Стихи

[цыц]

Наверно мы сошли с ума
Я твой враг, ты мой враг
Сад потемнел средь бела дня
Что ж ты так, что ж ты так.

Но кто то грубые слова
Сказал за нас, сказал за нас
И мы молчим как два врага
В последний раз, в последний раз!

Затменье солнца темнит небосвод
Затменье сердца прошло и пройдет
Затменье сердца какое то нашло
Ты не волнуйся, всё будет хорошо.

Вновь засияет жизни сад
Так легко, так светло
Не обижайся на меня
Всё что жгло, отлегло.

И нет счастливее тебя
Бывает всё, забудь скорей
И сад в слезах после дождя
Ещё светлей, ещё светлей!

 

 

[Switch]

"Скажи, ты хотел бы быть
со мною здесь и сейчас,
над серым Парижем плыть
в стеклянной гондоле лифта?
Поправлять на моей голове
черный вдовий платок?
Целовать меня в лоб
и поить вином изо рта?
Там, где раньше был ты, -
пылающая пустота,
и сколько в нее ни лей,
она всё глотает молча
и, кажется, даже растет.
Если бы эти крыши
не были оборудованы
сетками и охраной,
знаешь, сколько людей
превратилось бы в птиц?..
Я вижу отсюда айсберги,
отвесные гладкие стены
и спутанные в клубок
черные жилы Дефанс.

Таким был бы наш рай,
если б мы его заслужили."

 

[Switch]

"Небо переломано. Звезды перекованы.
Участь отражения - застывать иконами.
Пожалейте глупую, расскажите, мудрые,
Кто я и откуда я, кто я и откуда я...
Целовали горестно, улыбались ласково,
Лица незнакомые гнали слово за слово.
Я давилась песнями, задыхалась вечностью.
Пепел отгоревшего сыпался на плечи мне.
Я кричала, дикая, выла, безутешная.
Стягивала коконом темнота кромешная.
Я стихами плакала, истекала фразами.
Горькое беззвучие кровью губы мазало.
Я теряла голову, падала, бессильная,
В бездну по накатанной... Господи, спаси меня!
Подходили гордые добивать оскалами.
С каждой новой осенью снова погибала я.
А потом к заутренне воскресать из пламени
Зверем обезумевшим, жертвой на заклание.
Ногти пол царапают. Ветер крылья режет мне.

Колесо завертится - все пойдет по-прежнему.

Осень саван вышила золотыми нитями.
Колесо завертится - не остановить его.

Пожалейте глупую, расскажите, мудрые,
Кто я и откуда я..."

 

[YANataly]

ИНТЕЛЛИГЕНТ

Повернувшись спиной к обманувшей надежде
И беспомощно свесив усталый язык,
Не раздевшись, он спит в европейской одежде
И храпит, как больной паровик.

Истомила Идея бесплодьем интрижек,
По углам паутина ленивой тоски,
На полу вороха неразрезанных книжек
И разбитых скрижалей куски.

За окном непогода лютеет и злится...
Стены прочны, и мягок пружинный диван.
Под осеннюю бурю так сладостно спится
Всем, кто бледной усталостью пьян.

Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету,
Отчего ты так страшно и тупо устал?
За несбыточным счастьем гонялся по свету,
Или, может быть, землю пахал?

Дрогнул рот. Разомкнулись тяжелые вежды,
Монотонные звуки уныло текут:
"Брат! Одну за другой хоронил я надежды,
Брат! От этого больше всего устают.

Были яркие речи и смелые жесты
И неполных желаний шальной хоровод.
Я жених непришедшей прекрасной невесты,
Я больной, утомленный урод".

Смолк. А буря все громче стучалась в окошко.
Билась мысль, разгораясь и снова таясь.
И сказал я, краснея, тоскуя и злясь:
"Брат! Подвинься немножко".

