А дальше, хватает ли на жизнь? Всё зависит от зарплаты: какая у тебя специальность, какая у тебя должность, сколько ты зарабатываешь. Сколько ты зарабатываешь, примерно в этом диапазоне ты попадаешь именно в этот район таких же, как и ты. То есть, если доктора, доктора живут с адвокатами, они живут с учителями, с интеллигенцией. Если ты рабочий класс, средний, ты живёшь в таких вот районах, как и ты. Если там не тянешь, ты скатываешься ещё ниже, чуть ли не в помойку. Вот такая формула жизни. То есть, формула, по сути дела одинакова для всех американцев: для среднего человека, для богатого человека. Всё это начинается с детства, ты начинаешь думать о хорошей специальности, чтобы хорошо зарабатывать. И если твои родители не тянут получить образование, ты берёшь кредит на образование, на пятнадцать-двадцать лет. Ты заканчиваешь институт, академию, училище, ты начинаешь выплачивать кредит. Когда ты начинаешь выплачивать кредит, ты делаешь вот эту себе кредитную историю для ипотеки. В общем, такая вот жизнь в Америке: всю жизнь, пожизненный кредит платишь, и на него работаешь.
Нидас Ундровинас: Большинство, средняя прослойка - одна из самых больших в США, её там около восьмидесяти процентов, что ли, это средний человек, как я жил, можно сказать. Средний доход у человека позволяет что? Большие города - они очень дорогие. Даже имея большие цифры денежные, семь-десять тысяч долларов в месяц, ты можешь себе позволить в Нью-Йорке, в хорошем районе. Надо не забывать, что США очень делится на такие области и райончики, где ты можешь себе позволить, где не можешь позволить. То есть, где-то очень дорого, там будет тебе безопасней, это не будет какое-нибудь чёрное гетто, где ты вышел на улицу, и тебя просто по голове огрели, ограбили, или убили. В таких районах, это очень дёшево, снимать, но, в таких районах никто не будет снимать из-за безопасности. Поэтому люди стараются к лучшему стремиться. Естественно, они хотят заплатить больше денег за свой комфорт, за свою безопасность.
В частности возьмём там, как все расхваливают Нью-Йорк, или Вашингтон, например. Центр города и девяносто процентов это чёрное гетто, где живут африканцы, где просто невозможно жить. То есть, вот именно в этом пятачке, там небольшая комнатка, как вот эта комната, наверное, будет и спальня, и кухня, и всё вместе стоит в месяц где-то около трёх тысяч долларов. То есть, дальше ты платишь налог со своей зарплаты, тридцать процентов где-то. И дальше пошло-поехало, у тебя зарплата, всё, что ты получаешь, ты сразу же и отдаёшь, получается. Поэтому люди получают некое образование, нагуливают себе некие кредиты, делают покупки, переходят на лучшую работу, более оплачиваемую. Делают себе кредитную историю хорошую. После чего, около тридцати пяти, сорока лет ты можешь получить более-менее хороший кредит на тридцать, сорок лет.
Артём Войтенков: Поясните с кредитной историей. То есть, там надо покупать сначала что-то более дешёвое? Прийти сразу взять кредит на дом не получится?
Нидас Ундровинас: Нет, конечно, никто не даст. Во-первых, ты должен показать, сколько ты проработал на этом месте, какая у тебя была зарплата. Всё это делается, я сказал бы, десятилетиями. То есть, в течение пяти, тире, пятнадцати лет, ты должен показать, что ты хорошо зарабатываешь. Для того, чтобы хорошо зарабатывать, ты же не можешь приехать и сказать: "Дайте мне хорошую работу". Для хорошей работы ты должен получить образование. Образование, чтобы получить хорошее, нужно тоже взять кредит, потому что, у тебя не будет денег. То есть, получается, кредит на кредите, и около тридцати пяти - сорока лет ты, возможно, получишь хороший кредит.
