Стихи

[Salo]

Нарисуй мою жизнь – акварелью апрельских улиц,
Недосохшей гуашью жгучей декабрьской ночи.
Все, что ты нарисуешь – с серебряным свистом пули
Покидая мой дом, станет эхом твоих пророчеств.

Напиши обо мне – не прошенье куда-то выше,
Не поэму, не повесть, не злобную анонимку,
Напиши половинную паузу – ты услышишь,
Как оставленный август в ней бродит с судьбой в обнимку.

Напиши каждый день. Тишиною больничных коек,
Недозволенным «да», недочитанной книгой Блока
Промолчи о себе – ты увидишь, как беспокойно
Бестолковая жизнь моя снова вплывает в окна.

Напиши, нарисуй - на листке, на холсте – я тоже
Напишу тебе что-нибудь – нервно, не в лад, некстати.
Эта жизнь мне обходится дорого, друг-художник.
Нарисуй. И продай. За неё хорошо заплатят.

Автор:n/a

 

[Salo]

Я знаю, кто по-щегольски одет,
Я знаю, весел кто и кто не в духе,
Я знаю тьму кромешную и свет,
Я знаю — у монаха крест на брюхе,
Я знаю, как трезвонят заварухи,
Я знаю, врут они, в трубу трубя,
Я знаю, свахи кто, кто повитухи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю летопись далеких лет,
Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,
Я знаю, что у принца на обед,
Я знаю — богачи в тепле и в сухе,
Я знаю, что они бывают глухи,
Я знаю — нет им дела до тебя,
Я знаю все затрещины, все плюхи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, кто работает, кто нет,
Я знаю, как румянятся старухи,
Я знаю много всяческих примет,
Я знаю, как смеются потаскухи,
Я знаю, проведут тебя простухи,
Я знаю — пропадешь с такой, любя,
Я знаю — пропадают с голодухи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю Смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю все, но только не тебя.

Франсуа Вийон.

А если так?

Я знаю мир - он стар и полон дряни,
Я знаю птиц, летящих на манок,
Я знаю, как звенит экю в кармане,
И как звенит отточенный клинок.
Я знаю, как поют на эшафоте,
Я знаю, как целуют, не любя,
Я знаю тех, кто "за" и тех, кто "против",
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю шлюх - они горды, как дамы,
Я знаю дам - они дешевле шлюх,
Я знаю то, о чем молчат годами,
Я знаю то, что произносят вслух,
Я знаю, как зерно клюют павлины,
И как вороны трупы теребят,
Я знаю жизнь - она не будет длинной,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю мир - его судить легко нам,
Ведь всем до совершенства далеко,
Я знаю, как молчат перед законом,
И знаю, как порой молчит закон.
Я знаю, как за хвост ловить удачу,
Всех растолкав и каждому грубя,
Я знаю - только так, а не иначе…
Я знаю все, но только не себя.

8)

 

[улей]

Если сбился с пути, если страшно идти,
Если смерть заглянула в лицо,
Если сил больше нет – доставай пистолет
И стреляй … и дело с концом.

Но мужчина живет, принимая в расчет
Только принцип «Стой на своём!»
С жизнью счеты свести – слишком лёгкий мотив.
А трудный – идти напролом.

Ты устал от игры? Ну же, право, стыдись!
Ведь ты молод, умен и удал.
Знаю, туго пришлось, но не смей вешать нос,
Соберись и стой как скала.

И воздастся тебе в непосильной борьбе,
Ты не трусь, и будь молодцом.
Стисни крепче кулак, сдаться – сущий пустяк,
Трудно смерти смотреть в лицо.

Проще руки сложить и сказать: «Я побит!»
Пресмыкаться и ползать, как рак.
Но лезть на рожон всем смертям назло –
Это, чёрт побери, игра!

Пусть ты выиграл бой дорогою ценой,
И рубцов на теле не счесть,
Ты попробуй опять – так легко умирать,
Трудно жизнь принимать как есть.

Роберт Сервис.

 

[Hel]

Она: "Если ты стоишь меньше, чем рифма - мои карманы пусты". А он: "Посчитаем, за сколько оргазмов ты сможешь меня простить".
Она: "Моё небо опять накренилось, ступни дотянулись до дна". А он: "Малышок, ничего не случилось? Сегодня еда невкусна".
Она: "Уязвима, как пятка Ахилла. Пощёчин ищу в зеркалах". А он: "Ну, вчера ты смотрелась нехило вон в тех своих новых штанах".
Она: "Эта боль - в каждой клетке. Чужие победы мне выжгли глаза". А он: "Извини, я не понял. Ты что-то конкретно хотела сказать?"

