Стихи
- Автор темы Kamilla
- Дата начала
Marise
закрытый космос
Bei Nacht im Dorf der Wächter rief: Elfe!
Ein ganz kleines Elfchen im Walde schlief
wohl um die Elfe!
Und meint, es rief ihm aus dem Tal
bei seinem Namen die Nachtigall,
oder Silpelit hätt' ihm gerufen.
Reibt sich der Elf' die Augen aus,
begibt sich vor sein Schneckenhaus
und ist als wie ein trunken Mann,
sein Schläflein war nicht voll getan,
und humpelt also tippe tapp
durch’s Haselholz in’s Tal hinab,
schlupft an der Mauer hin so dicht,
da sitzt der Glühwurm Licht an Licht.
Was sind das helle Fensterlein?
Da drin wird eine Hochzeit sein:
die Kleinen sitzen bei’m Mahle,
und treiben’s in dem Saale.
Da guck' ich wohl ein wenig 'nein!"
Pfui, stößt den Kopf an harten Stein!
Elfe, gelt, du hast genug?
Gukuk!
Ein ganz kleines Elfchen im Walde schlief
wohl um die Elfe!
Und meint, es rief ihm aus dem Tal
bei seinem Namen die Nachtigall,
oder Silpelit hätt' ihm gerufen.
Reibt sich der Elf' die Augen aus,
begibt sich vor sein Schneckenhaus
und ist als wie ein trunken Mann,
sein Schläflein war nicht voll getan,
und humpelt also tippe tapp
durch’s Haselholz in’s Tal hinab,
schlupft an der Mauer hin so dicht,
da sitzt der Glühwurm Licht an Licht.
Was sind das helle Fensterlein?
Da drin wird eine Hochzeit sein:
die Kleinen sitzen bei’m Mahle,
und treiben’s in dem Saale.
Da guck' ich wohl ein wenig 'nein!"
Pfui, stößt den Kopf an harten Stein!
Elfe, gelt, du hast genug?
Gukuk!
Беспринципная Седовласка
Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Но невольно, сама на себя доносчица,
Забывая, что призраки рано ли поздно уходят во мглу,
- Я люблю одиночество! Я люблю одиночество -
Защищаясь от ночи хозяйка стучит кулачком по столу.
Ой ли, милая, ой ли?
в этом крике - души нагота,
Одиночество любят от боли,
но от радости - никогда.
Тишину одиночество дарит,
избавляющую от обид,
Одиночество не ударит,
одиночество не оскорбит,
Одиночество обнимает,
как мужчина не сможет обнять,
Одиночество понимает,
как мужчина не сможет понять.
Но на голые нервы надето платье,
все в раскаленных крючках
- Я люблю одиночество! - это
"Мне не больно" под пыткой кричать.
А ведь больно. Так, Господи, больно,
Что прижать бы к себе хоть кого...
Одиночество любят тем больше,
Чем сильней ненавидят его.
Женской боли при жизни поставить бы следует памятник,
Что стояла, мужчин укоряя, стояла века...
Холодильника вздох, пахнет папироскою, пеплом и палинкой
И, стуча по ступеням, скатятся груши-яблоки с чердака...
Боль - со всех языков и с молчания переводчица.
Прокричать ненавистный подстрочник, застрявший в груди:
- Я люблю одиночество!- Я люблю одиночество!
А потом прошептать перевод, беззащитное: - Не уходи!
Е.Евтушенко "Любовь к одиночеству",1972
Забывая, что призраки рано ли поздно уходят во мглу,
- Я люблю одиночество! Я люблю одиночество -
Защищаясь от ночи хозяйка стучит кулачком по столу.
Ой ли, милая, ой ли?
в этом крике - души нагота,
Одиночество любят от боли,
но от радости - никогда.
Тишину одиночество дарит,
избавляющую от обид,
Одиночество не ударит,
одиночество не оскорбит,
Одиночество обнимает,
как мужчина не сможет обнять,
Одиночество понимает,
как мужчина не сможет понять.
Но на голые нервы надето платье,
все в раскаленных крючках
- Я люблю одиночество! - это
"Мне не больно" под пыткой кричать.
А ведь больно. Так, Господи, больно,
Что прижать бы к себе хоть кого...
Одиночество любят тем больше,
Чем сильней ненавидят его.
