Проза.

[Marise]

Пока ты счастлив, время — это летящий в тебя камень. В тот момент, когда он проламывает дыру в твоем черепе, ты понимаешь, что, покуда он летел, ты был счастлив. Нет ничего молниеноснее и слаще, чем те отрезки твоей жизни, когда ты не чувствуешь времени, когда оно не касается тебя, не сокрушает всей поверхностью. Солнце подпрыгивает над горизонтом, как шарик для пинг-понга. Ты просыпаешься на рассвете, делаешь вдох, один-единственный поцелуй — и вокруг уже сгущаются сумерки.

Тео красивый, он такой красивый, он абсолютно, божественно пьян; он лежит на полу на пушистой овечьей шкуре лицом вверх и безмятежно смеется, потому что позабыл все слова. Тео смеется, а в него летит камень.

 

[Marise]

Когда-то давно, когда все мы еще были знакомы, один парень, назовем его Эрик Чантурия, потому что это он и был, рассказал мне, как выучился на сапожника. Его отец сказал ему, что прежде чем поступать туда, куда он хочет, ему нужно научиться делать что-нибудь руками. И отдал его к сапожнику в ученики. Уж не знаю, тачал ли Эрик обувь с той поры хоть раз, но мне это кажется чертовски верным. Сначала надо иметь ремесло - может, не то, что прокормит, а то, к которому можно вернуться, чтобы почувствовать себя полезным, или хотя бы увидеть и потрогать результат своего труда. А потом иди, занимайся мутными штуками вроде филологии или юриспруденции. Да, я четырежды увольнялась с телика, потому что не могла смириться с тем, что произведенный мной продукт существует на протяжении одного эфира.

Так я думаю, пока режу пуговицы. То есть, не могу назвать это мыслями, но как-то же надо это назвать. От мыслей давно пришлось себя отучить: они вызывали в организме эмоциональный отклик, что, как известно, бывает болезненно. Я не могу толком объяснить, зачем я режу пуговицы, их количество превышает мои потребности, а продавать их я не собираюсь, пока, во всяком случае, но меня дико прёт высыпать их из баночки и перебирать. Мои любимые ракушки - витые, с розовым нутром, сверху покрытые какой-то морской грязью типа серой извести. Они мягкие, не лопаются под сверлом, а под слоем грязи у них мякоть в темную узкую полоску или клетку. Рыбаки узнают меня и дарят мне раковины, когда я прихожу на берег в часы низкой воды. "Израдим дугмад," - сообщаю я, и это добавляет толику смысла моей жизни.

Кроме того, я по-прежнему много вяжу и старательно готовлю, но лучше бы никому, хваля меня, не говорить "а у меня руки растут не с того места" или " сама я могу только пиццу в микроволновке разогреть". Такие подробности пробуждают во мне классовую ненависть. Я слышу буквально следующее: "эти умения воистину бесценны - для моих портнихи и кухарки, для таких, как ты, в общем". Женщина, легко призающаяся мне в своей криворукости, наверняка имеет в рукаве какой-нибудь козырь - например, умеет зарабатывать деньги, или охмурять полезных мужчин, или вдохновлять гениев. Мой персональный жупел - героини, которых играет в кино Джульетт Льюис: они даже не красивые!!! но главные герои от них без ума.

 

[Marise]

- Мам, а помнишь, ты говорила мне, что Бог строит человеку дом на небе? Делаешь доброе дело - кладет кирпичик, делаешь злое - убирает?
Собственно, это была цитата из какого-то фильма, содержание которого давно стерлось из памяти.
- Помню.
- И что, когда я умру, я буду в этом домике жить? И Бога увижу? И ангелов, и людей, которые умерли до меня?
- Увидишь.
- Мама! Там будет Пушкин! Он расскажет мне свои новые стихи!
- Расскажет.
- И тебя, тебя я тоже там увижу?
- Нет, малыш, меня - это вряд ли.

Даже не знаю, зачем я это говорю, - на автомате, потому что правда выдыхается легко, сама собой. Я ведь верю, что, когда чаша злых дел переполнена, и небесный дом твой разобран по кирпичику, за дело берется кто-то еще, на другой стороне мира, и он начинает рыть тебе ямку. Сделаешь доброе дело - присыпает ее землей; и так ты балансируешь на грани, пока не умрешь бездомным, уравняв чаши весов и выбившись из сил.

