляет с болью жить
Но путь твой начат. А за дверью
Что ждёт тебя ? Какой расклад?
Ты начинаешь снова верить
Что раскрывая эти двери
Войдёшь в красивый райский сад
Там прошлых лет грехов избыток
Как тяжкий груз не режет плеч
Там совесть не продолжит пыток
Всё исцелит божественный напиток
Или божественная речь

 

[Gertruda]

Цвет твоего горя -
Нашей любви след.
Цвет моего горя...
Чёрным бывает свет?

Ты без меня станешь
Жить, как всегда жил.
Только чуть-чуть устанешь
От опостылой лжи.

Где-то упало небо,
Кто-то посмотрит вслед.
Ты откровенным не был
Пять миллионов лет.


Ты не грустил, не плакал
Не уходил в себя.
Жизнь для тебя - драка,
Только вот кто в ней я?

 

[Gertruda]

Может быть в бескорыстье
Стоит чуть-чуть пожить?
Чтобы десяток истин
Вдруг для себя открыть


Чтоб со своей судьбою
Встретиться захотеть
... Цвет моего горя
- это сама смерть!

 

[Gertruda]

Я забуду тебя.
Я не стану тебе даже сниться.
Лишь в окошко твое
Вдруг слепая ударится птица.
Ты проснешься, а после
Не сумеешь уснуть до рассвета...
Ты разлюбишь меня?
Не надейся, мой милый, на это!

Ю. Друнина

Да, что ж такое сегодня : кака така - любовь????

 

[Hel]

Однажды мои вещи предадут меня: портьеры забудут о странствиях пальцев, паркет - о яблоках пяток, чашки - о чаяниях губ. Лишь зеркало будет смотреть моими глазами, изумляя каждую, кто в него взглянет. Однажды ты дашь ей мои ключи, мои фотографии будут гореть в её пальцах, а моё имя, всплывающее в разговорах, она постарается утопить, как в детстве топила котят в пруду. Мне хватает достоинства больше не стоять у твоей постели, всматриваясь в твои сны, но, как маньяк, я всё ещё возвращаюсь по простуженным коридорам в комнаты дома, который построил ты, вместо того, чтобы постараться быть счастливой в своём собственном доме, который построил снег. Впрочем, после жизни нам часто бывает скучно, и иногда мы приходим просто для того, чтобы убедить себя: ничего не случилось, времени нет, и вещи остались прежними.

 

[Gertruda]

Сиамские близнецы.
Целуемся хищно
И думаем вещно;
Внутри меня лично
Ты будешь жить вечно,

И в этой связи мы
Единей скелета, –
На долгие зимы,
На многие лета;

В нас ширится мощно
Грудная геенна –
И денно и нощно,
И нощно и денно,

Сиамское темя
У двух иностранцев –
Мы вместе на время.
Но не на пространство.

И да не возропщем,
Пока не остынем.
Найдёмся по общим
Подкожным пустыням.

В. Полозкова

 

[Gertruda]

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки,

без слова,

Не грусти и не печаль бровей, —

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.
С. Есенин

 

[Gertruda]

На перевернутый ящик
Села худая, как спица,
Дылда-девица,
Рядом - плечистый приказчик.

Говорят, говорят...
В глазах - пламень и яд,-
Вот-вот
Она в него зонтик воткнет,
А он ее схватит за тощую ногу
И, придя окончательно в раж,
Забросит ее на гараж -
Через дорогу...

Слава богу!
Все злые слова откипели,-
Заструились тихие трели...
Он ее взял,
Как хрупкий бокал,
Деловито за шею,
Она повернула к злодею
Свой щучий овал:
Три минуты ее он лобзал
Так, что камни под ящиком томно хрустели.
Потом они яблоко ели:
Он куснет, а после она,-
Потому что весна.