Берёшь кредит на дом, или на квартиру. Дальше ты выплачиваешь его от тридцати пяти до сорока лет, плюс тридцать - сорок лет кредит. То есть, до пенсии ты платишь кредит. Дальше ты перепродаёшь эти дома, переезжаешь в другие места, если ты получил лучшую работу. И, в конце концов, выйдя на пенсию, если ты выплатил этот дом, ты его продаёшь, так как ты совершенно не в силе, будучи на пенсии, его обслуживать: платить налог, платить за отопление, за электричество. В основном, пенсионеры продают дома, и переезжают в очень малогабаритные квартиры. Если у них нет такой возможности, кто-то из супругов умирает, их дети продают, помогают продать дом, и их перевозят в дом престарелых. В основном, все американцы, девяносто девять процентов, проводят свою жизнь в богадельнях. Вот такая вот формула.
А дальше, хватает ли на жизнь? Всё зависит от зарплаты: какая у тебя специальность, какая у тебя должность, сколько ты зарабатываешь. Сколько ты зарабатываешь, примерно в этом диапазоне ты попадаешь именно в этот район таких же, как и ты. То есть, если доктора, доктора живут с адвокатами, они живут с учителями, с интеллигенцией. Если ты рабочий класс, средний, ты живёшь в таких вот районах, как и ты. Если там не тянешь, ты скатываешься ещё ниже, чуть ли не в помойку. Вот такая формула жизни. То есть, формула, по сути дела одинакова для всех американцев: для среднего человека, для богатого человека. Всё это начинается с детства, ты начинаешь думать о хорошей специальности, чтобы хорошо зарабатывать. И если твои родители не тянут получить образование, ты берёшь кредит на образование, на пятнадцать-двадцать лет. Ты заканчиваешь институт, академию, училище, ты начинаешь выплачивать кредит. Когда ты начинаешь выплачивать кредит, ты делаешь вот эту себе кредитную историю для ипотеки. В общем, такая вот жизнь в Америке: всю жизнь, пожизненный кредит платишь, и на него работаешь.
Америка начиналась с того, что принцип какой?
- "У тебя есть пистолет?"
- "Нет".
Это твои проблемы. Раз, нажал, обобрал - всё. Вот этот принцип, он не изменился, только изменились инструменты владения: вместо пистолета там закон, например, или реклама. Ничего не изменилось с того момента, кроме того, что вот инструмент совершенно другой. Ты должен знать обо всём: о медицине, о машинах, о еде, обо всём. Если человек с тобой начинает разговаривать, какой-нибудь агент, он начинает понимать, что ты не понимаешь, так всё - тебя просто там оберут по полной программе. Ты побежишь кредит возьмёшь для него, чтобы там, тебе навешали, каких-то материальных благ, которые ты обязан сейчас прямо купить. Всё так вот…
Поэтому, жизнь в Америке, она очень, я бы сказал, не то, что жестокая, выживает как бы, лучший, выживает сильнейший. У тебя же нет пистолета, у тебя он должен быть, ты должен стремиться, чтобы он у тебя был. Ты должен быть лучшим из лучших.
Скажем, такой принцип: человек идёт, упал в лужу. У нас подошли, руку протянули: "Давайте, мы вам поможем". А там сказали: "Вот лежи в грязи, и думай в следующий раз, куда ты идёшь". Вот так вот: "Обходить надо, надо значит, смотреть. В следующий раз тебе будет урок".
Совершенно другая культура, совершенно другие взгляды.
Наши когда приезжают люди после наших квартир вот этих хрущёвских в девяностые годы. Там же не было такого - коттедж или дом в то время пока ещё.
Артём Войтенков: Тогда только-только начали.
Нидас Ундровинас: Да, и когда они приезжают, тебе предлагают ту же самую квартиру сто двадцать квадратных метров, например. Там у людей просто, они не могут поверить, что они могут тянуть всё это. Они готовы подписаться, они готовы всё. А если им покажут дом с участком, с шикарным каким-то ландшафтом, с кустиками, так это куда там – "
да это просто, я только и хочу это". А когда они входят, они почему-то думают, что эта жизнь как здесь, только в сто раз лучше.