 

[Marise]

- Я никогда не должна была покидать его. Он сошел с ума от горя.
- Потому что он любит тебя?
- О, нет, потому, что была уязвлена его гордость. Сейчас он находит утешение в религиозной мании.

 

[Marise]

– Вот ты и свершил свою месть, – произнес Книжник. – Стало тебе от этого легче?
– Нет, – Зигфрид сокрушенно покачал головой.
– Вот видишь, я всегда говорил: смерть человека не приносит счастья, даже если это смерть твоего врага…
Зигфрид странно поглядел на него, приподнял брови, сказал:
– Мне стало бы гораздо легче, если бы я проткнул мечом его гнилое брюхо, провернул клинок для верности – и увидел, как он харкает кровью, как гаснет его тухлый взгляд. А так – только пшик, облачко дерьма в атмосфере – и никакой радости.
Слова застряли у Книжника в горле.
Сколько ни водись с вестом, а понять его все не выходит. Потому как весту – вестово, а кремлевскому – кремлевское. И тут уж остается как-то мириться друг с другом. Всем нам нужно мириться друг с другом. Хотя бы чтобы просто уживаться на этом свете.
Вот, как с этой страшной с виду крысособакой. Если уж с ней удалось ужиться, то и люди как-то сумеют однажды договориться.
Хоть когда-нибудь.
– Ну что, Грымза, – потрепав мутанта за уродливое ухо, сказал Книжник. – Помнишь обратную дорогу?
Грымза вильнула в ответ длинным крысиным хвостом. И тявкнула. Совсем по-собачьи.

 

[Marise]

"Всё я про неё понимаю. Понимаю, что мозгов у неё -- как у котика. И души -- примерно столько же. Или у котика всё-таки больше? Не знаю. И понимаю то, что фригидная, конечно. Какие там гормоны в двух метрах сухостоя и кокаина? И актриса она так себе: даже оргазм убедительно симулировать не способна. Но красивая, блин. И я её хочу. Смотрю и получаю удовольствие -- радуюсь», -- так описывает мой друг очередную свою подружку на ближашие три месяца.
Он пробовал построить отношения с обычными девушками -- красивыми, но не идеальными. Не то, не прёт.
- Все изъяны вижу. И начинаю её жалеть, -- говорит.
- В каком смысле -- жалеть? -- спрашиваю.
- Ну, что хорошая она девушка, прекрасная внутренне, но недостаточно красивая внешне. И так горько мне от этого становится: и за себя, что такой я придурок, и за девушку, что не дотянула длиной ног или профилем до стандартов. Я зависим от моделей, как алкоголик от бухла. Понимаю, что плохо, что надо завязать, если не хочу просрать жизнь, но не получается. Вижу модель и хочу её, как хочет пьяница выпить.

 

[krtek]