Саша Черный

 

[zzz]

John Keats (31 October 1795 – 23 February 1821)

Ода греческой вазе

О, чистая невеста немоты,
Дочь времени и молчаливой нимфы,
Лесной историк, излагаешь ты
Диковинный рассказ вернее рифмы.
Что в лиственной легенде этих форм –
Божеств и смертных отраженья, где вы?
В Аркадии иль средь темпийских рощ,
Кто эти боги, люди, эти девы?
Погони клич, внезапной схватки шторм?
Что за свирель, чьего экстаза мощь?

Спойлер

Мелодий сладок звук, но звук немой
Нам слаще, потому играйте, флейты
Не чувственному уху, но самой
Духовной сущности, без звука в ней ты.
О, юноша в лесу, ты не прервешь
Мелодию, не обнажатся ветки.
Любовник дерзкий, поцелуй твой пуст,
Но ты у цели, губ желанных дрожь –
Она здесь навсегда у самых уст,
В кого влюблен, она твоя навеки.

Счастливые побеги! С вас листва
Не облетит, весна вас не оставит,
И музыкант, чья музыка жива
Всегда, и эту зелень вечно славит.
И счастлива без времени любовь,
Что горяча и тленью неподвластна,
Вся дышит юностью, всегда чиста.
Здесь страстью смертной согревает кровь,
Чья сердцу речь печальна и прекрасна –
Горящий лоб и лихорадка рта.

Кто к алтарю подводит жертву там
Зеленому, - незримый жрец, куда он
Ведет телицу робкую, к бокам
Ее атласным льнут цветы, как саван?
Что за село лежит там у воды,
Иль мирный форт, на склоне поджидая,
Но жителей, ушедших к жертве, нет?
Вовек пребудут улицы пусты
И молчаливы – ни душа живая
Не возвратится приоткрыть секрет.

Аттическая форма! Эта рать
Античных тел, что в мраморе зависли,
Лесные сучья, травяная гладь -
Все нас уводит за пределы мысли
И к вечности. О пастораль без звука!
Когда наш век исчезнет без следа,
Пребудешь ты иному, как наука,
Не нашему, и объяснишь ему:
«Вся правда – красота, а красота
Есть правда – больше знать вам ни к чему»

(пер. А. Цветкова)

Ode on a Grecian Urn

Спойлер

Thou still unravish'd bride of quietness,
Thou foster-child of silence and slow time,
Sylvan historian, who canst thus express
A flowery tale more sweetly than our rhyme:
What leaf-fring'd legend haunt about thy shape
Of deities or mortals, or of both,
In Tempe or the dales of Arcady?
What men or gods are these? What maidens loth?
What mad pursuit? What struggle to escape?
What pipes and timbrels? What wild ecstasy?

Heard melodies are sweet, but those unheard
Are sweeter: therefore, ye soft pipes, play on;
Not to the sensual ear, but, more endear'd,
Pipe to the spirit ditties of no tone:
Fair youth, beneath the trees, thou canst not leave
Thy song, nor ever can those trees be bare;
Bold lover, never, never canst thou kiss,
Though winning near the goal - yet, do not grieve;
She cannot fade, though thou hast not thy bliss,
For ever wilt thou love, and she be fair!

Ah, happy, happy boughs! that cannot shed
Your leaves, nor ever bid the spring adieu;
And, happy melodist, unwearied,
For ever piping songs for ever new;
More happy love! more happy, happy love!
For ever warm and still to be enjoy'd,
For ever panting, and for ever young;
All breathing human passion far above,
That leaves a heart high-sorrowful and cloy'd,
A burning forehead, and a parching tongue.

Who are these coming to the sacrifice?
To what green altar, O mysterious priest,
Lead'st thou that heifer lowing at the skies,
And all her silken flanks with garlands drest?
What little town by river or sea shore,
Or mountain-built with peaceful citadel,
Is emptied of this folk, this pious morn?
And, little town, thy streets for evermore
Will silent be; and not a soul to tell
Why thou art desolate, can e'er return.