Женской боли при жизни поставить бы следует памятник,
Что стояла, мужчин укоряя, стояла века...
Холодильника вздох, пахнет папироскою, пеплом и палинкой
И, стуча по ступеням, скатятся груши-яблоки с чердака...
Боль - со всех языков и с молчания переводчица.
Прокричать ненавистный подстрочник, застрявший в груди:
- Я люблю одиночество!- Я люблю одиночество!
А потом прошептать перевод, беззащитное: - Не уходи!
Е.Евтушенко "Любовь к одиночеству",1972
Marise
закрытый космос
каждая тварь, кис-кис, посмотрись в окно:
ходит ласкаясь и не касаясь земли,
между глазами – косая сажень, в плечах – гектар,
огромным небом обернуты рамена.
а что у меня к тебе, кроме стихов и снов?
улов невелик, и кроме слов ничего,
боюсь, не останусь, как не было бы меня,
как выменяно – ни меня бы не было, ни меня.
и Пьяный Ангел ищет меня: умирай-умирай,
умри-умри, говорит, в миру тебе было сил
более, чем понадобилось тебе –
чего ты добилась, маленькая, ну что же ты вздыбилась, крошечная дебилка?
а я боюсь его, я думаю не о нем,
и не о нем, и даже, господи, о тебе
не думаю – а что вот строчка кончится, вот сейчас,
и больше – молчок, ни пол-столечка, ничего,
ибо не больше чем вздох, а говорить не умею
ходит ласкаясь и не касаясь земли,
между глазами – косая сажень, в плечах – гектар,
огромным небом обернуты рамена.
а что у меня к тебе, кроме стихов и снов?
улов невелик, и кроме слов ничего,
боюсь, не останусь, как не было бы меня,
как выменяно – ни меня бы не было, ни меня.
и Пьяный Ангел ищет меня: умирай-умирай,
умри-умри, говорит, в миру тебе было сил
более, чем понадобилось тебе –
чего ты добилась, маленькая, ну что же ты вздыбилась, крошечная дебилка?
а я боюсь его, я думаю не о нем,
и не о нем, и даже, господи, о тебе
не думаю – а что вот строчка кончится, вот сейчас,
и больше – молчок, ни пол-столечка, ничего,
ибо не больше чем вздох, а говорить не умею
Marise
закрытый космос
Ну давай с тобой
поиграем в боль,
посидим рядком;
холодком-ледком
голос звякает,
а под ним - струна:
уж и как стройна,
уж и как поет!
головой - под лед,
к небу пятками.
Ну давай молчать,
мельтешить, мельчать,
вспоминать на "zwei",
говорить слова
и смотреть искательно, -
все равно одно:
разве лечь на дно,
к корешкам-цветам,
и лежать, и там
покрываться патиной.
Marise
закрытый космос
боль оставляет не слепок и не портрет, -
дырку от человека; запахи, мелкий бред,
заповеди, чередование перед/пред.
последним же исчезает голоса назойливый саундтрек,
всегда одно говорящий, всегда говорящий с той,
которая жила счастливо, но умерла в шестом
месяце дробь двенадцать; ее шестом
от берега отпихнули - и что же плохого в том?
и заживает память - ожог, дырой
ставший, уже не ноет, но в нем (или в ней?) порой
ветер свистит-заливается, ерошит в столе таро,
и шепелявят карты: хочешь еще, красавица? - будет тебе второй,
сомкнутый, словно библии старый том;
будешь ловить его взгляды, как воздух, ртом,
выучишь волосы-скулы-пальцы его. потом -
боль оставляет... - и что же плохого в том?
Амалия
Активный пользователь
Люди обнимаются во сне,
Душами друг друга укрывая.
Крылья и хрустальные пенсне
Сложены заботливо по краю.
Люди улыбаются во сне
Дольками нетронутого детства.
Тает на подушках горький снег
Сором повседневного соседства.
Как же всё сплетается во сне!
Пальцы, ноги, шорохи дыханий,
Ночь и свет фонарный на стене,
Близость и бескрайность расстояний.
Только ничего реальней нет,
Чем под боком дремлющее счастье.
Люди не способны разлучаться,
Если обнимаются во сне!
Душами друг друга укрывая.
Крылья и хрустальные пенсне
Сложены заботливо по краю.
Люди улыбаются во сне
Дольками нетронутого детства.