Сон прояснился внезапно и, такое впечатление, что с середины. Поэтому
оставалось лишь гадать, как попали они в эту тесную каменную комнату и
почему зияет в земляном полу прямоугольная дыра, и выглядывает из нее
темная крышка старинного сундука, а сами они (вдвоем с кем-то незнакомым)
ползают на коленях и торопливо сгребают в яму рыхлую землю.
Что-то они, видно, натворили в первой, канувшей, половине сна и
теперь заметали следы.
Дело продвигалось медленно, и даже забрезжила надежда, что
пробуждение так и застанет их за этим занятием, но тут сон опять
передернуло: яма вдруг оказалась засыпанной, а они уже разравнивали и
уплотняли грунт ладонями...
Потом оба поднялись с колен и, бесшумно отступив каждый к своей
стене, снабженной каменным приступочком, уселись друг напротив друга, как
пассажиры в купе. "Успели, - неуверенно подумал один. - Может, и
выкрутимся..."
Смысл происходящего был ему по-прежнему неясен, но сердце колотилось
ликующе. От ямы не осталось и следа - ровный, равномерно утоптанный
земляной пол, нигде ни бугорка, ни вмятины. Оба сидят с самым невинным
видом, руки - на коленях... Желая понять, что чувствует сообщник, он
всмотрелся в лицо напротив, но лицо было скрыто тенью. Вновь встревожился,
и вскоре ему стало казаться, что сообщник испуган. Значит, ничего еще не
кончилось, значит, что-то им еще предстоит...
Время шло, и беспокойство сменялось потихоньку тоскливой
уверенностью. Вне всякого сомнения, впереди затаилось нечто неотвратимое.
Настолько неотвратимое, что даже бояться не имело смысла. Оставалось
сидеть и ждать...
И вот наконец со звуком, похожим на мощный вздох доисторического
чудовища, весь грунт, который они так старательно сгребали и разравнивали,
взвился из ямы и рухнул на потолок, лег опрокинутым конусом. Сундук
раскрылся, и со дна его поднялась и выпрямилась во весь рост обнаженная
женщина... Обнаженная? Он не закричал лишь потому, что уже ждал
чего-нибудь подобного. Женщина была без кожи. Голые синеватые мышцы и
белые жгуты сухожилий. Медленно повернулось сплетенное из мускулов
беспощадное насмешливое лицо, слепые, как серебряные слитки, глаза
скользнули равнодушно (сообщники отшатнулись, вжавшись спинами в холодный
тесаный камень), но каждому наверняка показалось, что в тот момент, когда
литые бельма были обращены к нему, женщина едва заметно осклабилась.
Без кожи... Как же это называется у скульпторов, когда ваяют человека
без кожи, чтобы показать рельеф мышц?.. "Картуш?.. Эскарп?.." - понеслись
полузнакомые с выветрившимся смыслом слова. Он отчаянно вспоминал,
почему-то уверенный, что стоит вынуть из памяти это слово - и вставшая не
увидит, не тронет, а сам не сводил глаз с ее тщательно обработанных и
покрытых свежим лаком ногтей. В остолбенелой тишине она шагнула (ямы в
земляном полу теперь почему-то не было) к ночному незастекленному окну и
оперлась чуть раскинутыми руками на каменный подоконник. Поза человека,
наслаждающегося ночным воздухом. Сидящие ждали, не осмеливаясь вздохнуть.
Женщина как будто прислушивалась. Затем резким движением перекинула через
подоконник ногу, другую - и заскрипел под удаляющимися шагами гравий.
Оба еще долго не решались пошевелиться.
- Ушла... - Горло перехватило, голос отказывался повиноваться.
Но тот, что напротив, расслышал.
- Тихо!.. - шепнул он, гримасничая.
Снова замерли, испуганно ловя почти уже не различимый скрип гравия.
Наконец последний звук растаял, и ночь за окном стала пустой и гулкой.
Напряжение несколько спало.
- Храбрый, да? - сдавленно спросил тот, что напротив. - А если бы
вернулась?..
Сил на ответ не нашлось. Незнакомец шевельнулся, смутный блик лег на
его бледное осунувшееся лицо.
- Я уж думал: все... - жалко скривив рот, признался он. - Как повела
глазищами...
- Она слепая...
- Слепая... - обессиленно повторил тот. - А ощупью бы нашарила?..
Видал коготочки?
- Бритвочки! Не иначе нарочно оттачивала... - Замолчал, со страхом
взглянул в глаза и вдруг спросил глуховато и отрывисто:
- Кто она тебе?
Вопрос был настолько страшен, что смысл его проступил лишь несколько
секунд спустя.
- П-почему мне?..
- А кому? Мне, что ли?
Тот, что напротив, глядел враждебно, почти с ненавистью.
- Сволочь ты, - устало бросил он. - Чего не проснулся?
- Проснуться?.. Боже, да ведь это всего лишь сон! И спящий
почувствовал такое облегчение, что чуть не заплакал. Ну, конечно! Он же в
любой момент может проснуться!.. В любой момент...
Однако радость немедленно обернулась тревогой.
- А... а сам чего же?.. - с запинкой спросил он.
Лицо напротив дрогнуло, исказилось.