Она в этом марте - с короткими волосами, и больше не ляжет ни в чьи ладони. А он где-то занят своими делами, он точно уверен: "Она ему первой позвОнит".

 

[Hel]

фургончик трясёт на неровной дороге, дороге из жёлтых камней
у девочки Элли поехала крыша. и Элли поехала с ней
на поиски стран, где нет боли и страха -лишь только алмазная пыль
где все тебе рады, где счастье -награда, и сказка важнее, чем быль

семнадцать. твой голос свободен, как ветер. но разве захочется петь
что папа стал мёртвым задолго до смерти, а мать - продолжает толстеть
что слабое солнце никак не согреет копну твоих рыжих волос
что небо, старея, дождями ржавеет. а сердце ржавеет от слёз

проглочено семя работника с фермы. живёшь по советам подруг
но милая Элли, чужие постели не помнят о нежности рук
как клетки не помнят о пении птичьем, а стены - расколотых лбов...
будь проклят великий-ужасный волшебник, придумавший эту любовь!

ты думала петлю, ты думала бритву, ты думала пулю в висок
но Бог прописал тебе пост и молитву, а чёрт - предложил колесо
а в жёлтой стране все свалились с желтухой, а в синей всегда кто-то пьян
и может быть мир - просто стрёмная шутка двенадцати злых обезьян?..

ну что тебе, девочка. что тебе ветер? держи свою крышу, держись
вот грядки с картошкой, вот пёсик Тотошка. будь умницей. выбери жизнь.
твой голос утихнет, а волосы эти пора обесцветить - под нас
прошу тебя, Элли, забудь эти сказки.
будь взрослой. вернись в Канзас.

 

[Salo]

Я - женщина, и значит я - актриса.
Во мне сто лиц и тысяча ролей.
Я - женщина, и значит я - царица.
Возлюбленная всех земных царей.

...
(Вот не упомянут, автор)

Наталия Очкур(Шевченко). Хотя и приписывается многим и разным женщинам и, даже мужчинам :blink:
Из её же стихов:

Сказали мне: желание - есть грех

Сказали мне – желание есть грех,
Спросила – а для всех ли? Да, для всех.
Мол, это блуд твою терзает плоть,
И бес в тебе сидит, а не Господь.

И это бес? Когда твоя рука
Моей руки касается слегка,
Когда земля уходит из-под ног,
И это бес? То что тогда есть Бог?

И это блуд? Когда я без вина
От глаз твоих придирчивых пьяна,
Когда твой поцелуй волнует кровь,
И это блуд? То что тогда любовь?

Автор: Наталия Очкур

 

[Hel]

Исправленному верить невозможно...
Оно лежит поверх черновика,
декоративной пылью придорожной
для вида припорошено слегка.

Во время депортации в Пицунду
ты коже загорающей жены
не верь в четыре тридцать по полудню,
когда она сползает со спины.

Не вера убедительна, а зависть
к тому, во что нельзя поверить. Ты
стрелял не раз в ту сторону, где аист
бросал орущий свёрток с высоты.

И не попал. И слава богу. (И не-
важнецкий, значит, из тебя стрелок).
Из нерождённых, кстати, можно иней
добыть, но ты и этого не мог.

Нам жизнь верна, но только в самом центре
в момент происхождения, когда
она участвует в эксперименте,
чтоб стала кровью кислая вода.

И это происходит часто или
не происходит, но наверняка
ты поплывёшь по ней свободным стилем,
хотя и взят на должность топляка.

Не верь вот этой, нежной, щепетильной,
в разрезах глаз и в чешуе ногтей,
особенно её ногам, что сильно
на пояснице скручены твоей.

Учитывая, что не виновата
она ни в чём, ты просто ей не верь,
не верь на два или на три карата,
прошедших через шёлковую щель.

Не верь, что снег валяется, как ветошь,
тем более что он ещё летит,
хотя готов полёт закончить... - нет уж,
пускай ещё немного повисит.

Ты с Родиной живёшь, а не с народом.
Когда народ - кто в лес, кто по дрова, -
прёт по воду, Она бежит по водам,
и, стало быть, пока бежит, права.