Тает на подушках горький снег
Сором повседневного соседства.
Как же всё сплетается во сне!
Пальцы, ноги, шорохи дыханий,
Ночь и свет фонарный на стене,
Близость и бескрайность расстояний.
Только ничего реальней нет,
Чем под боком дремлющее счастье.
Люди не способны разлучаться,
Если обнимаются во сне!
SNZme
Камертон
удачная на днях была охота,
легко нашел я логово волков,
волчицу сразу пристрелил у входа,
загрыз мой пес, двоих ее щенков.
уж хвастался жене своей добычей,
как вдалеке раздался волчий вой,
но в этот раз какой-то необычный,
он был пропитан, горем и тоской.
а утром следующего дня,
хоть я и сплю довольно крепко,
у дома грохот разбудил меня,
я выбежал в чем был за дверку.
картина дикая моим глазам предстала:
у дома моего, стоял огромный волк.
пес на цепи, и цепь не доставала,
да и наверное, он бы помочь не смог.
а рядом с ним, стояла моя дочь,
и весело его хвостом играла,
ничем не мог я в этот миг помочь,
а что в опасности - она не понимала.
мы встретились с во́лком глазами,
"глава семьи той", сразу понял я,
и только прошептал губами:
"не трогай дочь, убей лучше меня."
глаза мои наполнились слезами,
и дочь с вопросом: папа, что с тобой?
оставив волчий хвост, тотчас же подбежала,
прижал ее к себе одной рукой.
а волк ушел, оставив нас в покое.
и не принес вреда ни дочери, ни мне,
за причиненные ему мной боль и горе,
за смерть его волчицы и детей.
он отомстил. но отомстил без крови.
он показал, что он сильней людей.
он передал, свое мне чувство боли.
и дал понять, что я убил ДЕТЕЙ.
легко нашел я логово волков,
волчицу сразу пристрелил у входа,
загрыз мой пес, двоих ее щенков.
уж хвастался жене своей добычей,
как вдалеке раздался волчий вой,
но в этот раз какой-то необычный,
он был пропитан, горем и тоской.
а утром следующего дня,
хоть я и сплю довольно крепко,
у дома грохот разбудил меня,
я выбежал в чем был за дверку.
картина дикая моим глазам предстала:
у дома моего, стоял огромный волк.
пес на цепи, и цепь не доставала,
да и наверное, он бы помочь не смог.
а рядом с ним, стояла моя дочь,
и весело его хвостом играла,
ничем не мог я в этот миг помочь,
а что в опасности - она не понимала.
мы встретились с во́лком глазами,
"глава семьи той", сразу понял я,
и только прошептал губами:
"не трогай дочь, убей лучше меня."
глаза мои наполнились слезами,
и дочь с вопросом: папа, что с тобой?
оставив волчий хвост, тотчас же подбежала,
прижал ее к себе одной рукой.
а волк ушел, оставив нас в покое.
и не принес вреда ни дочери, ни мне,
за причиненные ему мной боль и горе,
за смерть его волчицы и детей.
он отомстил. но отомстил без крови.
он показал, что он сильней людей.
он передал, свое мне чувство боли.
и дал понять, что я убил ДЕТЕЙ.
Single-Single
Местный
Дети уходят из города
к чертовой матери.
Дети уходят из города каждый март.
Бросив дома с компьютерами, кроватями,
в ранцы закинув Диккенсов и Дюма.
Будто всегда не хватало колючек и кочек им,
дети крадутся оврагами,
прут сквозь лес,
пишут родителям письма кошмарным почерком
на промакашках, вымазанных в земле.
Пишет Виталик:
«Ваши манипуляции,
ваши амбиции, акции напоказ
можете сунуть в...
я решил податься
в вольные пастухи.
Не вернусь. Пока».
Пишет Кристина:
«Сами учитесь пакостям,
сами играйте в свой сериальный мир.
Стану гадалкой, ведьмой, буду шептать костям
тайны чужие, травы в котле томить».
Пишет Вадим:
«Сами любуйтесь закатом
с мостиков города.
Я же уйду за борт.
Буду бродячим уличным музыкантом.
Нашел учителя флейты:
играет, как бог».
Взрослые
дорожат бетонными сотами,
бредят дедлайнами, спят, считают рубли.
Дети уходят из города.