O Attic shape! Fair attitude! with brede
Of marble men and maidens overwrought,
With forest branches and the trodden weed;
Thou, silent form, dost tease us out of thought
As doth eternity: Cold Pastoral!
When old age shall this generation waste,
Thou shalt remain, in midst of other woe
Than ours, a friend to man, to whom thou say'st,
"Beauty is truth, truth beauty," - that is all
Ye know on earth, and all ye need to know.

 

[Switch]

"Опять чужой любовью дышит май -
В моей душе такой весне не место.
Опять не я, не винная, не веста,
Чьи плечи обнимает горностай;
И те, кто разделил со мной кровать, -
Они хохочут, латексные черти,
И правда только в том, что им - плевать,
Никто из них меня не обессмертит.
Опять чужой любовью душит мой
Медовый месяц, тонкий, златорогий,
А сердце до краёв полно зимой.
(Как глупо, перечитывая логи)
Как глупо, пересчитывая слоги
Скупых посланий, будто ищешь в Торе
Творца Четырехбуквенное Имя,
Как будто спьяну ловишь в Мертвом море
Русалок, притворившихся живыми,
Заметить, что из глаз течет вода,
И замереть над словом никогда,
Как Хокусая темная волна.
…Я знаю, в зеркале я все еще юна,
Роскошна, словно шкура леопарда.
Но правда только в том, что вам - плевать.
И хватит, хватит жизнью называть
Вот это трепыханье миокарда."

 

[Switch]

"Ты лжешь. Ты в лихорадке. Ты разбита.
Так не оглядывайся больше, Суламита,
Тебя не удостоит взглядом Царь.
Ты низко пала. Твой хитон захватан.
Но можно вспоминать себя крылатой,
В ночи летящей на Его фонарь..."

 

[Belinda]

Три слова, будто три огня,
Придут к тебе средь бела дня.
Придут к тебе порой ночной,
Огромные, как шар земной.
Как будто парус – кораблю
Три слова: «Я тебя люблю».
Какие старые слова,
А как кружится голова,
А как кружится голова…

Три слова, вечных, как весна,
Такая сила им дана.
Р.Рождественский "Старые слова"

Три слова, и одна судьба,
Одна мечта, одна тропа…
И во однажды, все стерпя,
Ты скажешь: «Я люблю тебя».
Какие старые слова,
А как кружится голова,
А как кружится голова…

Три слова, будто три зари,
Ты их погромче повтори.
Они тебе не зря сейчас
Понятны стали в первый раз.
Они летят издалека,
Сердца пронзая и века.
Какие старые слова,
А как кружится голова,
А как кружится голова…

 

[Switch]

Тело женщины плачет - никто никогда не любил
этих рук, - и, считая, щелчки её пальцев
не вели за собою горячий испанский ритм.

Черноглазый цыган был несмел, он едва говорил,
потерявшийся в ливне, пропавший в её волосах.
От себя прогнала его голосом, будто пса.

Не любил этих рук - белокожих, окованных городом;
кто входил в её дом, всё равно выходил чужой.
Почему же теперь она каждым из них пропорота,
как ножом?

Может только кричать, задыхаясь, лицом в подушку;
по ночам она слышит воров, уносящих золото;
её тело меняет кровь, забывает голод;
она стала красивой, красивей себя, но лучше бы - ..

не любил этих рук

 

[цыц]

Слёзы осени падают с неба
На стекле оставляя след,
Было яркое солнце и нету
И небес глубины уже нет.

Душит горечью тяжесть серая
И земля превратилась в грязь,
Вот какая то птица несмелая
Смотрит в небо, со стаей простясь.

Не лететь над дальними странами
И не видеть земли под крылом,
Только листья, зигзагами странными
Опускаются, с лета ковром.