Вокруг: то православно неприлично,
то щурится военный шариат,
то девушки в коленках католичных
с колючими мужчинами лежат.

Всему, что изменилось, невозможно
поверить и - тем паче - доверять...
Мать, постарев, меняется? Несложно
не верить ей, хотя она и мать.

Любить отца в любое время суток ,
и доверять за то, что он исчез,
за то, что он случайно перепутал
сухой оргазм и мокрый энурез,

когда за мимолетным наслажденьем
водил девиц в деревья и кусты,
производя хрустящее движенье,
пока на этот звук из пустоты

не выполз ты... (Что мать была случайной,
что в спешке ты использовал не ту
для выхода на свет, - осталось тайной,
которой оной быть невмоготу.

Не верь ветрянке и шершавой попке,
что в неглиже родного нагиша,
тобою став, закрыли эти скобки)
...невероятным воздухом дыша?

Ты им не верь. Поплачь и разуверься.
И умиранью здешнему не верь,
оно, скорей всего, из изуверства,
чем наобум, твою захлопнет дверь.

Не верь бессмертью (а оно - всё ближе!).
Но не назло ему, а вопреки,
ты сможешь встать на собственные лыжи,
отбросив фигуральные коньки.

Балетоман, гундос, канатоходец,
неважный .барь, тайный онанист,
тебя любил лишь шерстяной народец,
что отзывался на твоё «кис-кис»,

а ты, с девицы слизывая кальций,
чуть не сорвал резьбу её сосков,
мозоля затекающие пальцы
до третьих и девятых петухов.

Прищепкой бельевою, как китаец,
я с двух сторон зажал глаза и не
беседую с тобой, а наслаждаюсь,
что говорю, а ты не веришь мне.

 

[Salo]

Мир построен как длинная и неуклюжая фраза:
«Мол, всё будет не так, как должно было быть, но всё будет как надо,
а иначе зачем, например, шелуха тополей псориаза
обернулась шуршанием листьев июньского сада...».

Очень много войны, и любви очень много, и горя,
и особенно счастья, его даже можно посеять
на холодном ветру возле мало-балтийского моря,
где бомжатник Петра заселила московская челядь.

То ли космоса мало, а то ли его многовато,
то ли ты не любима, хотя очень сильно любима,
почему же из воздуха, схожего с влажною ватой,
не твоё косоглазье и брови пространство слепило?

По утрам со щенячьим восторгом, который с телёнком
соревнуется в этом, встаю из младенческой позы,
отдирая от глаз сновидений прозрачную плёнку,
оставляя на ней то зрачки, то ресницы, то слёзы.

Как чудесно сказать вопреки травоядному лету,
что февральской зимою я встать попытаюсь с постели
и увижу (но чем?), и услышу (но чем же?), что нету
никакого меня ни в каком отвратительном теле.

С этим телом исчезнешь и ты, золотая, родная,
фрагментарно кружась заводными частями. Возможно,
ты, курносую левую грудь из себя вынимая,
из неё напоследок хлебнёшь молока осторожно.

И такому раскладу смеяться грешно, но грешнее
не позволить под щеки, которых не будет, направить
не кривую улыбку, а то, что улыбки смешнее,
что с собой не возьмёшь, потому что придётся оставить.

А сиреневый мусор: стихи, поцелуи, дискеты,
седину волосни на макушке и в залежах паха -
всё за мной подметёт по сусекам уральской планеты
ваша память, которая станет стерильной от страха.

Будет снова светло, даже очень светло и красиво,
и настанете - вы, желторотые люди желанья.
Ничего, что от вашего вида меня замутило
и в итоге стошнило в последний момент расставанья.

Но когда вы пойдёте развратной походкой верблюда
в направленьи угольного ушка, допустим, в июне,
я сумею оттуда, где нет никакого «оттуда»,
на клубки накрутить ваши тёплые слёзы и слюни.

 

[Salo]

Если я вдруг умру - не забудь:
Заверни меня в тишину и безлюдь,

Пусть танцуют, поют, помня жизнь - не меня...
Может, что-то мелькнёт веселее огня,
Может, вдруг пролетит лёгкой ноткой звеня,
Может, станет теплей в холода
Может, будет беда - не беда - ерунда
В этом всём быть неузнанной мне бы,
Чтобы быть навсегда - небыль...

