Кадр: Youtube
В ноябре 2014 года благодаря ученым весь мир
увидел, как морской котик насилует пингвина (а другие птицы спокойно за этим наблюдают). Это событие стало очередным напоминанием о том, что многие, казалось бы, сугубо человеческие черты присущи и животным: дельфины сколачивают банды для совместных нападений на самок, пингвины Адели занимаются проституцией, чтобы заработать камни для строительства гнезда, а среди баранов случаи гомосексуальности наблюдаются даже чаще, чем у людей. По просьбе «Медузы» журналист и биолог
Александр Ершов рассказывает, как грешат животные.
Чревоугодие, Gula
Поесть животные любят, это хорошо известно. Однако художники, использующие в качестве символа этого греха свинью или медведя, не слишком хорошо разбираются в зоологии. Особенно в этом смысле обидно за свинью, ведь свинья, даже если ей предоставить неограниченное количество любимого деликатеса, никогда не будет есть больше, чем нужно. Иногда у средневековых миниатюристов в роли обжоры выступает еж; эти художники ближе к истине: ежу, как мелкому теплокровному животному, требуется очень много пищи. Абсолютный же рекордсмен по части чревоугодия — самое мелкое млекопитающее — бурозубка. За день она поглощает еды почти в два раза больше собственного веса. Фактически, она ест почти все время, пока бодрствует — а что остается делать, если твое сердце бьется под тысячу ударов в минуту.
Сольпуга
Фото:
Ken-ichi Ueda / flickr
Впрочем, идеальный кандидат на роль воплощения чревоугодия в животном мире — вовсе не бурозубки, а
сольпуги. Сольпуги, они же фаланги, составляют отдельный отряд среди паукообразных наряду с клещами и скорпионами. Живут сольпуги преимущественно в пустынях, где с едой большие трудности. Дефицит еды привел к тому, что у самок сольпуг, судя по всему, в ходе эволюции утратилась реакция насыщения. Какой толк содержать сложный физиологический механизм, если он вообще никогда не используется и на его сохранение нет давления отбора? Эта эволюционная экономия привела к тому, что в неволе сольпуги просто не могут отказаться от угощения. Сколько вы ее кормите, столько она и ест — до тех пор, пока еда вообще будет в нее помещаться. Истории про то, что животное в результате такого кормления может буквально лопнуть, — это, конечно, легенды, но вот передвигаться сольпуги после такой трапезы оказываются просто не способны.
Похоть, Luxuria
В этой категории у животных особенно сильная конкуренция за первое место. Это и бонобо (карликовые шимпанзе), решающие все свои проблемы с помощью секса, и львы, которые способны к нескольким десяткам совокуплений в день, и морские котики, которые в половой несдержанности перешагнули не только все приличия, но и, как выясняется, границы биологических классов — занялись изнасилованием пингвинов.
Далеко позади своих конкурентов
оставляют скромные сумчатые мышки — антекинусы. Внешне они почти неотличимы от мышей обычных, то есть плацентарных, хотя, как и все сумчатые, не имеют к своим прототипам никакого отношения.
Жизнь сумчатых мышей сильно зависит от сезонных колебаний количества их главной пищи — насекомых. За миллионы лет самки антекинусов научились подстраивать свой репродуктивный цикл так, чтобы беременность совпадала с изобилием пищи. Это привело к сокращению сезона размножения до нескольких дней, что само по себе, разумеется, не редкость в животном мире.
Сумчатая мышь с потомством
Фото:
Michael Sale / flickr
Уникальность сумчатых мышей в том, что самки этого вида решили не устраивать пустых ритуалов (вроде демонстрации перьев или рогов), а проводить конкурс по делу. Проще говоря, благодаря укороченному сезону спаривания и своему выраженному промискуитету самки стимулируют между самцами соревнование по длительности полового акта. Правила просты: кто дольше всех удерживает самку, тот с наибольшей вероятностью и станет отцом потомства. Стоит только остановиться — твое место займет другой. Такой фокус полового отбора привел к тому, что копуляция у сумчатых мышей занимает по 12 часов и больше, а спермы самцы этого вида производят невероятное количество по сравнению с собственной массой. Неудивительно, что успешное размножение стоит самцам антекинусов жизни — к концу сезона большинство из них умирает от истощения.
Алчность, Avaritia
Средневековым символом жадности в равной степени могли быть и жаба, и крыса. Крыса, понятно, получила такую репутацию за уничтожение запасов зерна. А вот чем провинилась жаба (которая до сих пор душит жадину), непонятно. Разве что своим самодовольным видом.
Если отвлечься от алчности как прожорливости (мы ее уже рассмотрели), то алчность как страсть к накоплению богатства, кажется, вовсе не встречается в мире животных. Конечно, многие из них любят блестящие вещи. Все знают про сорок, менее известны в этом отношении павианы и некоторые другие обезьяны. Но так, чтобы целенаправленно скапливать именно драгоценные металлы — такого зоологи не припомнят.
Но все-таки есть на планете организмы, которые именно этим и занимаются. Это два вида золоторедуцирующих бактерий,
Cupriavidus metallidurans и
Delftia acidovarans. Первый из них был обнаружен около десяти лет назад, второй изучили только в прошлом году. Живут эти бактерии, натурально, на золотых слитках. При этом они, конечно не «едят» драгоценный металл, они его — как и люди — просто копят. В случае
Cupriavidus metallidurans микроскопические самородки хранятся прямо внутри клеток, у
Delftia acidovarans — на поверхности клеточной стенки.