В марте.
Сотнями.
Ни одного сбежавшего
не нашли.
к чертовой матери.
Дети уходят из города каждый март.
Бросив дома с компьютерами, кроватями,
в ранцы закинув Диккенсов и Дюма.
Будто всегда не хватало колючек и кочек им,
дети крадутся оврагами,
прут сквозь лес,
пишут родителям письма кошмарным почерком
на промакашках, вымазанных в земле.
Пишет Виталик:
«Ваши манипуляции,
ваши амбиции, акции напоказ
можете сунуть в...
я решил податься
в вольные пастухи.
Не вернусь. Пока».
Пишет Кристина:
«Сами учитесь пакостям,
сами играйте в свой сериальный мир.
Стану гадалкой, ведьмой, буду шептать костям
тайны чужие, травы в котле томить».
Пишет Вадим:
«Сами любуйтесь закатом
с мостиков города.
Я же уйду за борт.
Буду бродячим уличным музыкантом.
Нашел учителя флейты:
играет, как бог».
Взрослые
дорожат бетонными сотами,
бредят дедлайнами, спят, считают рубли.
Дети уходят из города.
В марте.
Сотнями.
Ни одного сбежавшего
не нашли.
Беспринципная Седовласка
Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Marise
закрытый космос
запирает грудь на четыре замка и садится писать письмо
мол, какая там благодать
здесь бы руку подать, когда он того, тонуть,
ну и вытащить без труда
словно рыбу об лед отряхнуть с головы до ног
словно не было здесь никакой воды
да, любимый мой.
а была лишь в груди болело губа закушена добела
как тащить его из пруда
и потом отворачивать от трясин, да и бог бы с ним
это морок, плюнь, нехороший сон
поторапливайся отсель
благодать за пазуху, как ломоть
да, любимый мой.
он потом одесную и все такое, а тут гонять языком обол
как облатку и боль глотать
благодать, мол, будет — какая тут благодать
здесь вода вокруг нерасплаканная из рук
и письмо размокает буквами да и было б чего видать
обернуть на базаре рыбу чтоб не стыдно в богатый дом
и собаки за ним гурьбой
да, любимый мой.
мол, какая там благодать
здесь бы руку подать, когда он того, тонуть,
ну и вытащить без труда
словно рыбу об лед отряхнуть с головы до ног
словно не было здесь никакой воды
да, любимый мой.
а была лишь в груди болело губа закушена добела
как тащить его из пруда
и потом отворачивать от трясин, да и бог бы с ним
это морок, плюнь, нехороший сон
поторапливайся отсель
благодать за пазуху, как ломоть
да, любимый мой.
он потом одесную и все такое, а тут гонять языком обол
как облатку и боль глотать
благодать, мол, будет — какая тут благодать
здесь вода вокруг нерасплаканная из рук
и письмо размокает буквами да и было б чего видать
обернуть на базаре рыбу чтоб не стыдно в богатый дом
и собаки за ним гурьбой
да, любимый мой.
Marise
закрытый космос
Когда закрываются окна, он с той стороны стекла
Смотрит на внутренний свет, скажем, комнаты; из окна
Свет проливается, но невольно, как бы боясь
Грязи осенней уличной, прямо в грязь.
Он никого не тронет, и ты не рыдай во сне:
Сколько зимы вокруг, а все же она отойдет к весне,
Будет там, за окном, молча курить в рукав
Смутного переулка, будто чего украв,
Будет стоять под дверью, словно соседская, невзначай.
А ты ее не гони, но тоже и не замечай:
Льется из комнаты свет со слезами, горький на ощупь так,
Что окно застывает холодом, как пятак.
Только он у окна, прислонившись, шестой этаж,
Ждет кого-нибудь, с ноги на ногу, ну так что ж.
Прижимает лоб, не пускают внутрь, затыкает собою свет.
Дом под снос, третий год никого здесь нет.
Смотрит на внутренний свет, скажем, комнаты; из окна
Свет проливается, но невольно, как бы боясь
Грязи осенней уличной, прямо в грязь.
Он никого не тронет, и ты не рыдай во сне:
Сколько зимы вокруг, а все же она отойдет к весне,
Будет там, за окном, молча курить в рукав
Смутного переулка, будто чего украв,
Будет стоять под дверью, словно соседская, невзначай.