И получается что? Вот тот ландшафт они получают, они получают эти кустики, они получают разноцветные трусы за пятьдесят центов, а само общение, самой культуры её просто нет. Всё. Ты вот всю жизнь работаешь на эти кустики и на трусы и кроме этого у тебя больше ничего нет. Не о чем ни поговорить, потому что, там просто не принято поговорить.
Артём Войтенков: А как это? Ты же общаешься на работе, с соседями.
Нидас Ундровинас: Хорошо, на работе ты не общаешься почти. На работе ты общаешься только исключительно по своей специальности. Если ты будешь обсуждать какие-то свои персональные дела, этот же человек о тебе расскажет шефу, что ты на работе обсуждаешь, какие-то кастрюли, обсуждаешь какие-то персональные дела.
Артём Войтенков: Слушайте, работа разная бывает. Бывает работа, где ты работаешь руками, и у тебя язык, условно говоря, свободен. Ты же можешь обсуждать, например, копаешь что-нибудь.
Нидас Ундровинас: Копаешь, ну не знаю, может быть, ты копаешь, да хорошо, копаешь с кем-то. Там просто не принято. Тебе будут говорить: "Почему ты копаешь, и разговариваешь? Ты не концентрируешься на работе". Значит, тебе или меньше заплатят, или тебя выгонят просто. Вот и всё. Тебе скажут: "У тебя значит, что-то, свободное появилось какое-то время, что ты болтаешь?" Ты должен концентрироваться на копании, или перекладывании каких-то листовок, или книжечек. Ты должен концентрироваться, чтобы не сделать ошибку, чтобы не откопать там чуть-чуть, там чуть-чуть.
Так как в Америке почти никто не общается, этот социум, можно сказать, он отсутствует. Это совершенно другие. Там общинами люди не живут. Там живут, идея вот – "ты исключительно единоличник". Там говорят "
its my privacy ", какая-то аура, в которую никто не имеет права зайти, например, обсудить это даже. И я не хочу это обсуждать, потому что, это просто не принято. Поэтому, там какие-то бытовые дела обсуждать на работе, это вообще не обсуждают. Может быть, во время ланча, обеда, ты можешь пойти и обсудить. А на работе ты должен делать только то, что тебе надо по специальности.
Дальше, например, соседи, вы говорите. Соседи - там не принято общаться. Например, чтобы к тебе пришли в гости, ты должен сделать назначение, договариваться, сделать приглашение, посылать открытку "
Приходите в такое-то время, в такой-то день, на столько-то часов, будет там чаепитие, или будет что-то такое". А потом ещё тебе позвонят и скажут: "
Ой, у нас планы поменялись, извините, нет". Тогда да. А так, чтобы прийти: ты просто зашёл к человеку, например, на задний двор, и начал с ним болтать.
Он что-то подумает.
- Во-первых, ты пришёл на мою территорию, тебе что-то надо. Что тебе надо?
- Тебе надо что? Поболтать? О чём? О бытовых делах.
Ну, раз - ты можешь, тебя не поймут, потому что, ты из России.
Второй раз – тебе могут сказать: "Ты знаешь, если ты хочешь обсудить какие-то дела, давай тогда по телефону, когда у меня будет возможность, тогда мы разрешим зайти тебе.
Соседи. Так как Америка, страна, я бы сказал, доносчиков-стукачей, там с детства приучают в школах делать доносы на всех. То есть, если ты видишь что-то не то, на твой взгляд, ты сразу звонишь в полицию, или пишешь в администрацию. Например, приехали к тебе какие-то друзья. Сначала они увидят, там стоит машина.
Они тебя спросят: "А что это такое?"
Ты можешь сказать: "Какое твоё дело вообще?"
Например, бизнес там. Но это уже будет считаться хамством. Они уже могут переписать номера этой машины, и послать в администрацию, сказать: "Проверьте, кто это такие, почему они здесь ставят свою машину?" На твоей же территории.