- Ага! Жди! - плачуще выкрикнул незнакомец. - Как я тебе проснусь?
Куда я тебе проснусь? Меня вообще нет! Приснился я тебе, понимаешь,
приснился!.. - Он смолк и вновь уставился на сообщника. Тот, вздрогнув,
насторожился, но за окном по-прежнему было тихо. Странно... Такое
впечатление, что незнакомец боялся сейчас именно спящего, а не той, что,
слепо брела в ночи, нащупывая руками пустоту...
- Главное, я-то тут при чем?.. - сказал приснившийся. - Откуда я
знаю, что ты там с ней наяву сделал!..
В каменном мешке стало так же гулко, как за окном.
- С ума сошел!.. - едва совладав с непослушными губами, выговорил
наконец спящий. - Я ее вообще впервые вижу...
- Ага... Впервые... Тогда откуда же она такая?
- А ты откуда такой? - огрызнулся спящий. Порадовался удачному
ответу, передохнул и добавил ворчливо: - Вот и она оттуда же...
Тот, что напротив, сразу съежился, притих, и теперь лишь поглядывал
боязливо.
Люстра грунта, ранее свисавшая с каменного потолка, давно исчезла, на
стыках свода дрожала влага. "Ничего не помню... - растерянно думал спящий.
- А вдруг я и впрямь что-нибудь там натворил... наяву... А теперь вот
кошмары..."
Может, я видиков на ночь насмотрелся... - сам себе не веря, начал он
- и осекся. Оба прислушались. Где-то снаружи, далеко, на грани слышимости
снова поскрипывал гравий.
- Сюда? - одними губами спросил спящий.
Тот, что напротив, помотал головой - то ли отрицательно, то ли просто
отгоняя жуткую эту мысль. Дождавшись тишины за окном, бессильно откинулся
в тень, привалился к камню спиной.
- Ищет... - хрипло, стонуще выдохнул он. Всхлипнул и продолжал чуть
ли не мечтательно: - Обшарит все - и вернется... Влезет в окошко, пойдет
вдоль стеночки... Сначала плечо нашарит...
Лицо его исказилось, как будто он уже терпел предстоящую муку.
- Замолчи, - с содроганием попросил спящий.
Тот, что напротив, дышал прерывисто и часто. Глаза блуждали. Потом
вдруг спохватился и уставился снова.
- Ну, ладно... - выдохнул он. - Нашарит - заорешь да проснешься. А
если не тебя сначала? Если меня? - Он вгляделся еще раз и заговорил почти
спокойно, чуть ли не торжествующе: - Ведь ты же, сволочь такая, пальцем не
пошевелишь! Будешь ведь сидеть и смотреть, как она меня тут... пластает...
С каждым словом он говорил все уверенней и уверенней. Потом
презрительно сложил губы и принялся рассматривать спящего с брезгливым
пониманием.
- Вспоминай-вспоминай... - приказал он скрипучим мерзким голосом. -
Придушил, небось, или до петли довел, а?.. Ну, давай-давай, колись, чего
уж там, все свои...
- Ничего не помню, - в отчаянии признался спящий. - Ничего...
Послушай! - не выдержав, взмолился он. - Если что-нибудь знаешь - скажи!..
Кто она? Почему снится?..
После этих слов незнакомец, кажется, опять испугался.
- А я тут при чем? - буркнул он, отводя глаза. - Я что, наяву был,
что ли? Да я, кроме этого сна, вообще ничего не видел... "Врет! - в
смятении думал спящий. - Знает - и молчит... Да кто же он такой, в
конце-то концов?.."
- Ненавижу, - процедил сидящий напротив. - И тебя, и ее, и сон
этот... твой! Не-на-вижу...
- Да ладно тебе... - пробормотал спящий. - Может, она вообще не
вернется... Погоди-ка!.. - Он подозрительно взглянул на незнакомца. - Я
проснусь, а ты куда денешься?
- Не твое дело! - ощерился тот.
- Ну вот видишь, - сказал спящий с облегчением. - Давай уж посидим
лучше, подождем...
Он оборвал фразу, не договорив. За окном вновь мерно хрустел гравий -
все громче и явственней. Теперь уже ошибки быть не могло: обыскав округу,
слепая возвращалась - шла ощупью вдоль стены, с каждым шагом приближаясь к
низкому незастекленному окну. Спящий рванулся, почувствовал, что
бесполезно, и все-таки рванулся вновь.
Странно, но незнакомец молчал, отчаянного крика: "Проснись!.. Да
проснись-же!.." - так и не последовало.
- Не могу... - прохрипел спящий. - Не могу проснуться...
Но тут он взглянул в глаза незнакомцу - и все понял.
- Гад! - услышал он свой собственный вопль. - Так это, значит, твой
сон? Твой! А не мой!..
Затравленно на него глядя, незнакомец вжимался спиной в тесаный
камень.
- Сволочь, ах, сволочь!.. Но тут наконец дошло, что это-то как раз не
главное. А главное то, что шаги все ближе и ближе, и если она нашарит его
первым...
- Слушай, проснись!.. - взвыл тот, кто все это время считал себя
спящим. - Ну не будь же ты скотиной!.. Проснись! Идет ведь, слышишь?..
Сидящий напротив лишь сильнее вдавился в стену и судорожно затряс
головой.
- Почему?!
Лицо незнакомца дрогнуло, губы расползлись, обнажая жалкий оскал.
- А наяву еще хуже... - упавшим голосом объяснил он.
Гравий скрипел уже совсем рядом.