Cupriavidus metallidurans
Фото: WENN / All Over Press
На поверку такая любовь к золоту оказывается просто защитной реакцией: растворимое золото токсично, а бактерии пытаются его восстановить и перевести в более безопасную — металлическую — форму. Это означает, что термин «самородок», видимо, скоро потребует пересмотра, поскольку получается, что золото в такой форме возникает не само по себе, но является (по крайней мере, иногда) продуктом деятельности бактерий. Неудивительно, что исследователи, открывшие этот механизм, уже защитили патент на их использование в золотодобыче.
Лень и уныние, Acedia
Лень и уныние — сложные грехи. Евгарий Понтийский, например, различал печаль и уныние. В католической традиции оба греха объединили под названием Acedia, которая в зависимости от контекста понималась как печаль или как лень. Судя по тому, что ее символом чаще всего была улитка, средневековые художники склонялись ко второму значению.
Ленивец
Фото:
Josh More / flickr
Если искать в животном царстве воплощение лени, то далеко ходить не придется. Более ленивое существо, чем ленивец, трудно представить. Правда, ленивец далеко не самый экстремальный любитель сна — многие летучие мыши спят подольше него. Но зато редкие часы бодрствования рукокрылые проводят в сумасшедшей работе, а вот ленивец напрягаться не любит. Его мышечная система вчетверо легче, чем у любого другого животного сравнимой массы. В шерсти ленивца живут не только водоросли, но и целая экосистема насекомых, которые пьют его кровь и питаются его фекалиями — на одной особи может «кататься» тысяча паразитов. Почти всю жизнь ленивец живет на одном и том же дереве, спускаясь с него где-то раз в две недели — справить естественные надобности. Это кажется очень странным на фоне его общей лени, но это действительно так. Почему ленивец все-таки спускается со своего дерева — одна из самых больших загадок его поведения, для решения которой предложено огромное количество гипотез, ни одна из которых пока не доказана.
Гордыня, Superbia
Средневековым символом тщеславия справедливо считались петух или павлин. Современная зоология мало может добавить к такой характеристике: половой отбор действительно способен превратить животных в витрину для демонстрации собственных достоинств. При этом, конечно, следует иметь в виду, что и окраска петуха, и узор хвоста павлина предназначены для глаз самки, а не для самолюбования.
Прерийный лесной певун
Фото:
Tom Benson / flickr
Причем буквально несколько дней назад ученым удалось доказать, что фраза про глаза — вовсе не оборот речи. Зоолог из Унивеситета Чикаго
обнаружила, что окраска оперения самцов певунов (это такие яркие американские родственники воробьев) зависит от уровня экспрессии пигментов в глазах самок. Среди разных видов певунов есть более или менее яркие виды. Так вот, у тех из них, что имеют более яркую окраску, в среднем выше концентрация определенного пигмента в сетчатке глаза. Причем это справедливо только для самок — количество пигмента в глазах самцов с окраской никак не связано.
Гнев, Ira
Тут мало кто может потягаться с тасманийский дьяволом. Свое название сумчатые получили у австралийских колонистов за пристрастие к лаю, но и в части несдержанности гнева они оправдывают его на 100%. Тасманийские дьяволы агрессивны с самого раннего возраста: в помете обычно несколько десятков щенков, а сосков у матери всего четыре — за них приходится бороться не на жизнь, а на смерть. Выжившие проводят свои дни обычно поодиночке, а если когда и встречаются с сородичами, то почти всегда дерутся с ними. Или, в лучшем случае, спариваются, что у дьяволов сложно отличить от драки.
Тасманийские дьяволы
Фото:
Andrew / flickr
Злобность тасманийских дьяволов вполне может
стоить существования всему виду. Привычка кусать друг друга за морду по любому поводу привела к распространению уникальной болезни — заразной злокачественной опухоли, которая передается от животного к животному через укус. Речь идет не о вирусной или бактериальной инфекции, а именно о передаче раковых клеток. Впервые заразная лицевая опухоль была описана в 1996 году; зоологи предсказывают, что уже к 2030–2040 годам вид перестанет существовать. Если, конечно, человек не найдет какой-то способ остановить распространение болезни.
Зависть, Invidia
Долгое время среди зоологов считалось, что зависть — слишком сложное чувство для животных. Зависть предполагает наличие представлений о справедливости: это не желание получить побольше; это желание получить не меньше, чем у соседа.
Впервые надежно установить наличие у животных концепции справедливости удалось на бурых черноголовых капуцинах. Известный приматолог Франц да Ваал проводил с коллегами следующий
эксперимент: двух обезьян сажали в боксы с прозрачными стенками, где они должны были выполнить простое задание — взять из лотка камешек и передать его экспериментатору. За это обезьянам полагалось вознаграждение — кусочек огурца. Капуцины любят огурцы и с удовольствием могут выполнять такое задание снова и снова.
Однако гораздо больше, чем огурцы, капуцины ценят виноград, что позволило ученым провести неслыханный по жестокости эксперимент. Когда по ходу эксперимента обе обезьяны уже сообразили, что надо делать с камнем, одной из них огурец в качестве награды заменяли на виноград. Вторая обезьяна могла это видеть, но ей за работу полагался все тот же огурец. Реакцию на такую несправедливость трудно пересказать словами, это надо видеть: огурец мгновенно летит в экспериментатора, капуцин набрасывается на клетку, трясет стены и отчаянно требует равноправия и честной оплаты труда. В этом случае о зависти можно говорить совершенно без подразумеваемых кавычек. Эксперимент этот стал довольно известным, его удалось повторить не только на других приматах, но и на птицах и даже собаках.