Стихи

[Gertruda]

Стихи о счастье
Солнца луч раздвинул тучи
Крохотной ладошкой.
Убежал вмиг дождь колючий
Вслед за серой кошкой.

Туча-кошка улетала,
Унося ненастье.
В небе солнышко играло,
Рассыпая счастье…

Тамара Маршалова

Стихи про бабушку
Очень бабушку люблю!
Ей я помогаю.
В магазине всё куплю,
В доме подметаю…

Прополю и огород,
Наношу водицы.
А когда луна взойдёт,
Сказка мне приснится.

Эту сказку у окна
Бабушка расскажет.
Засыпаю, а она
Мне носочки вяжет.

Чтоб морозною зимой
Не замёрзли ножки
У меня, её родной
И любимой крошки

Тамара Маршалова

стихи о маме
Что за чудо, совпаденье:
Завтра первое число,
Завтра мамин день рожденья,
Завтра мы идем в кино,
Завтра вместе с младшим братом
Наедимся сладкой ваты,
Посетим аттракционы,
Принесем домой пионы,
А к обеду тетя Вика
Испечет пирог с клубникой.
Вот так чудо, совпаденье -
Удивляемся с тобой.
Завтра мамин день рожденья
Всех согреет теплотой.

Т. Агибалова

 

[Hel]

наблюдает в бреду богородица-троеручица,
приоткрыв третий глаз, как ревущая троя рушится,
а из глаз остальных её каплет ледовая кашица.
"хорошо ли вам, - думает, - черти, в земле нашей княжится?"
отвечают с земли: "будь покойна, царица-юродица,
вылупляеца птица, пшеница - дай боже - родица.
а не веришь - гляди: из огня да в небесное полымя
посылаем тебе чистокровного чорного голубя.
он несет вам привет от всего мохнорылого юнити
и зерно, на которое вы непременнейше клюнете".
но не рада тому пэтэушница-богородица,
у неё не проходит мигрень, и косынка не сходица.
приоткрыв третий глаз, в помещении курит ладаном -
остальные глаза у неё добела закатаны.
......................................
......................................
кажут клювы из клетки два пестреньких неразлучника,
в пенопластовой пене лежит голубиное чучелко.
......................................
......................................
я иду и пою эту песенку глупую тихую,
и в карманы комбинезона птенцов запихую.

 

[Ясно]

Успокоится – то, алое, под ребром,
Будет утро – ранним, а день недели – среда.
И, как ржавчиной, покроется серебром
Пьяный маятник – от вечно до никогда.

© Алиса Апрелева

 

[Hel]

Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, Скифы — мы! Да, азиаты — мы, —
С раскосыми и жадными очами!
Для вас — века, для нас — единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас —
Монголов и Европы!
Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона и Мессины!
Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот — срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет — не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!
О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!..
Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя,
И с ненавистью, и с любовью!..
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!
Мы любим все — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все — и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
Мы помним все — парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...
Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
Пока не поздно — старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем — братья!
А если нет, — нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века — вас будет проклинать
Больное, позднее потомство!
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы — отныне — вам — не щит,
Отныне в бой не вступим сами!
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами!
Не сдвинемся, когда свирепый Гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..
В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз — на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!

 

[Hel]

Спят над дверью усталые колокольчики -
Музыка ветра, сказочная дешевка.
Жены, покинутые космонавто-лётчиками,
Спят с непокрытым задом в своих хрущёвках.

Кто-то не спит, потому что быть бритым налысо
Холодно с непривычки, а я от скуки
Маяюсь, рожденной тем, что - спасибо Карлосу -
Вижу во сне только руки. Свои же руки.

Кто-то, бордюр подложив под сплошное месиво,
Сможет уснуть так крепко, что не проснется.
Кофе здесь ни при чем - равно с ним и без него
Мне по ночам не спится. Да и не хоцца.

 

[Hel]

N. должна сдохнуть. Все объяснимо?
Все разговоры проносятся мимо.
Нет аргументов. Уйди, теоретик.
Ложь, преступления... все это в-третьих.

N. должна сдохнуть. Это во-первых.
Копится пыль на гранитных Минервах -
дождь убегает от этого места...
N. невиновна. В чем - неизвестно.

N. должна сдохнуть. Ты уже слышал?
Здесь очень душно, поднимемся выше.
Выпьем абсента за каменность мира:
канет божок - рассохнется лира.

Так вот и будет. Случай нередкий -
гарпия вылетит ночью из клетки.
Мы, как всегда, не успеем и охнуть...
Ночь будет ясной.
N. должна сдохнуть.