 

[Marise]

В каждом мужчине живёт мечта об отличной девчонке -- красивой, страстной, нежной, понимающей, юморной. Эмоциональной, но не истеричной. Умной, но не занудной. В общем, идеальной.

Отличная девчонка никогда не выносит мозг, секс с ней -- всегда приключение, но при этом она недоступна ровно настолько, чтобы не надоесть. Отличная девчонка понимает тебя лучше самого лучшего друга, но, даже ругаясь матом, остаётся желанной и женственной.

Она -- не рубаха-парень, нет. Она -- воплощение всех твоих самых смелых фантазий.

Она тебя удивляет. Рядом с ней ты чувствуешь, что живёшь на полную катушку.

Отличная девчонка -- это та, с которой ты готов шагать рука об руку по жизни в полной уверенности, что вас не засосёт бытовуха, что и через много лет ты будешь хотеть эту женщину, как в первый раз.

Отличная девчонка, если тебе придётся отстреливаться, будет стоять за твоей спиной, подавая патроны, а лучше -- мочить врагов сама. Ты можешь на неё положиться.

В глубине души оладух никогда не перестаёт ждать появления такой девчонки на его унылом жизненном пути.

Будучи женатым и детным по самые брови, несчастный не может отказаться от мысли, что где-то там, за поворотом, гуляет отличная девчонка, предназначенная ему судьбой. Не курица. Не грымза. Не истеричка. Не стерва. Не мямля. Не жена. Не та, кто с ним сейчас рядом, но та, к которой он никогда не привыкнет и на которую у него будет стоять по 6 раз в день на протяжении ближайших 30 лет.

Не будет, лохи. И не надейтесь.

Любая баба будет выносить мозг. Лю-ба-я. Любая будет предъявлять претензии, время от времени истерить и орать на вас резаной свиньёй. Любая со временем расслабит булки и в один прекрасный день пожалуется на расстройство желудка. И в телефон залезет, если сочтёт нужным. И личное пространство нарушит. И поставит свои интересы на первое место. И откажет в сексе. И наедет на вашу маму и других родственников.

Все бабы -- такие. Все. В большей или в меньшей степени. Мы мастерски притворяемся, но до поры до времени. Потом наша бабья суть -- довольно подлая, надо сказать -- даёт о себе знать.

Дебил -- тот, кто думает, что в куче бабья можно отыскать свой бриллиант, то есть отличную девчонку. Все мы -- отличные поначалу, когда прячем под юбкой лук и колчан с претензиями. Но рано или поздно мы берём и лук, и колчан, натягиваем тетиву и выпускаем стрелы претензий.

И тот -- не лох, кто относится к этому философски: «Ну, бабы -- они же бабы». Однако большинство из вас -- всё же лохи, потому что проживаете жизнь в ожидании отличной девчонки, которая всякий раз оказывается просто бабой.

 

[krtek]

В каждом мужчине живёт мечта об отличной девчонке -- красивой, страстной, нежной, понимающей, юморной. Эмоциональной, но не истеричной. Умной, но не занудной. В общем, идеальной.

Отличная девчонка никогда не выносит мозг, секс с ней -- всегда приключение, но при этом она недоступна ровно настолько, чтобы не надоесть. Отличная девчонка понимает тебя лучше самого лучшего друга, но, даже ругаясь матом, остаётся желанной и женственной.

Она -- не рубаха-парень, нет. Она -- воплощение всех твоих самых смелых фантазий.

Она тебя удивляет. Рядом с ней ты чувствуешь, что живёшь на полную катушку.

Отличная девчонка -- это та, с которой ты готов шагать рука об руку по жизни в полной уверенности, что вас не засосёт бытовуха, что и через много лет ты будешь хотеть эту женщину, как в первый раз.

Отличная девчонка, если тебе придётся отстреливаться, будет стоять за твоей спиной, подавая патроны, а лучше -- мочить врагов сама. Ты можешь на неё положиться.

В глубине души оладух никогда не перестаёт ждать появления такой девчонки на его унылом жизненном пути.