Артём Войтенков: А ко мне может друг приехал на машине?
Нидас Ундровинас: Хорошо, ты скажешь, что это мой друг на машине. Но они всё время спрашивают "кто это и что это?" Это мой друг. Ты значит, проходит неделя две, спрашивают: "А почему твой друг так долго? У него нет работы? Почему он так долго здесь стоит?" Ты начинаешь уже оправдываться: "Мой друг, он значит, это…" А они уже смотрят на тебя: "Что-то здесь не то".
Артём Войтенков: А как же its my privacy?
Нидас Ундровинас: Вот, я и говорю, что это твоё privacy, они не имеют права к тебе. Но они имеют право, они
должны донести на тебя в администрацию, что здесь…
Например, к нам приезжала женщина одна, русская. У нас получилась такая ситуация, что она на улице просто оказалась там. Приехала в Америку, и она стала нелегал, какой-то шизик муж американец не сделал ей документы, она просто осталась на улице. И вот, она к нам приехала, живёт у нас.
Они спрашивают: "А у вашей русской подруги, что там за визы какие? Почему, что такое?"
Мы говорим: "У неё всё в порядке, не волнуйся. Всё отлично".
Она у нас жила полгода.
Они каждый месяц спрашивали: "Почему она у тебя так живёт? Почему, что происходит?" У неё нет дома, она не работает? Почему так долго у неё отпуск? Она должна работать сейчас".
И дальше вот такие дела, я бы сказал, стукаческие, по-нашему. Все - стукачи поголовно.
Артём Войтенков: Короче, настучали на вас, да?
Нидас Ундровинас: Не настучали, как бы, на нас за другие вещи там настучали. Там же, например, если трава переросла на два сантиметра, на тебя могут донос написать, что неряшливый вид у ландшафта. Или, например, у тебя одуванчики на участке выросли, и разлетаются по их участкам. Получается, что ты разносчик сорняков.
Тебе из администрации придёт письмо:
- "Уберите одуванчики, а то оштрафуем".
- Или: "Постригите траву, вид неопрятный у вашего ландшафта".
То есть, получается, что ты живёшь под такой огромной лупой, которой тебя со всех сторон разглядывают, но при этом privacy, при этом, свобода передвижения, свобода слова. Всё, всё только одна свобода. Но, свободы, по сути дела никакой нет. Все со всех сторон тебя контролируют. У нас сосед был, он просто через дорогу, какой-то психически ненормальный. Ему, наверное, лет под пятьдесят, семьи не было, мама только. То ли у него инвалидность была, то ли что, он не работал, и целыми днями, как посмотришь на его дом, у него шторки шевелятся. То есть, он целыми днями сидел, смотрел, что происходит, и писал доносы на всех. Постоянно приходили какие-то, что у нас что-то не то, забор не так поставлен, это не так. Крышу мы крыли, перекрывал я крышу, он пришёл ко мне, сразу, причём: "А сколько стоит работа?"
Я говорю: "Я сам, значит, у меня муж моей сестры, я ему заплачу. Всё замечательно, не волнуйся".
- "Сколько материала? А в администрацию сколько ты заплатил, чтобы купить разрешение на смену крыши?"
Артём Войтенков: Какое разрешение?
Нидас Ундровинас: А такое. Там, если ты меняешь что-то в доме, ты обязательно должен пойти в администрацию, и сделать запрос на разрешение. Например, унитаз меняешь, ты должен заплатить сто долларов.
Артём Войтенков: Чего? Налог, что ли?
Нидас Ундровинас: Нет, это разрешение на техническую смену твоей сантехники.
Артём Войтенков: Это мой дом, это моя сантехника. Почему я должен у кого-то спрашивать разрешения?
Нидас Ундронавис: Это закон. В том-то и дело. Я вам сейчас рассказываю некие подводные камни. Ты видишь антураж вот этого, некая бутафория: коттедж, шикарный ландшафт, кустики, травка, и ты вот это хочешь. Ты это берёшь, и в конце начинаются проблемы. Везде вокруг тебя стучат. Ну, так как американцы с детства все это получают, они воспринимают это за норму.
