Стихи
- Автор темы Kamilla
- Дата начала
H
Hel
Guest
zzz
инвалид умственного труда
ОСАДА ПАМБЫ.
Романсеро, съ испанскаго.
По прозванью Левъ Кастильи,
Осаждаетъ замокъ Памбу,
Молокомъ однимъ питаясь.
И все войско дона Педра,
Девять тысячъ кастильянцевъ,
Всѣ, по данному обѣту,
Не касаются мясного,
Ниже́́ хлѣба не снѣдаютъ,
Пьютъ одно лишь молоко.
Всякiй день они слабѣютъ,
Силы тратя попустому.
Всякiй день донъ Педро Гомецъ
О своемъ безсильи плачетъ,
Закрываясь эпанчею.
Настаетъ ужъ годъ десятый.
Злые мавры торжествуютъ.
А отъ войска дона Педра
На-лицо едва осталось
Девятнадцать человѣкъ.
Ихъ собралъ донъ Педро Гомецъ,
И сказалъ имъ: «Девятнадцать!
Разовьемъ свои знамена,
Въ трубы громкiя взыграемъ
И, ударивши въ литавры,
Прочь отъ Памбы мы отступимъ,
Безъ стыда и безъ боязни!
Хоть мы крѣпости не взяли,
Но поклясться можемъ смѣло
Передъ совѣстью и честью;
Не нарушили ни разу
Нами даннаго обѣта:
Цѣлыхъ девять лѣтъ не ѣли,
Ничего не ѣли ровно,
Кромѣ только молока»!
Ободренные сей рѣчью,
Девятнадцать кастильянцевъ
Всѣ, качаяся на сѣдлахъ,
Въ голосъ, слабо, закричали:
—Sancto Iago Compostello!
Честь и слава дону Педру,
Честь и слава Льву Кастильи! —
А капланъ его, Дiего,
Такъ сказалъ себѣ сквозь зубы:
«Еслибъ я былъ полководцемъ,
Я бъ обѣтъ далъ ѣсть лишь мясо,
Запивая сатурнинскимъ».
И, услышавъ то, донъ Педро
Произнесъ, со громкимъ смѣхомъ:
«Подарить ему барана;
Онъ изрядно подшутилъ».
Романсеро, съ испанскаго.
―
Девять лѣт донъ Педро Гомецъ,По прозванью Левъ Кастильи,
Осаждаетъ замокъ Памбу,
Молокомъ однимъ питаясь.
И все войско дона Педра,
Девять тысячъ кастильянцевъ,
Всѣ, по данному обѣту,
Не касаются мясного,
Ниже́́ хлѣба не снѣдаютъ,
Пьютъ одно лишь молоко.
Всякiй день они слабѣютъ,
Силы тратя попустому.
Всякiй день донъ Педро Гомецъ
О своемъ безсильи плачетъ,
Закрываясь эпанчею.
Настаетъ ужъ годъ десятый.
Злые мавры торжествуютъ.
А отъ войска дона Педра
На-лицо едва осталось
Девятнадцать человѣкъ.
Ихъ собралъ донъ Педро Гомецъ,
И сказалъ имъ: «Девятнадцать!
Разовьемъ свои знамена,
Въ трубы громкiя взыграемъ
И, ударивши въ литавры,
Прочь отъ Памбы мы отступимъ,
Безъ стыда и безъ боязни!
Хоть мы крѣпости не взяли,
Но поклясться можемъ смѣло
Передъ совѣстью и честью;
Не нарушили ни разу
Нами даннаго обѣта:
Цѣлыхъ девять лѣтъ не ѣли,
Ничего не ѣли ровно,
Кромѣ только молока»!
Ободренные сей рѣчью,
Девятнадцать кастильянцевъ
Всѣ, качаяся на сѣдлахъ,
Въ голосъ, слабо, закричали:
—Sancto Iago Compostello!
Честь и слава дону Педру,
Честь и слава Льву Кастильи! —
А капланъ его, Дiего,
Такъ сказалъ себѣ сквозь зубы:
«Еслибъ я былъ полководцемъ,
Я бъ обѣтъ далъ ѣсть лишь мясо,
Запивая сатурнинскимъ».
И, услышавъ то, донъ Педро
Произнесъ, со громкимъ смѣхомъ:
«Подарить ему барана;
Онъ изрядно подшутилъ».
Salo
Статист I степени
Сон невольника
Истомленный, на рисовой ниве он спал.
Грудь открытую жег ему зной;
Серп остался в руке,— и в горячем песке
Он курчавой тонул головой.
Под туманом и тенью глубокого сна
Снова видел он край свой родной.
Тихо царственный Нигер катился пред ним,
Уходя в безграничный простор.
Он царем был опять, и на пальмах родных
Отдыхал средь полей его взор.
И, звеня и гремя, опускалися в дол
Караваны с сияющих гор.
И опять черноокой царице своей
С нежной лаской глядел он в глаза,
И детей обнимал — и опять услыхал
И родных и друзей голоса.
Тихо дрогнули сонные веки его,—
И с лица покатилась слеза.
И на борзом коне вдоль реки он скакал
По знакомым, родным берегам...