Будучи женатым и детным по самые брови, несчастный не может отказаться от мысли, что где-то там, за поворотом, гуляет отличная девчонка, предназначенная ему судьбой. Не курица. Не грымза. Не истеричка. Не стерва. Не мямля. Не жена. Не та, кто с ним сейчас рядом, но та, к которой он никогда не привыкнет и на которую у него будет стоять по 6 раз в день на протяжении ближайших 30 лет.

Не будет, лохи. И не надейтесь.

Любая баба будет выносить мозг. Лю-ба-я. Любая будет предъявлять претензии, время от времени истерить и орать на вас резаной свиньёй. Любая со временем расслабит булки и в один прекрасный день пожалуется на расстройство желудка. И в телефон залезет, если сочтёт нужным. И личное пространство нарушит. И поставит свои интересы на первое место. И откажет в сексе. И наедет на вашу маму и других родственников.

Все бабы -- такие. Все. В большей или в меньшей степени. Мы мастерски притворяемся, но до поры до времени. Потом наша бабья суть -- довольно подлая, надо сказать -- даёт о себе знать.

Дебил -- тот, кто думает, что в куче бабья можно отыскать свой бриллиант, то есть отличную девчонку. Все мы -- отличные поначалу, когда прячем под юбкой лук и колчан с претензиями. Но рано или поздно мы берём и лук, и колчан, натягиваем тетиву и выпускаем стрелы претензий.

И тот -- не лох, кто относится к этому философски: «Ну, бабы -- они же бабы». Однако большинство из вас -- всё же лохи, потому что проживаете жизнь в ожидании отличной девчонки, которая всякий раз оказывается просто бабой.

Грустно. Хреново.Брехня.Если люди к моменту прекращения соблюдения ритуальных условностей не прониклись друг другом до такой степени, что закидон каждого не воспринимается с пониманием и восхищением или хотя бы юмором, если расстройство желудка партнёра есть что-то экстраординарное, если утренние слюни на подушке или громкий звук в уборной вызывают крушение идеалов, то и нахер таких взаимоотношающихся. Но эмоциональная подача материала аффторши крео меня бесит, вагина с ушами.

Есть у меня одно воспоминание, одно из самых дорогих, когда моей женщине вырезают аппендицит, а моя задача ей заговаривать зубы и полтора часа после операции не давать заснуть. Слушать х..ргу, которую она несёт в полуобмороке,что-то отвечать, гладить по запястью и чувствовать себя очень счастливым в полчетвертого утра в облезлой палате.
По-моему это от того, что в этот момент у неё не было возможности п..деть, мужиковедить и заниматься прочей бабьей скудоумной х..нёй.Аминь.

 

[Marise]

Баба есть баба. И приходится любить шо дают.
Трахаться-то охота, молодой пока.

 

[krtek]

Баба есть баба. И приходится любить шо дают.
Трахаться-то охота, молодой пока.

Мужик есть мужик, дюгонь есть дюгонь, табурет есть мебель Быть человеком привилегия гендеронезависимая.

 

[Marise]

Мужик есть мужик, дюгонь есть дюгонь, табурет есть мебель Быть человеком привилегия гендеронезависимая.

Ну я ей так и написала.
Не бабы такие, а люди такие.
Каждый свой положенный ушат говнеца на партнера выльет рано или поздно.

 

[krtek]

Ну я ей так и написала.
Не бабы такие, а люди такие.
Каждый свой положенный ушат говнеца на партнера выльет рано или поздно.

Так-то рутина и естественный ход событий, но не апокалипсец и повод Карфагены рушить.

 

[Marise]

Так-то рутина и естественный ход событий, но не апокалипсец и повод Карфагены рушить.

Просто реально есть такая тема, когда вечно ждут "кого-то особенного", а потом разочаровываются непременно, потому что все равно "такой же как все".

 

[krtek]

Просто реально есть такая тема, когда вечно ждут "кого-то особенного", а потом разочаровываются непременно, потому что все равно "такой же как все".

Ваще жызненна. Дорогого стоит человек разумный, с таким же мировоззрением как у тебя и живой мыслью, на лету хватающий нить. Только человек этот обычно или страшный, или старый, или глаза у него невыразительные.

 

[Marise]

Ваще жызненна. Дорогого стоит человек разумный, с таким же мировоззрением как у тебя и живой мыслью, на лету хватающий нить. Только человек этот обычно или страшный, или старый, или глаза у него невыразительные.

А я вот ревнивая, в стиле "Тюк топором, нет мужа, нет любовницы, нет проблемы".