Саша Черный

 

[Gertruda]

Когда-нибудь я отыщу ответ.
Когда-нибудь мне станет цель ясна.
Какая-нибудь сотая весна
Откроет мне потусторонний свет,
И я постигну смысл бытия,
Сумев земную бренность превозмочь.
Пока же плечи мне укутывает ночь,
Томительные шепоты струя,
И обвевая пряным ветром сны,
И отвлекая от серьезных книг…
И цели совершенно не ясны.
И свет потусторонний не возник.
А хочется, напротив, хмеля слов
И поцелуев, жгущих все мосты,
Бессовестного счастья, новых строф –
Нежданной, изумрудной красоты;
Бессонницы, переплетений – да! –
Сердцебиений, слившихся в одно…
А что до бренности, так это всё тогда
Мне будет совершенно все равно.
Обрушится с уставших плеч скала:
Меня отпустит прошлых жизней плен.
Мне перестанут сниться зеркала,
И призраки, и лабиринты стен…
И, может, не придется ждать сто лет.
Я знаю – зряч лишь тот, кто пил сей хмель…
Вот в нем-то и отыщется ответ,
И в нем таится истинная цель.

Вера Полозкова

 

[Gertruda]

ГОРОДСКОЙ РОМАНС

Над крышей гудят провода телефона...
Довольно, бессмысленный шум!
Сегодня опять не пришла моя донна,
Другой не завел я - ворона, ворона!
Сижу, одинок и угрюм.

А так соблазнительно в теплые лапки
Уткнуться губами, дрожа,
И слушать, как шелково-мягкие тряпки
Шуршат, словно листьев осенних охапки
Под мягкою рысью ежа.

Одна ли, другая - не все ли равно ли?
В ладонях утонут зрачки -
Нет Гали, ни Нелли, ни Милы, ни Оли,
Лишь теплые лапки, и ласковость боли,
И сердца глухие толчки...

Саша Черный

 

[Gertruda]

Любовь одна — веселье жизни хладной

Любовь одна — веселье жизни хладной,
Любовь одна — мучение сердец:
Она дарит один лишь миг отрадный,
А горестям не виден и конец.
Стократ блажен, кто в юности прелестной
Сей быстрый миг поймает на лету;
Кто к радостям и неге неизвестной
Стыдливую преклонит красоту!

Но кто любви не жертвовал собою?
Вы, чувствами свободные певцы!
Пред милыми смирялись вы душою,
Вы пели страсть — и гордою рукою
Красавицам несли свои венцы.
Слепой Амур, жестокий и пристрастный,
Вам терния и мирты раздавал;
С пермесскими царицами согласный,
Иным из вас на радость указал;
Других навек печалями связал
И в дар послал огонь любви несчастной.

Наследники Тибулла и Парни!
Вы знаете бесценной жизни сладость;
Как утра луч, сияют ваши дни.
Певцы любви! младую пойте радость,
Склонив уста к пылающим устам,
В объятиях любовниц умирайте;
Стихи любви тихонько воздыхайте!..
Завидовать уже не смею вам.

Певцы любви! вы ведали печали,
И ваши дни по терниям текли;
Вы свой конец с волненьем призывали;
Пришел конец, и в жизненной дали
Не зрели вы минутную забаву;
Но, не нашед блаженства ваших дней,
Вы встретили по крайней мере славу,
И мукою бессмертны вы своей!

Не тот удел судьбою мне назначен:
Под сумрачным навесом облаков,
В глуши долин, в печальной тьме лесов,
Один, один брожу уныл и мрачен.
В вечерний час над озером седым
В тоске, слезах нередко я стенаю;
Но ропот волн стенаниям моим
И шум дубрав в ответ лишь я внимаю.
Прервется ли души холодный сон,
Поэзии зажжется ль упоенье,—
Родится жар, и тихо стынет он:
Бесплодное проходит вдохновенье.
Пускай она прославится другим,
Один люблю,— он любит и любим!..
Люблю, люблю!.. но к ней уж не коснется
Страдальца глас; она не улыбнется
Его стихам небрежным и простым.
К чему мне петь? под кленом полевым
Оставил я пустынному зефиру
Уж навсегда покинутую лиру,
И слабый дар как легкий скрылся дым.