Я вернусь в униформе - ублюдочной и отутюженной.
Будет час двадцать три. Я взмолюсь: не услышь, не увидь...
Двадцать три - это тройка, семерка и чертова дюжина -
ну, и что-то еще. Но об этом бы лучше забыть.

Я пройду тише ночи, в коврах и ковровых покрытиях
утопив и подошвы, и душу, и все, что шумит.
Так когда-то в земле утонула - теперь не отрыть ее -
как же звали ее? Аэлита? Лолита? Лилит?..

Я споткнусь и свалюсь, и собью что-то звонкое с полочки.
Воплощенная бледность, ты выйдешь увидеть меня.
Вот тогда-то и спросишь: как можно быть этакой сволочью -
и не выдержать с честью ни труб, ни воды, ни огня...

Нет, не спросишь, а просто накормишь остатками ужина
и напоишь водой. На конфорках завянут огни.
Двадцать три - это тройка, семерка и чертова дюжина,
а еще, а еще, а еще...
Но об этом ни-ни.

 

[Gertruda]

Звенела музыка в саду

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахли морем

На блюде устрицы во льду.



Он мне сказал: "Я верный друг!"

И моего коснулся платья...

Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих рук.



Так гладят кошек или птиц,

Так на наездниц смотрят стройных...

Лишь смех в глазах его спокойных

Под легким золотом ресниц.



А скорбных скрипок голоса

Поют за стелющимся дымом:

"Благослови же небеса -

Ты первый раз одна с любимым".

Анна Ахматомва

Сказал, что у меня соперниц нет.
Я для него не женщина земная,
А солнца зимнего утешный свет
И песня дикая родного края.
Когда умру, не станет он грустить,
Не крикнет, обезумевши: Воскресни!
Но вдруг поймет, что невозможно жить
Без солнца телу и душе без песни.
…А что теперь?[

Анна Ахматова

 

[Gertruda]

А в нашей кладовке
Мышка живет.
Весь год она сыр
Из кладовки крадет.

А кошке Анфиске
Ее не поймать.
Как мышку увидит,
Бежит под кровать.

Остались от сыра
Лишь дырки, да хвостик.
И мышка теперь
Не заходит к нам в гости.

Н.Истомина

Не блеск, но пусть будет

Очень бабушку люблю!
Ей я помогаю.
В магазине всё куплю,
В доме подметаю…

Прополю и огород,
Наношу водицы.
А когда луна взойдёт,
Сказка мне приснится.

Эту сказку у окна
Бабушка расскажет.
Засыпаю, а она
Мне носочки вяжет.

Чтоб морозною зимой
Не замёрзли ножки
У меня, её родной
И любимой крошки

Т. Маршалова
Аналогично))))

 

[Salo]

...
«Оставь нас, гордый человек!
Мы дики; нет у нас законов,
Мы не терзаем, не казним —
Не нужно крови нам и стонов —
Но жить с убийцей не хотим...
Ты не рожден для дикой доли,
Ты для себя лишь хочешь воли;
Ужасен нам твой будет глас:
Мы робки и добры душою,
Ты зол и смел — оставь же нас,
Прости, да будет мир с тобою».
Сказал — и шумною толпою
Поднялся табор кочевой
С долины страшного ночлега.
И скоро всё в дали степной
Сокрылось; лишь одна телега,
Убогим крытая ковром,
Стояла в поле роковом.
Так иногда перед зимою,
Туманной, утренней порою,
Когда подъемлется с полей
Станица поздних журавлей
И с криком вдаль на юг несется,
Пронзенный гибельным свинцом
Один печально остается,
Повиснув раненым крылом.

Пушкин.

 

[Gertruda]

А, ты думал – я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая.
Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе страшный подарок –
Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенных чадом –
Я к тебе никогда не вернусь.
1921

А. Ахматова

 

[Touareg]

Встречу - конечно, взвизгну да обниму.
Время подуспокоило нас обоих.

Хотя все, что необходимо сказать ему
До сих пор содержится
В двух
Обоймах.

Вера Полозкова

 

[Великолепно]

Братья силятся в опечатках
Разглядеть имена зазноб –
Я влюбляюсь без отпечатков
Пальцев. Правда, с контрольным в лоб.

Сестры спрашивают о личном
Светским шепотом Их сиятельств –
Я влюбляюсь всегда с поличным.
Без смягчающих обстоятельств.