 

[krtek]

А я вот ревнивая, в стиле "Тюк топором, нет мужа, нет любовницы, нет проблемы".

Значит щекотки боишсо.На вот.

 

[Marise]

Многим непонятно, почему есть граждане, готовые бежать за оппозиционными персонажами, многократно доказавшими свой идиотизм - то проворуются и попадутся, то завалят кого-нибудь, подставив собственных охранников, то матрас трахнут. И за ними до сих пор идут.
Вот и сейчас в соцсетях муссируется тема протестов и "народ стал жить хуже".
Мелкая просадка по потребительской корзине - это, типа, хуже. Нет возможности купить новый топовый мобильник и рвануть за границу - "ах, как плохо, ах, падает уровень жизни".

Уровень жизни - штука иллюзорная. А ее качество - явление реальное и ощутимое каждый день.
Индикаторы здесь следующие:

1) Как гражданин себя чувствует?
2) Как выглядит?
3) Что трахает?
4) Что выращивает себе на смену.

Ответы на эти вопросы у граждан, жалующихся на дефицит пармезана и айфонов, как правило, предсказуемы:
1) Плохо.
2) Плохо.
3) Лахудра.
4) Дебил.

Могут быть вариации - плохо/очень плохо, толстая свинья/истеричная хабалка, невоспитанный малолетний изврат/конченая тварь. Даже если попробовать разобраться в сортах говна, суть не меняется - жизнь персонажа ужасна.

Чтобы как-то самоутвердиться и отвлечься, гражданин погружается в одурь потребления. "Надо обновить телефон, надо иметь современную машину, надо человеческий отдых и хорошо одеться".

По новому телефону не скажут ничего интересного, на машине некуда ездить - можно разве что постоять в пробках, отдых сводится к обжиранию в олл-инклюзив около бассейна, шмотки, натянутые на страшную тушу/кривые мощи супруги только подчеркивают ее уродство и заставляют пялиться на проходящих мимо спортивных гражданок.

В современном мире здоровое питание обходится дешевле обжорства, спортзал по цене рядом не стоит с загранпоездками, а наличие интернета позволяет иметь любые книги на экране мобильника и общение со специалистом любого уровня онлайн.
Только для этого надо поднять зад и дойти до спортзала, заменить кошмарную бабу женщиной и начать читать книги.

Но проще ничего не делать и обвинять власть.

 

[Marise]

Он занес руку… и замер, затормозив удар на полпути. Морда, показавшаяся над верхней перекладиной лестницы, была в мелких свежих оспинках, какие оставляет на дубленой шкуре ядовитая слюна аспида.
— Ты… — выдохнул дружинник.
У мутанта от неожиданности отвисла челюсть, и он едва успел поймать лапой дубину, выпавшую из пасти.
— Хомо… прохрипел он.
Мгновение в скоротечном бою — это очень и очень много. И когда двое врагов вдруг ни с того ни с сего зависают, словно древние статуи, их товарищи очень быстро реагируют на нестандартную ситуацию.
— Федор, бей! — прорычал воевода, отбивающийся топором от «своего» нео, яростно пытавшегося пробить защиту возле соседнего зубца стены. — Бей, ёшкин дрын тебе в душу!!!
Позади затормозившего нео тоже послышался яростный рев — соплеменники мохнатого воина требовали того же, что и воевода от своего дружинника.
И они ударили. Одновременно. Так же, как день назад улыбнулись друг другу перед тем, как разойтись в разные стороны, очень надеясь на то, что им никогда больше не случится встретится снова.

