Самопрезентация — как главная черта времени и наша неизлечимая болезнь
Сергей Шаргунов, писатель.
Два приятеля, Алексей и Артем, когда-то учились вместе в институте. Не самые близкие друзья, но встречались, выпивали, пока Алеша работал в банке, а Артем в рекламной фирме. Потом Алеша разорился, и они стали видеться реже: победневший Алеша сам не звонил, каждый раз повидаться предлагал богатый Артем. Потом потерял работу и Артем, и они вообще перестали общаться. Недавно оба поднялись на ноги, встретились как ни в чем не бывало. И среди победного ржания сознались друг другу: им просто было неловко видеться в состоянии неуспеха...
Это история, подсмотренная в жизни.
Люди хотят отражаться удачливыми в глазах друг друга. Они презентуют миру свое благополучие.
Самопрезентация, хоть слово дико, порабощает всех подряд. Встречи одноклассников и одногруппников превращаются в вечеринки понтов, одни рвутся туда — доложить о своей крутизне, другие прячутся на илистом дне — нечем козырнуть.
Жить мнением других. Богатеть, жрать, гулять, жениться на молодой и красивой — лишь бы другие оценили. И даже притворяться богатым, здоровым и веселым. Наконец, нагреть руки на мнимостях. Эти сюжеты известны еще с античности и связаны с природой человека, но интернет придал им размах, а современные психологи возвели в доблесть.
Как-то зимой мы сидели с Ксенией Собчак в "Жан-Жаке", и она написала в своем "Твиттере": "Сергей Шаргунов — настоящий богемный революционер. В очках tom ford и кардигане loro piana. Уважаю. Прям из "Мечтателей" чем-то повеяло".
Наверняка запись была доброжелательной и комплиментарной и выставляла меня в выигрышном свете, за что я Ксении искренне благодарен, но дело в том, что очки я купил в подземном переходе накануне, а слово "кардиган" и названные лейблы (горе литератору!) известны мне смутно, поскольку к вещам я ну совсем безразличен.
Однако какая разница, кем быть и даже что носить, важно, каким казаться.
Он велик, этот подвиг: жечь себя живьем на виртуальных кострах, вопреки всему — нервам, удовольствиям, отдыху и, наконец, делу. Все больше и больше их, несущихся, как белки в колесах и белочки в колесиках, бесконечно напоминая о себе и своих достижениях.
Откуда, черт побери, у них берется время на эти достижения, если почти все время они тратят на рассказ о них?
Славный парень, недавно уволенный с ТВ, спешит сообщить, что он на Лазурном Берегу, и вывесить фотографию откупоренной бутылки шампанского. 70 лайков за 15 минут! 300 за час! Бедный, так и не выпьешь нормально. Не расслабишься... Заснять, вывесить, ответить комментаторам, смайлики... А вот он уже вывесил бокал, в котором смешались напиток и бирюзовый фон.
Море! Все социальные сети — насквозь солоны! Море уравнивает бедных и богатых, восторженных плебеев с "Одноклассников" и манерных патрициев Facebook. У каждого — персональное море. Все либо у воды, либо только оттуда, либо туда. Даже тонкие интеллектуалы и изящные эстеты не забудут с ненавязчивой гордыней сообщить о свежих итальянских путешествиях, и освежающие брызги ворвутся в их высокую речь.
Ах, если бы все ограничивалось инстаграмом в нарядах и украшениях, и в салонах волшебных тачек, или на худой конец откровениями о покупке последнего айфона...
Позавчера подвернул ногу, вчера похоронил бабушку, сегодня собака наклала в гостиной — все идет в топку дневника собственных будней, адресованного по секрету всему свету.
Если исповедь предполагает тайну, то антиисповедь стремится к максимальному числу фоловеров.
Любовь, дети, близкие — личное измерение человека препарируется им на публике со спешкой, доходящей до оголтелости. Люди привыкают транслировать каждый свой чих, как будто это прибавляет им общественного веса или как будто они сомневаются в том, существуют ли они на самом деле.
Сегодня соблазн публичности поражает все большее число недавно еще скромных и безвестных. Сартровское "Ад — это другие" приобретает новые масштабы, когда тысячи и тысячи "других" отражаются в "других", и человек как неудачи, как жизненного поражения, как смертельной болезни боится выпасть из замкнутого круга "самопрезентации".
И, разумеется, почти во всех отчетностях, даже если о трагедиях, присутствует оттенок конферанса. Заигрывание с публикой и зависимость от этого заигрывания неизбежно предопределяют фальшивую оптимистичность. В конечном итоге жизнь напоказ превращается в лихорадочное нагромождение пустоты, когда одна запись легко обесценивает предыдущую. Василий Розанов, не гнавшийся за лайком и доводивший свои мысли до сухого таинственного истончения, сказал, что вопят обычно о ерунде, а о главном молчат. В сущности, люди молчат о себе, и ложная откровенность — лишний повод забыться и не увидеть себя.
Люди молчат о том, что они одни, что им страшно, что они ничтожны. Молчат о своих страстях, страхах и о своих надеждах, смешных и прекрасных. Молчат о стыде, неуверенности, об унижениях, о болезнях.
Они хвастают пороками, часто преувеличенными. Но откровенность — это ведь не количество выпитых бутылок и прелести похмелья, запротоколированные онлайн, и не обилие матерных слов. Откровенность перед собой — это, наверное, умение прятать в сердце горечь, беречь и накапливать опыты и образы, которые никогда никому не передашь. "Человек без тайности — пустая грамота" — есть такая пословица.
Но и я, и я не лучше остальных! И я зависим от морока. И вот я приношу вам исповедь: я так не хочу.
— Куда пропал?
— Никуда. Книгу пишу.
— Скоро напишешь?
Дуралеи, а если книга будет писаться 5 лет? Когда пишешь всерьез, знали бы вы, как погано отвлекаться! И на что? На то, чтобы помаячить очередной записью — о чем? — о холодной погоде или о тупых депутатах, посигналить: "Ау! Я тут! Я еще живой!"
Между тем скоростной ритм требует не только лаконичности и цепляющей броскости суждений, но и их частоты. Эта частота появлений (в телеке, на сайте) навязывает персонажа, делает его все узнаваемее и все легковеснее, истончая, как кусок мыла. Ведь уже и заметность автора (и журналиста, и, увы, писателя) начинает определяться производством пены, количеством мельканий на неделе. Потому что и тексты знаковых людей — это все чаще именно "пенные мелькания".
В наши дни нужно особое мужество — плевать на мнение публики. Не только идти вразрез с общими настроениями, дразня гусей и кормя троллей, а по-пушкински "бежать призрачного света", по-монашески "умирать для мира".
Меня утешает вот что: где есть зависимость, там есть и боль. Не всякий человек может пребывать все время на открытом солнцепеке, лишенный тени одиночества.
Значит, все больше лайков будет под простой формулой: лучшая самопрезентация — талант молчания.
Источник