Неживые, но миг - долетели,
Птица дышит, вдаль нету сил,
Всё заметней дыханье метелей
Эту весть ветер злой приносил.

 

[цыц]

На могилу снег тихонько падал
Укрывая деревянный крест,
Парень с поседевшими висками
Одиноко смотрит в даль небес.
На погосте грустно и спокойно
Жизнь не потревожит тишину,
Только голос парня отрешенно
Говорит чуть слышно в пустоту:
- Мама мама, что ж ты не встречаешь сына
Я вернулся с жуткой той войны,
Мама, я всё делал так, как ты учила
Не убей, не лги, не укради...

Вспоминает он московский дворик
Мама у раскрытого окна:
- Ты служи сынок и не волнуйся
Только не волнуйся за меня.
За тебя, родной, молиться стану
Чтобы не обуглилась душа,
Чтобы сердце вдруг не стало черствым
Помни, что добро сильнее зла...

Он попал в Чечню и много видел
Горя разного и зла,
Лёгкой не была его дорога
Но молитва мамы берегла.
Берегла от смерти и несчастья
От убийств ненужных берегла,
Сын ни разу на детей и женщин
Не поднял взведенного ствола.
Но судьба коварная злодейка
Нет управы на её дела,
Из Чечни в Москву смертельным грузом
Партия взрывчатки прибыла.
И ужасным взрывом разлучила
Мать и сына раз и навсегда,
Как теперь поверить в справедливость
В то, что мир спасает доброта.

На могилу снег тихонько падал
Становилась белой вся земля,
Парень с поседевшими висками
В мирной жизни потерял себя.
Потерял и в сердце нет покоя
И в душе сплошная пустота,
- Ты прости, прости меня родная
Что не защитил тебя от зла!
Мама мама, что ж ты не встречаешь сына
Я вернулся, слышишь, посмотри!
Мама, я всё делал так, как ты учила...

Только нету правил у войны.

 

[Switch]

"просыпаясь, привычно сложу поцелуем губы
но что раньше звучало "люблю", застывает ложью
неподвижное небо всё так же лежит на трубах
новый день, как конвойный, подходит ко мне с изножья

новый день. замирая, лопатками в стену впиться
ноги азом раскинув, рассиживать на полу
вспоминать, как сводил к переносице брови в птицу
тёмный рыцарь, носивший под веками злую мглу

я хотела уплыть к тебе, брёвна вязала в плот
но хозяин воды свои реки замкнул в кольцо
и у ног - берег осени, переходящий в лёд
и зимою я под руку буду гулять - с отцом

ворожить по ночам - может, враг наложил заклятье
убеждать себя - может, не так уж ты был хорош
а в чулане мышином на вешалке виснет платье
что хотела надеть, когда ты наконец придёшь

***
я внутри колеса, и всё это однажды было
никого не спасти, никого не дано сберечь
я сто тысяч имён носила и все забыла
ради этих чудесных волос и сутулых плеч

отлетев к потолку, я смотрю, как она не сводит
с отражения в зеркале умных упрямых глаз
и на ней, как по мерке, то платье, что вечно в моде
платье мёртвой старухи. оно ей опять как раз

улетая, подумаю: хватит уже игрушек
ножек-ручек, напрасно поломанных божьих дочек
а потом посижу на ветвях, где другие души
и так скучно становится. боже. ещё разочек.

***
я хотела песен, но камни дерут гортань
я хотела смысла, да мысли как вшивый клок
я хотела крыльев - лопатки вспороли ткань
сказочка про небо, и в извести потолок

красною охрою покроют моё лицо
крупными стежками отец полотно зашьёт
и уложит в землю, головушкой на восток
поутру по кругу за солнцем душа пойдёт

жить и умирать
жить и умирать"

 

[Switch]