В серебре повода,— золотая узда...
Громкий топот звучал по полям
Средь глухой тишины,— и стучали ножны
Длинной сабли коню по бокам.
Впереди, словно красный кровавый платок,
Яркокрылый фламинго летел;
Вслед за ним он до ночи скакал по лугам,
Где кругом тамаринд зеленел.
Показалися хижины кафров,— и вот
Океан перед ним засинел.
Ночью слышал он рев и рыкание льва,
И гиены пронзительный вой;
Слышал он, как в пустынной реке бегемот
Мял тростник своей тяжкой стопой...
И над сонным пронесся торжественный гул,
Словно радостный клик боевой.
Мириадой немолчных своих языков
О свободе гласили леса;
Кличем воли в дыханье пустыни неслись
И земли и небес голоса...
И улыбка и трепет прошли по лицу,
И смежилися крепче глаза.
Он не чувствовал зноя; не слышал, как бич
Провизжал у него над спиной...
Царство сна озарила сиянием смерть,
И на ниве остался — немой
И безжизненный труп: перетертая цепь,
Сокрушенная вольной душой.
Лонгфелло
Истомленный, на рисовой ниве он спал.
Грудь открытую жег ему зной;
Серп остался в руке,— и в горячем песке
Он курчавой тонул головой.
Под туманом и тенью глубокого сна
Снова видел он край свой родной.
Тихо царственный Нигер катился пред ним,
Уходя в безграничный простор.
Он царем был опять, и на пальмах родных
Отдыхал средь полей его взор.
И, звеня и гремя, опускалися в дол
Караваны с сияющих гор.
И опять черноокой царице своей
С нежной лаской глядел он в глаза,
И детей обнимал — и опять услыхал
И родных и друзей голоса.
Тихо дрогнули сонные веки его,—
И с лица покатилась слеза.
И на борзом коне вдоль реки он скакал
По знакомым, родным берегам...
В серебре повода,— золотая узда...
Громкий топот звучал по полям
Средь глухой тишины,— и стучали ножны
Длинной сабли коню по бокам.
Впереди, словно красный кровавый платок,
Яркокрылый фламинго летел;
Вслед за ним он до ночи скакал по лугам,
Где кругом тамаринд зеленел.
Показалися хижины кафров,— и вот
Океан перед ним засинел.
Ночью слышал он рев и рыкание льва,
И гиены пронзительный вой;
Слышал он, как в пустынной реке бегемот
Мял тростник своей тяжкой стопой...
И над сонным пронесся торжественный гул,
Словно радостный клик боевой.
Мириадой немолчных своих языков
О свободе гласили леса;
Кличем воли в дыханье пустыни неслись
И земли и небес голоса...
И улыбка и трепет прошли по лицу,
И смежилися крепче глаза.
Он не чувствовал зноя; не слышал, как бич
Провизжал у него над спиной...
Царство сна озарила сиянием смерть,
И на ниве остался — немой
И безжизненный труп: перетертая цепь,
Сокрушенная вольной душой.
Лонгфелло
H
Hel
Guest
(с)бэд москито
Великолепно
Новичок
Ведь смысл не в том, чтоб найти плечо
Хоть чье-то, как мы у Бога клянчим
В том, что каждый из нас запальчив
И автономен, и только сам
Но священный огонь ходит между этих вот самых пальцев
Едва проводишь ему по шее и волосам.
© Вера Полозкова
Хоть чье-то, как мы у Бога клянчим
В том, что каждый из нас запальчив
И автономен, и только сам
Но священный огонь ходит между этих вот самых пальцев
Едва проводишь ему по шее и волосам.
© Вера Полозкова
H
Hel
Guest
в гнезде нерасплетенных кос гостит беззубая змея.
и та, что ей дала приют в гнезде нерасплетенных кос,
глядит в окно на старый сад, где за оградой из заноз
не виден пруд. а в волосах шуршит и шепчет чешуя.
как стародевический тлен коснулся света - тот иссяк
и не ступает на порог. а младший братец-альбинос
грустит на чердаке. ему сосед по доброте донёс,
как оборвался этот род, кровосмесившись так и сяк.
она, волос не распустив, протрёт слезой овалы блюд
на них - павлины и цветы. в её саду - чертополох,
а то и чёрт - в её пруду. коснулась света - тот иссох.
шипит засохшая змея и та, что ей дала приют.
Бэд_москито.
(Ей 20 лет. Очень красивая.)
и та, что ей дала приют в гнезде нерасплетенных кос,
глядит в окно на старый сад, где за оградой из заноз
не виден пруд. а в волосах шуршит и шепчет чешуя.
как стародевический тлен коснулся света - тот иссяк
и не ступает на порог. а младший братец-альбинос
грустит на чердаке. ему сосед по доброте донёс,
как оборвался этот род, кровосмесившись так и сяк.
она, волос не распустив, протрёт слезой овалы блюд
на них - павлины и цветы. в её саду - чертополох,
а то и чёрт - в её пруду. коснулась света - тот иссох.
шипит засохшая змея и та, что ей дала приют.
Бэд_москито.
(Ей 20 лет. Очень красивая.)
H