А.С. Пушкин

 

[Hel]

• 
  А накручивать нервы на руки, но жить - это школа

• 
  всем знакомого, Вечного, как нетерпимость, Жида.

Он поет, он смеется, он бьется, он женского пола,

уважает цыган и смолит сигареты "Житан".

У него, как у всех, кто в пути, есть претензии к миру,
а конкретнее - к толстой решетке долгот и широт:
Вечный Жид, как известно, прямейший потомок хабиру,
а хабиру, вы помните, были свободный народ.

Он мечтает о море, но едет плацкартным вагоном;
вот построит корабль - и встречай его, Мадагаскар!
Пусть хамят и хихикают, мудрый, простит этот тон им
Вечный Жид, понимая, что самое злое - тоска.

Это в чем-то банальность, а в чем-то, конечно, крамола,
но пример совершенства безумия нам уже дан -
он поет, он смеется, он бьется, он женского пола,
уважает цыган и смолит сигареты "Житан".

 

[Мастер Лаб]

нежности подкожный слой
ровный как загар нудиста
тихо-тихо чисто-чисто
разговаривать с тобой
на подстрочном языке
эхом эха тенью тени
в солнечном твоем сплетенье
спать как в пляжном гамаке

© Вера Павлова

 

[Gertruda]

Лишь призрак...
А он всё смеётся и пляшет
На крыльях своей мечты...
Он сразу сказал мне "ты",
И сразу скрепил руки наши...

А я, улыбаясь, моргаю -
- Мне страшно ему рассказать,
Что люди не могут летать,
Что я вместе с ним умираю...

Что он меня выдумал, глупый,
И красками нарисовал...
Что он без меня танцевал
И музыку рвал по струнам.

Теряюсь, сказать не смею,
Что я - только призрак, мечта...
А он говорит "навсегда..."
И я ему, дура, верю...

Эйла Хаос

 

[Salo]

Союз неравных двух сердец
Чреват гробами,
И вы растались наконец,
Скрипя зубами:
Ты - оттого, что сытный брак
Опять сорвался,
Он - оттого, что, как дурак,
Очаровался.
Да, ты не стоишь одного
Плевка поэта,
И, что печальнее всего, -
Он знает это.
Да, ты глупа, жалка, жадна,
И ваши встречи -
Сплошная жуть. Но ты нужна,
Как повод к речи.
Зачем? Не проще ли простить,-
Забыв, забывшись?
Но, чтоб лирически грустить,-
Нужна несбывшесть.
Ты не хранишь и пары строк
В мозгу убогом,
Но твой удел - давать толчок,
Служить предлогом.
Свестись к идее.
Означать.
Не быть, а значить.
Не подходить к нему.
Молчать. Вдали маячить.
Ты вдохновишь его, но так
И лишь постольку,
Поскольку вдохновит русак
Его двустволку.
Не вспоминая этих ног
И этой пасти,
Он не напишет восемь строк
О свойствах страсти.
Ты только жар его ума,
Души причуда,
Ты лишь предлог. А ты сама -
Ступай отсюда!

 

[Gertruda]

Мы. Как неопознанное чудо.

Мы собрались висок к виску.
Как будто осторожной силой,
Стреножены в истоках скул
Набрякшей долгой болью жилой.

Нас вычитают от ночей
Бездонной суммой всех бессонниц.
К нам водят за руки блядей -
Как по святым местам паломниц.

И с нами ждут, как в первый раз,
Сто раз отмеренного всуе…
Как будто тайна поцелуя
Не будет тайной после нас!..

И всякий раз нас предают
Как неопознанное чудо… -
За бесконечной амплитудой
Прошедших вечеров и утр.

С. Злепко