Так что если умру - не забудь:
Заверни меня в тишину и безлюдь...

(С)

 

[Salo]

«Поэтом-2011» провозглашен Виктор Соснора.

Петербургский поэт Виктор Соснора назван лауреатом премии «Поэт» 2011 года. Как сообщают РИА-Новости, эта премия вручается по совокупности заслуг или же за общий вклад в русскую литературу. Ее лауреатами могут быть только ныне живущие поэты, пишущие на русском языке.
74-летний Виктор Соснора – автор нескольких десятков поэтических сборников, а также прозы и драматургических произведений. Он живет в Петербурге и ведет уединенный образ жизни.
В прежние годы лауреатами премии «Поэт» становились Александр Кушнер, Инна Лиснянская, Олеся Николаева, Тимур Кибиров, Олег Чухонцев. Судейскую коллегию в этом году возглавлял прошлогодний лауреат – Сергей Гандлевский.
Премия учреждена в 2005 году РАО «ЕЭС России. Сумму награды организаторы не держат в секрете: она составляет 50 тысяч долларов.


Начало ночи

Над Ладогой пылала мгла,
и, следовательно - алела.
Зима наглела, как могла:
ей вся вселенная - арена.

И избы иней оросил.
(Их охраняли кобелями).
И ворон,
воин-сарацин
чернел,
налево ковыляя.

И кроме - не было ворон.
С ним некому - соревнованье.

Настольной лампочки лимон
зелено-бел.
Он созревает.

И скрылся ворон...
На шабаш
шагала ночь в глубоком гриме.

Искрился только карандаш,
не целиком,
а только грифель.

 

[Salo]

Спасибо за боль, спасибо за муки.
Опять от любви заломлены руки,
Искусаны губы, изодраны пальцы,
Шепчу, как в бреду, не надо, останься....
Куда без тебя? Ни вправо, ни влево.
Сегодня ферзя, вчера королева.
Другого пути не жду, не желаю.
С тобой бы идти по самому краю.
Я звезд не прошу, лишь самую малость,
И в пропасть шагну, чтоб боль не осталась.
Упасть не боюсь, боюсь не подняться....
Ты скажешь: "прости, нам надо расстаться..."
И просто уйдешь, захлопнув все двери.
А я буду ждать и я буду верить...

 

[Hel]

Когда умирает любовь,
Врачи не толпятся в палате,
Давно понимает любой —
Насильно не бросишь
В объятья...

Насильно сердца не зажжешь.
Ни в чем никого не вините.
Здесь каждое слою —
Как нож,
Что рубит меж душами нити.

Здесь каждая ссора —
Как бой.
Здесь все перемирья
Мгновенны...
Когда умирает любовь,
Еще холодней
Во Вселенной...

Юлия Друнина.

 

[Salo]

У врача...

- Диагноз: Любовь. Радикально не лечится.
Терпите, со временем боль успокоится.
- Ну доктор! А может, уколы, таблеточки?..
- Нет, милый, - стихи, алкоголь и бессонница!


Убиенный стих

На заре кроваво-красной
Я вернусь к тебе, поэт!
Я рожден тобой на свет,
Я любви хотел ужасно!
Чтоб рецензии – «С теплом»,
«Мне понравилось» и «Круто!»…
Ты ж меня, с коварством Брута,
Сдал на конкурс. Твой апломб
Был обломан… Я поруган:
Крив, безграмотен, убог…
Ты спустил Delete-курок…
Я вернусь к тебе суккубом!
Выпью душу, залюбив!
Да и критиков вчерашних
Полюбить хочу я страш-ш-шно!
Ждите!
Убиенный стих.

Зе-Бра

 

[Salo]

Я хотела быть хрупкой и слабой
И к твоей прижиматься груди
И не видить, что там, впереди
Но наверно я так не смогла бы...

Анастасия (garmonia)

 

[Hel]

Улыбка рыбы становится только шире,
когда ей губы оттянет крючком застрявшим
тот, кого почитают в подводном мире
ужасно сильным, хотя и ненастоящим.

И вот он стоит перед ней, наделяя даром
стать изумительно вкусной, невинной то есть.
И они на пару дышат лавровым паром,
и соль, проникая в рыбу, горит как совесть.