А ты ее не гони, но тоже и не замечай:
Льется из комнаты свет со слезами, горький на ощупь так,
Что окно застывает холодом, как пятак.
Только он у окна, прислонившись, шестой этаж,
Ждет кого-нибудь, с ноги на ногу, ну так что ж.
Прижимает лоб, не пускают внутрь, затыкает собою свет.
Дом под снос, третий год никого здесь нет.
Single-Single
Местный
мы умрем в чужих квартирах
за собой оставив только
лаки страйк в холодных легких
голуаз на тонких пальцах
и житан у изголовья
мы умрем-на севере, на юге
на востоке и на западе, конечно
мы везде, а эти люди
вдруг войдут столпятся скажут
сколько снега намело из окон!
и начнут в столе копаться
по карманам рассмеются
нет ни денег ни прописки
нет фамилий только строчки
перечеркнутые буквы
неразборчивые мысли
разбирать они не станут
выкинут все на помойку
нас отправят в колумбарий
просто закопают в землю
на потеху черным птицам
на прокорм червям голодным
лучше все равно не будет
да наверно и не надо
если мне поставят камень
то пускай на нем напишут
"перепутал мальчик поезд
не поехал до конечной"
на твоем пускай напишут
"путешествовала мимо"
одни скажут-неудачник
а другие скажут-гений
вы-такие
мы-другие
вот и все
идите на ***
Павел Бельдюгов, 2009 г.
за собой оставив только
лаки страйк в холодных легких
голуаз на тонких пальцах
и житан у изголовья
мы умрем-на севере, на юге
на востоке и на западе, конечно
мы везде, а эти люди
вдруг войдут столпятся скажут
сколько снега намело из окон!
и начнут в столе копаться
по карманам рассмеются
нет ни денег ни прописки
нет фамилий только строчки
перечеркнутые буквы
неразборчивые мысли
разбирать они не станут
выкинут все на помойку
нас отправят в колумбарий
просто закопают в землю
на потеху черным птицам
на прокорм червям голодным
лучше все равно не будет
да наверно и не надо
если мне поставят камень
то пускай на нем напишут
"перепутал мальчик поезд
не поехал до конечной"
на твоем пускай напишут
"путешествовала мимо"
одни скажут-неудачник
а другие скажут-гений
вы-такие
мы-другие
вот и все
идите на ***
Павел Бельдюгов, 2009 г.
SNZme
Камертон
Нет, мы борзые больно - не в Южный Гоа, так под арест.
Впрочем, кажется, нас минует и эта участь -
Я надеюсь на собственную везучесть,
Костя носит в ухе мальтийский крест.
У меня есть черная нелинованная тетрадь.
Я болею и месяцами лечу простуду.
Я тебя люблю и до смерти буду
И не вижу смысла про это врать.
По уму - когда принтер выдаст последний лист,
Надо скомкать все предыдущие да и сжечь их -
Это лучше, чем издавать, я дурной сюжетчик.
Правда, достоверный диалогист.
Мы неокончательны, нам ногами болтать, висеть,
Словно Бог еще не придумал, куда девать нас.
Все, что есть у нас - наша чертова адекватность
И большой, торжественный выход в сеть.
У меня есть мама и кот, и это моя семья.
Мама - женщина царской масти, бесценной, редкой.
Ну а тем, кто кличет меня зарвавшейся малолеткой -
Господь судья.
Вера Полозкова
Впрочем, кажется, нас минует и эта участь -
Я надеюсь на собственную везучесть,
Костя носит в ухе мальтийский крест.
У меня есть черная нелинованная тетрадь.
Я болею и месяцами лечу простуду.
Я тебя люблю и до смерти буду
И не вижу смысла про это врать.
По уму - когда принтер выдаст последний лист,
Надо скомкать все предыдущие да и сжечь их -
Это лучше, чем издавать, я дурной сюжетчик.
Правда, достоверный диалогист.
Мы неокончательны, нам ногами болтать, висеть,
Словно Бог еще не придумал, куда девать нас.
Все, что есть у нас - наша чертова адекватность
И большой, торжественный выход в сеть.
У меня есть мама и кот, и это моя семья.
Мама - женщина царской масти, бесценной, редкой.
Ну а тем, кто кличет меня зарвавшейся малолеткой -
Господь судья.
Вера Полозкова