Сказать: окей, выбрал старые корабли, меня, как лоха, грамотно развели, где были цифры-буквы теперь – нули, пора на рею. И кто на шлюпках, те напряглись – смогли, а ты, так близко тонущий от земли, от берегов, где столько огней вдали тебя не греют.
Ты – чайка, не долетевшая пару верст, ты – черствый пряник, нечисть, бездомный пес, ты - пыль, летящая с чьих-то чужих колес, сто сорок скорость. Мир - фиолетовый ужас, и ты замерз, и все, что нажито, – пены соленой горсть, ты мимолетный, тонущий жизни гость – случайный то есть.
Тебя, по Дарвину, скоро снесет на дно, вот звезды, волны, на посошок вино, и лишь медузы, кажется, заодно - в бурлящий блендер. Но есть сюжеты – старенькое кино, где всем героям загодя решено, кому и как «жили-были», «давным-давно», и хеппи-энды.
Сказать: окей, неправильное чутье, раз самое чужое берешь в свое, снаружи будто люди, внутри – гнилье, и ты такой же. Смотри, их скоро сплющит и разорвет, беги, пока слетается воронье, набей поярче: «кыш, не влезай – убьет» себе под кожу.
Тебя кормили родиной – три куска, тебя поили родиной – три глотка, теперь от вкуса хлеба и молока тебя воротит. Ты плюнул, взял рюкзак: мне пора, пока, сбежав туда, где море и облака, но тень твоя все так же не по пескам - по лужам бродит.
Сказать: окей, неважно, где чей причал, того, кто нужен – просто не повстречал, и нет здесь правил, кармы, концов, начал, все очень просто. Смотреть, как на ладони горит свеча, ты – капля моря, целое, а не часть, ты этот мир неправильно изучал с болезнью роста.
Снаружи - то же самое, что внутри, и есть свои – такие же бунтари, и в них живое теплится и горит, орлы и тигры. И ты не тонешь, просто ты - рыба-кит, и океан не стонет, а говорит, и жизнь – не пляска смертников, а ретрит – смотря, что выбрать.