И это всё происходит довольно долго,
совсем не страшно, но, видимо, больно очень.
И если Обь — любовь, то Валгалла — Волга
не между нами, заметим, а между прочим.

Заев изжогу щепоткой щекотной соды,
зевнув в себя, не открыв безобразной пасти,
лежит в обнимку с короткой травой природы
демисезонный демон дешёвой снасти.

Надо же, как сверчит мазохист-кузнечик,
сам себя колотя по пустым коленкам,
пока комар, пожелавший озвучить вечность,
орёт от счастья, усевшись “орлом” на венку.

Нет ли чего такого, чтоб стало сразу
тем, чего быть не может в надводном мире?
Ну, например, попытаться закончить фразу
рыбы, шипящей заживо в рыбьем жире.

Когда Адаму в жабры вцепилась Ева,
то оторвать её не хватило силы,
зато налимы плывут, как всегда, налево.
Плывут налимы, все время плывут налимы.

 

[Salo]

Боюсь! Боюсь! Касайся никогда
моей руки и острой мочки уха
в Караганде, где пьян Караганда,
зато всегда трезва его старуха.

Так жизнь тебя изобрела, что я
смотрю на безобразие творенья
в Караганде, на кромке бытия,
в начале твоего исчезновенья.

Надев свое последнее лицо,
скорей всего, из вежливости жуткой,
ты больше не обласкана Отцом
солёного земного промежутка.

Истерзанная ангелами, ты,
молитву щебеча непроизвольно,
по лестнице своей Караганды
так катишься, что и ступеням больно.

 

[yaros69]

Я засыпаю с мыслями о ней,
О той, любимой, что всех ближе и родней,
О той, которая и в снах и наяву,
Желанней всех, о той, которую я жду…

Пусть не воочию, пускай не наяву,
Пусть хоть бы в снах я счастье обрету,
И каждый сон пусть тянется как жизнь,
Пусть не кончается, как Ариадны нить!

Но снова утро, и я снова без нее…
День словно бы проклятие мое!
Но я отмучаюсь, и ночи я дождусь!
И снова в сон как в сказку окунусь…

И буду снова ее видеть, обнимать,
И поцелуи с ее губ буду срывать…
И будет в этом сне она моей!
Ночное счастье и проклятье дней…
(с)PANZER

 

[zzz]

суетился в окрестности озера
невнимательно словно во сне
видел бродского там или лосева
миновало и где они все

в этом зареве зависть попутчица
озорней окуней за плотом
только молодость раз и получится
а за ней эпизоды потом

все усердие сердца в крови мое
память спит и не стоит труда
где ты озеро непоправимое
розоватая в безднах вода

тихой охрой стремительным суриком
до детройта нагрянул закат
в стороне где по суткам и сумеркам
бродит бродский и лосев сохат

а.цветков

 

[Salo]

Алый мрак в небесной черни

Алый мрак в небесной черни
Начертил пожаром грань.
Я пришел к твоей вечерне,
Полевая глухомань.

Нелегка моя кошница,
Но глаза синее дня.
Знаю, мать-земля черница,
Все мы тесная родня.

Разошлись мы в даль и шири
Под лазоревым крылом.
Но сзовет нас из псалтыри
Заревой заре псалом.

И придем мы по равнинам
К правде сошьего креста
Светом книги голубиной
Напоить свои уста.

Есенин.

 

[Hel]

Я прощаюсь со всем, чем когда-то я был
И что я презирал, ненавидел, любил.

Начинается новая жизнь для меня,
И прощаюсь я с кожей вчерашнего дня.

Больше я от себя не желаю вестей
И прощаюсь с собою до мозга костей,

И уже, наконец, над собою стою,
Отделяю постылую душу мою,

В пустоте оставляю себя самого,
Равнодушно смотрю на себя - на него.

Здравствуй, здравствуй, моя ледяная броня,
Здравствуй, хлеб без меня и вино без меня,

Сновидения ночи и бабочки дня,
Здравствуй, все без меня и вы все без меня!

Я читаю страницы неписаных книг,
Слышу круглого яблока круглый язык,

Слышу белого облака белую речь,
Но ни слова для вас не умею сберечь,

Потому что сосудом скудельным я был
И не знаю, зачем сам себя я разбил.

Больше сферы подвижной в руке не держу
И ни слова без слова я вам не скажу.

А когда-то во мне находили слова
Люди, рыбы и камни, листва и трава.

Тарковский.