Фразы верхом, а взгляды низом.
Трусость клопиков-кровопийц.
Я влюбляюсь всегда с цинизмом
Многократных самоубийц.

Вера Полозкова

 

[Gertruda]

В тот давний год, когда зажглась любовь,
Как крест престольный, в сердце обреченном,
Ты кроткою голубкой не прильнула
К моей груди; но коршуном когтила.
Изменой первою, вином проклятья
Ты напоила друга своего.
Но час настал в зеленые глаза
Тебе глядеться, у жестоких губ
Молить напрасно сладостного дара
И клятв таких, каких ты не слыхала,
Каких еще никто не произнес.
Так отравивший воду родника
Для вслед за ним идущего в пустыне
Сам заблудился и, возжаждав сильно,
Источника во мраке не узнал.
Он гибель пьет, прильнув к воде прохладной,
Но гибелью ли жажду утолить?
1921

А, Ахматова

 

[Gertruda]

Ты всегда таинственный и новый,
Я тебе послушней с каждым днем.
Но любовь твоя, о друг суровый,
Испытание железом и огнем.

Запрещаешь петь и улыбаться,
А молиться запретил давно.
Только б мне с тобою не расстаться,
Остальное все равно!

Так, земле и небесам чужая,
Я живу и больше не пою,
Словно ты у ада и у рая
Отнял душу вольную мою.
Декабрь 1917

А. Ахматова

 

[Gertruda]

Напрасны страх, тоска и ропот,
когда судьба влечет во тьму;
в беде всегда есть новый опыт,
полезный духу и уму.

И.М. Губерман

Пустое вы сердечным ты

Она, обмолвясь, заменила
И все счастливые мечты

В душе влюбленной возбудила.

Пред ней задумчиво стою,

Свести очей с нее нет силы;

И говорю ей: как вы милы!

И мыслю: как тебя люблю!

А.С.Пушкин

Любовь и дружбу различают,

Но как же различить хотят?

Их приобресть равно желают,

Лишь нам скрывать одну велят.

Пустая мысль! обман напрасный!

Бывает дружба нежной, страстной,

Стесняет сердце, движет кровь,

И хоть таит свой огнь опасный,

Но с девушкой она прекрасной

Всегда похожа на любовь.

Е.А. Баратынский

Нет, обманула вас молва,

По-прежнему дышу я вами,

И надо мной свои права

Вы не утратили с годами.

Другим курил я фимиам,

Но вас носил в святыне сердца;

Молился новым образам,

Но с беспокойством староверца.

Е.А. Баратынский

 

[Gertruda]

Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.

И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом,
И не проси у Бога ничего.
1921

А. Ахматова

 

[Gertruda]

Что счастье? Чад безумной речи?

Одна минута на пути,

Где с поцелуем жадной встречи

Слилось неслышное прости?

Или оно в дожде осеннем?

В возврате дня? В смыканье вежд?

В благах, которых мы не ценим

За неприглядность их одежд?

Ты говоришь... Вот счастья бьется

К цветку прильнувшее крыло

Но миг - и ввысь оно взовьется

Невозвратимо и светло.

А сердцу может быть, милей

Высокомерие сознанья,

Милее мука, если в ней

Есть тонкий яд воспоминанья.

И. Ф. Анненский

 

[Gertruda]

Мне грустно, потому что я тебя люблю,

И знаю: молодость цветущую твою

Не пощадит молвы коварное гоненье.

За каждый светлый день иль сладкое мгновенье

Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.

Мне грустно... потому что весело тебе.

М.Ю. Лермонтов

 

[Hel]

вчера на стене выводила тупым огрызком
на память: в чём меряют мощность и в чём, брат, сила.
теперь моей памятью шлем изнутри забрызган,
и ворот залит симпатическим очернилом.

о, горе мне, горе великое.

в аду ли, в бодун ли, пойду и не убоюсь ли
по узкому мосту в края, где живут серафимы,
рогатые ктовы терзают в ущельях гусли,
весёлые вдовы так легковоспламенимы.

о, горе мне, горе великое.

и там, на высокой горе, на горе, (о, горе),
к позорному древу пришьют и объявят ведьмой,
чтоб каждую ночь прилетал мою плоть узорить
орёл: сердцедёр, сердцеклёв, сердцеблёв, сердцеед мой.

 

[Touareg]

Глаза – пещерное самоцветье,
И губы – нагло-хмельными вишнями.
В такой любви, как твоя – не третьи,
Уже вторые бывают лишними.

© Вера Полозкова