Виталий Щигельский: О сортирном мачизме и сортирных мачистах
/ 12.07.2011 /
Обычно наука сначала открывает новое явление, процесс, объект, затем описывает его, дает определение, присваивает имя.
Наш знаменитый мачист, его идеи, манеры, тактика, поведение сформировались много раньше, и коронная реплика «мочить в сортире», показавшаяся многим выбивающейся из демократического контекста, описала то, что давно уже имело место…
Сортирный мачизм как стиль жизни, как идеология, как способ управления государством и родился, вероятнее всего, в школьном сортире.
Для детей определенного склада школьный сортир – это основная и наиболее комфортная среда обитания. Казенные вещи практичны: у батареи тепло, в окно виден двор, в кране вода. Сортир – это анклав. Здесь безопасно, здесь царят свои законы. Сюда редко заходят учителя. Никогда девочки. Здесь можно курить, сплевывать на пол, прятаться от старшеклассников, греть острые лопатки, прислонившись к теплому радиатору, и мечтать о великом, особенно если ты не сделал уроки, особенно если ты невелик сам. Здесь же удобно отбирать мелочь у младших и ругаться матом, ведь здесь нет свидетелей, кроме раковин и унитазов.
А запах? К запаху привыкаешь. Запах пугает изнеженных и избалованных, настоящим мачистам крутой запах нравится.
Опять же тут друзья, единомышленники. В каком-то смысле мушкетеры, в каком-то смысле «один за всех и все за одного». Значительное численное преимущество (на время, пока существует преимущество) лишает страха. Когда есть команда, даже самого сильного можно легко одолеть. Один отвлекает, задирает, паясничает, другой незаметно опускается на четвереньки за жертвой, третий занимает место на стреме возле двери, четвертый, по команде пятого, стоящего позади в темном углу, толкает кулаком жертву в грудь – и, споткнувшись о раскоряченного, жертва оказывается на липком кафеле. Так сильный становится слабым. «А слабых, как известно, бьют».
В каждой школе (вне зависимости от ЕГЭ) есть определенная группа детей – сортирные мачисты, для которых сортир – идеальная среда существования. Остальной мир непонятен, неуютен, запах мира сложный, чужой. Вне сортира они не отличники, не хорошисты, а так – нечто колеблющееся между «удом» и «неудом». Вне сортира – на уроке ли, на линейке ли, на субботнике ли, на свету вообще – они растворяются, исчезают, прячутся, сливаясь со стеной, с партой, с паркетом. На свету они меньшинство, поэтому страх их велик – «слабых, как известно, бьют».
На линейке они в самом конце: голосок у них слабый, лик бледный, росток небольшой. Но они и не лезут вперед, опасаясь ответственности: их место обычно на четвереньках в сортире. Находясь вне сортира, они исполнены неуверенности, их главная мечта – вернуться в сортир.
Когда они вырастают, страх перед открытым пространством не исчезает – характер, привычки, судьба формируются в детстве. И во взрослом мире они ищут убежище, хотя бы отдаленно напоминающее сортир. Возможно, по запаху.
Как ни странно, у сортирных мачистов появляются работодатели. Тоже находят по запаху. Людей иногда охватывает безумие, и люди испытывают нужду не в капицах, не в бродских и не в гагариных, а в юрких и неприметных персонах, главным и единственным достоинством которых является способность вовремя опуститься на четвереньки позади жертвы. Для нашего героя таким работодателем стал идеалист-профессор, неосторожно доверив скромному юноше с преданным взглядом заведовать торговыми сношениями между одним уездным городом и несколькими иностранцами. Как пишут некоторые очевидцы, сношения эти сразу запахли сортиром, а наш герой, оттолкнувшись о сократовскую голову профессора-идеалиста, оказался в Москве в компании другого работодателя – плешивого, говорливого олигарха (при всем при том «отличника»), чей ловкий и довольно болезненный пинок под зад отправил «сортирного мачиста» в большую политику. Сила пинка оказалась столь велика, что наш герой до сей поры продолжает полет и тащит на себе если не (как сам уверяет) страну, то, по крайней мере, всех своих друзей, с которыми провел лучшие годы в известном месте.
Работодатель преисполнен тщеславия. Случайность, благодаря которой работодатель оказался вверху пирамиды или же пирамидки, он рассматривают как богоизбранность, и как следствие – теряет бдительность. И правда же: зачем бессмертным бдить?
Первый работодатель умер в изгнании при не до конца выясненных обстоятельствах, второй – тоже живет на выселках, пусть и элитных, остерегается пить кофе, имеет золоченый счетчик Гейгера и числится врагом № 1 «сортирного мачиста».
Работодатели сделали неправильный выбор: избыток образования не позволил им вникнуть в понятия и методы, практикуемые в туалетах. Попав в первобытное общество, образованный человек начинает совершать роковые ошибки. Против обоих был использован классический сортирный прием.
Я никого не хочу обвинять. Каждый делает то, что умеет. Задача «сортирного мачиста», стоящего на четвереньках, состоит в том, чтобы как можно больше людей споткнулись об него. «Каждый должен, как Святой Франциск, ежедневно мотыжить участок, отведенный нам Богом, бум-бум».
Может, он и в самом деле святой? И пороками испытывает себя, проверяет.
В этой статье сортир отнюдь не абстракция, не метафора, но реальность.
Как реален мифически-метафорический «сортирный мачист».
Если нельзя поместить мир в сортир, то можно расширить до известных пределов границы сортира, сделав мир правильным, понятным, стабильным и безопасным. «Мачист» «мотыжил – бум-бум», был верен понятиям и, в конце концов, этот мир изменил. Страна стала сортиром. Это тоже не абстракция и не метафора. Это реальность: среда оказалась податливой.
Может, это особый гражданский подвиг?
История даст ответ на этот вопрос.
PS Герои вымышлены. Совпадения случайны. Если Ваш мозг не воспален, аллюзии не уместны…