хочешь, я буду писать для тебя, писать высоким и мертвым штилем? хочешь, просто друг друга пришпилим к настоящему времени, будем в нём вечно гореть янтарным огнём, двумя зрачками голодного тигра. но не молчи, не молчи вот так, будто решил всё давным-давно, а то я подумаю, что вино вот это, вот этот хлеб - последнее, что я с тобой делю, что ты исчезнешь, пока я сплю. хочешь, я буду просто смотреть? в реках горькой воды на треть, всадники близко; скажи мне: киска, я не хочу стареть, и я накрою твой лоб ладонью. ты мог бы любить благородную донью, а выпало пьющую девочку с обветренными губами - их не возьмет ни одна помада, - пообещала из глупой бравады, что бросит первой, тебя не спросит. да нет, не бросит.

она не сможет, она боится, в ее груди заводная птица тихонько шепчет: не уходи. в лоне её золотая змейка тёплыми кольцами вьётся нежно; что ты, не бросит тебя, конечно, так что придется всё самому. знаешь, я пережила чуму, голод и разных бед до хрена, и я умею ценить живых, пока отзываются на имена. но когда мы ляжем в одну кровать, подумай, стоит ли отогревать мое бедное сердце, чтобы потом с этим покончить одним звонком. а впрочем, поздно: пока ты занят, девочка с бронзовыми глазами, та, что зовет себя зимним цветком, плачет от страха крутым кипятком, плачет, выкашливая со слезами колкий гортанный ком.

 

[Touareg]

Он и сам не знает, что носит в себе ненастье
он и сам не знает, что делать с тобой такой
он и сам не умеет пользоваться этой властью
хоть на время давать тебе отдых или покой.
Ладно бы ушёл, завёл бы себе другую,
уберёг, изолировал, выбил бы клином клин,
как он мягко стелет, как кладёт тебя, дорогую,
обнажённой спиной на мерцающие угли.

Ракель Напрочь

 

[Switch]

"Джонни-бой, я пишу тебе с проклятой Богом и всеми святыми земли,
Что пропитана кровью и потом своих сыновей до могильного дна.
Воздух чёрен от смога, и пробки, как тромбы, и ноги всё время в пыли,
А у ночи торчит из кармана пустая бутыль. Даже ночь - бедна.

Джонни-бой, у тебя было сердце. Ты лучше двуногих одышливых псов,
Что мне пялятся в рот, примеряя в уме, как там будет смотреться их член.
Это Мехико-сити, и каждую ночь я ложусь под его мертвецов,
Чтобы после блевать, сотрясаясь спиной, утираться, вставая с колен.

Белым людям нет дела до древних руин, им милее дрянной кокаин.
Брухо знают - средь них не найдётся того, кто б с пелёнок не стал подлецом.
Но я верю, что ты-то любил меня, Джонни. У нас такой славненький сын!
Жаль, что я не запомнила номер машины. Ты был бы хорошим отцом."

 

[Switch]

Не хотела тебе писать, да опять скучаю. Плохо с нервами, пальцы жёлтые, в глотке рык. Знаешь, после того, как ты, я везде таскаю, как собачка какая, верёвки твоей обрывок. Знаешь, после того, как мы - только наши тени мне мерещатся по обоям, по стенам школ. И услужливо, на ночь глядя, рисует темень - камень в темя, в постель метель, золотой укол.

У меня всё в порядке, гладко. Живу как надо. Похудела, почти не пью, засыпаю поздно. Одногруппница вот познакомила с другом брата. Погуляли. Но это, видимо, несерьёзно. Помнишь, Бэб, как мы через овраг в монастырь ходили? "Толстый поп" нас потом прогнал. Ты был сильно датый. Расскажи, как там рай и ад. Тяжелы ли крылья? Ну а Бог, он какой? Он действительно бородатый?

Мне всё кажется, Бэб, что ты смотришь меня, как телек. Пока солнце не сядет... Ну, что-то у вас там светит? Блин, увидел бы кто, подумал - больная девка. На тот свет сочиняет, и думает, что ответят...