Туман был плотным, словно шамы очень постарались, наводя свою уникальную маскировку. Но в то же время это была не искусственная взвесь, поддерживаемая лысыми мутантами. Этот туман был живым. Он колыхался, расступаясь впереди и смыкаясь за спиной, и казалось, что он изучает путника, рассматривает, обнюхивает, как опытный торговец, принимающий дорогой товар.
— Вот ведь, етишкина жизнь, — с досадой проговорил Федор, глядя на окровавленный меч, зажатый в руке. — Кажись, всё, отвоевался.
Свободной рукой он расстегнул подбородочный ремень и скинул на серую траву шлем, смятый в лепешку страшным ударом.
— Пррравильно, хомо, — раздался впереди хриплый донельзя, но все еще знакомый голос. — Больше он тебе не понадобится.
Из тумана вышел нео, поигрывая дубиной, покрытой как засохшей, так и совсем свежей кровью.
— Это Крррай вечной войны. Место, куда уходят мерртвые после смеррти, и где врраги вроде нас будут биться дрруг с дрругом вечно.
Федор посмотрел на грудь мутанта, разрубленную в области сердца… и усмехнулся.
— А оно тебе там, на земле, не надоело? — поинтересовался он.
Нео задумался на мгновение… и опустил дубину.
— Надоело, — признался он. — И кушать охота, будто и не умеррр.
— Аналогично, — сказал дружинник. — Поэтому есть предложение. Думаю, аспиды, погибшие в бою, тоже попадают сюда. Может, пойдем поищем нашего? Огниво, сухарь и вода у меня с собой.
— Ты пррав, хомо, — ощерился нео. — Кстати, хотел спрросить да забыл — кто такие Ёшка, Етишка и Шаррашка, которрых все врремя поминает твой наррод?
— Национальные герои, — отмахнулся Федор. — Типа ваших Керра или Рренга, которых вы тоже постоянно вспоминаете когда надо, и когда не надо. Пошли что ли. По одиночке нам с аспидом не справиться.

— Это точно, — согласился нео.

 

[Marise]

Я шла махом на красный диплом, но вышла у меня одна загвоздочка. Будучи слухачом, я принципиально не понимаю ни черта в изобразительном искусстве. Вообще не врубаюсь, для меня оно сродни математике, я дуб трухлявый! А на четвертом курсе у нас был экзамен по истории искусств, и преподавательница, зная, что я абсолютная отличница, никак не могла мне поставить заслуженный трояк, рука не поднималась.

В итоге, помучив меня на двух пересдачах, она выдала вердикт: к следующему посещению взять одну тему, которую она вот сейчас в учебнике пальцем ткнет, и не просто вызубрить, а понять! Так, чтобы она видела: я врубаюсь, о чем говорю, а не просто заучила как говорящая неваляшка, что в книжке написано. И ткнула мне в главу «творчество импрессионистов».

Сижу я, значит, с альбомом этих самых импрессионистов, понять пытаюсь. Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы. Звонит друг по кличке Элве. И предлагает вмазать душевно сегодня ввечеру по случаю пятницы. А я ему горестно сообщаю, что фигу-дрыгу, потому что у меня в понедельник пересдача истории искусств, а я в творчестве импрессионистов все еще разбираюсь хуже, чем совхозный свин в сортах выставочных яблок. На что Элве хмыкнул и сказал, чтобы я пока книжку захлопнула и подождала его. Он сейчас приедет и покажет мне творчество импрессионистов, и врублюсь и осознаю, и нам это даже не помешает врезать.

Приехал Элве и припер бутыль домашнего абсента. Не того, который продают в магазине, эта зеленая туфта, похожая на лужу из ядерного титбита – фигня по сравнению с тем, что мы тогда саданули. Там, как говорится, столетний аптекарский рецепт, хранимый в заднице старого еврея. Потому что мы тяпнули, помнится, по две рюмашки с сахарком и пошли, как рецептом положено, проветрить мозговые извилины свежим воздухом.

А тогда только началась яйцекампания МТС. И я хорошо запомнила, что яйца у них крашены красным цветом. И куртка у Элве тоже была красная, точно. Иду я по улице, глазоньками торчу на окружающую действительность и в ужасе понимаю, что яйца мтс-овские зеленеют… Поворачиваюсь к Элве, а он тоже весь в зеленом и светится! Что это, спрашиваю, за хня? На что мой друг радостно восклицает «Ага, работает!», хватает меня за руку и тащит домой.

С порога плюхнув меня в кресло, Элве схватил альбом импрессионистов и раскрыл на первой попавшейся странице. И тут меня, блин, накрыло. Натурально. Потому что вы понимаете, что такое – увидеть картину, которую рисовал художник-абсентист, находясь под действием того же самого аптекарского абсента? Нет, не повторяйте этого дома, просто поверьте, волосы дыбом по всей поверхности башки – и они еще шевелятся!

В понедельник я пришла на пересдачу. И начала бодро рассказывать по памяти то, что увидела в пятницу вечером. После произошедшего альбом я уже не открывала, я просто законспектировала свои впечатления. Преподша восторженно меня выслушала, смахнула слезу, сказала «Можешь, когда хочешь!», а потом так заговорщицки на меня глянула и говорит: «Больше это не пей».