Темный еловый лес стоял, нахмурившись, по обоим берегам скованной льдом
реки. Недавно пронесшийся ветер сорвал с деревьев белый покров инея, и они,
черные, зловещие, клонились друг к другу в надвигающихся сумерках. Глубокое
безмолвие царило вокруг. Весь этот край, лишенный признаков жизни с ее
движением, был так пустынен и холоден, что дух, витающий над ним, нельзя
было назвать даже духом скорби. Смех, но смех страшнее скорби, слышался
здесь -- смех безрадостный, точно улыбка сфинкса, смех, леденящий своим
бездушием, как стужа. Это извечная мудрость -- властная, вознесенная над
миром -- смеялась, видя тщету жизни, тщету борьбы. Это была глушь -- дикая,
оледеневшая до самого сердца Северная глушь.