 

[Switch]

что ж вы бьётесь, мечты. что же валитесь вы из неловких рук
что вы вьётесь, слепые, разводите душу и тело врозь
я боюсь откликаться на стук. я боюсь подходить к глазку
одеяло на губы надвину и тихо заплачу сквозь

чтобы жечь горячей, грела руки в золе из семи печей
чтоб проснуться умней, укрывалась снегами с восьми полей
чтобы с места сойти, девять жизней без сна провела в пути
чтобы крышей я двинулась - через десять ножей перекинулась

я боялась, что счастье исчезнет, если о нём кричать
я считала, что счастье дороже, когда я молчу его
только счастье шальное моё не имело ни губ, ни глаз
всё скакало по судьбам в мешке, да не ведало ничего

ну и кто ж я такая? скажи. а не знаешь, так нареки!
безымянной, бездельной, безветренной жить мне - погоды нет
вы не бейтесь, мечты, мотыльками в темнице моей башки
вы верните мне имя, и рифмы, и солнце. и будет свет.

 

[Switch]

"Всех твоих рыжих с глазами бесстыжими, с камнем души неживой на шее, тонущих слёзно и вечно - на дно. Всех обесцвеченных и беспечных, цветочные рты, карамельные плечи, чувства мальвинные – за облака. Лживых левреток, твоих брюнеток, с лайковой кожей, с сердцами мидий, с глазами чаек – я всех кончаю. Буду одна о тебе молить, стану одна по тебе скучать. Рвать, с исступлением полуночника, кожу змеи твоего позвоночника, пить алкоголь из твоей крови, дышать рваным кашлем в конце любви. Спать между синих крыльев морфиды, на ладони Сциллы, под ладонью Харибды. Спать и сновидеть одно лишь имя, гибнуть безвестно за полк твой,...."

 

[цыц]

Осень, стелет постель
Ветер, листья срывает
Белым, шарфом метель
Нас, с тобой укрывает.

Тихо, ходят часы
Стрелки, кружатся молча
Знаю, рядом есть ты
Что.. Мне хочется больше.

Я хочу, вставать и видеть рассвет
Я хочу, чтоб птицы вдаль улетали
Я хочу, там впереди видеть свет
Я хочу, чтоб стрелки жизни не встали.

Город, серый такой
Дождь, стёкла машин
Друг, стал весь седой
Мы, что то забыли.

Ночь, спрячет людей
Бог, дай мне терпенья
Там, на часах всё быстрей
Стрелками кружится время.

Я хочу, вставать и видеть рассвет
Я хочу, чтоб птицы вдаль улетали
Я хочу, там впереди видеть свет
Я хочу, чтоб стрелки жизни не встали.

 

[Switch]

"Всё под рукой. И как будто бы много дней. Оставалось вчера мне. Но сегодня - нет, неспокойно. Черной кошкой за дверь - бродить впотьмах. Непослушным голосом звать тебя. По коленям бед, по плечам тишины. Забираюсь вверх. До самой высокой весны. Хочешь - не хочешь. Будешь падать, падать падать. Мне так наплевать. Что даже не хватит слюны.

Всё по плечу. Чайной горечью ночь под язык. Штык и скрипку мне - я заплачу. Плачет, тускнеет память виска. На страже страниц всё та же строка. Любовь на закате легка. Расставаньям - рассвет. Это только вчера было так. Только вчера было важно мне. Хочешь - не хочешь. Будешь думать, думать. Пока не сумеешь устать. Устать и уснуть.

Всё как всегда. Долгий звездный маршрут под ногами. Огнями вечных костров. Солнцу не сжечь подвенечного платья. Атласа снегов. Новые песни без новых слов. После на коже выступит соль. Зимние стражи уже у ворот. Белые всадники белых снов. Хочешь - не хочешь. Будешь верить, верить, верить. Мечтать до утра. Дожидаясь добра от добра.

Добра от добра."