Я чувствовала себя так, будто все наши проблемы с девочкой — это только мои проблемы. А у нее никаких проблем нет, у нее всё чудесно. По крайней мере внешне. Я ходила как в воду опущенная, а она сияла. Если нам приходилось встречаться с опекой — а мы тогда еще и комиссии какие-то проходили, — наша девочка, безоблачно улыбаясь, весело рассказывала, как она счастлива в новой семье, какая прекрасная у нее мамочка и как крепко она тут всех полюбила. Ей нравилось дома. Ей нравилось в школе. Ей нравилась ее танцевальная секция. Она с радостью ходила на все дополнительные занятия. Ее учеба становилась всё лучше, иногда она даже сама делала уроки. Она без напоминаний ухаживала за собачкой и с ней гуляла. Ее глаза блестели, детдомовский дефицит веса восполнился, стройная, гибкая, спортивная, всегда в хорошем настроении, не пляшет так поёт. Девочка-колокольчик, наглядная реклама приемного родительства, хоть постеры печатай. У меня же не проходило ощущение потемкинской деревни, и чем дальше, тем страшнее было думать, что там, за этим глянцевым клоунским фасадом.