Дальше что. Вот, пожалуйста, всё общение исключительно только через стукачество, доносы, и в основном выходишь на задний двор, лицемерная улыбка, всё, значит, хай-хай. И всё, и ты эту улыбку убрал. Как дела? В порядке. И уходишь. Всё. На этом заканчивается полностью всё общение. Это жизнь такая, да.
Потом ты начинаешь осознавать, в чём твой смысл жизни: выплачивание вот этого кредита, налогов, и жить среди стукачей, которыми станут твои же дети, потому что сами вот эти все "ценности" в кавычках, их же прививают сразу же в школе. В школе с первого класса начинают детям говорить, входить в панибратство: "Что папа, кем работает? Мама?"
Артём Войтенков: То есть, узнавать уже.
Нидас Ундровинас: Да. И учитель начинает после уроков проводить собеседование с каждым ребёнком. Дальше начинается некое панибратство. То есть, они все, как психологи, я бы сказал. Они проникают к ребёнку в доверие. То есть, ребёнок начинает доверять уже больше учителю, чем тебе. Он становится другом.
Дальше начинается: "Что там, папа курит? Принеси сигареты, нечаянно, бычок какой-нибудь".
На проверку, курит ли он какую-нибудь, анашу, например. Или волосы мамины принеси, чтобы узнать, наркоманка она или нет. И дальше начинается полностью всё, что ты обсуждаешь в семье вечером, всё это, в основном, потом, на следующий день, или через какое-то время, выносится на повестку дня в школе. То есть, школа выращивает (система) детей в том духе, который её нужен, то, что ей нужно, тех детей выращивают. Получается: ты ребёнка родил, и ты дальше его спонсируешь. А дальше что там? Если ты, например, раздетый торс, ты не имеешь права выйти перед ребёнком, например, после ванны.
Артём Войтенков: Дома?
Нидас Ундровинас: Дома, да. Это называется уже насилие, что ребёнок должен видеть твоё голое тело, это считается неким насилием.
Артём Войтенков: А как же пляж?
Нидас Ундровинас: Нет, дома. Вот именно - дома. Пляж, это пляж. Там все раздеты. А здесь все одеты, а ты выходишь с голым торсом. Это уже считается насилие над ребёнком. Ты его заставляешь осматривать своё голое тело.
Дальше. Про крик я уже не говорю. А ремнём если стукнуть, то это сразу тебя родительских прав лишат.
Дальше, если ты что-то не понимаешь, например, крикнул ребёнку, что он не хочет что-то делать. Он рассказывает учителю. К тебе тут же, в этот же день, вечером приходит администрация, несколько человек, комиссия с двумя полицейскими, и принудительно тебя посылают на курсы повышения твоей родительской квалификации, что ты, например, что-то не понимаешь. Почему ты на него орёшь? Ты не понимаешь, как его надо воспитывать. Тебе надо ходить. Если ты отказываешься, тебя лишают родительских прав. И не именно вот этого ребёнка, а всех вообще. Если ты не пойдёшь на эти курсы.
Так что, знаете, потом, когда люди начинают сталкиваться с этим… Один такой случай я там слышал. Довели там папу до того, что, по-моему, какой-то десятилетний мальчик ставил папу в угол, то есть, его наказывал, наоборот. Это ситуация вообще что-то такое, что у нас хотят ввести, вот эта ювенальная юстиция…
Артём Войтенков: Уже вводят вовсю.
Нидас Ундровинас: Да, это вот плоды именно вот этой псевдодемократии какой-то. Как будто, ты должен ребёнку не причинять насилия, а рассказывать, что, например, вот есть гнилое яблоко, а есть свежее яблоко, вот какое яблоко ты будешь есть? Позвольте, есть какие-то уровни, которые ребёнок не понимает. Ему надо жёстко сказать, что можно, что нельзя. Нет, ты не имеешь права.
Пенсия там федеральная где-то 700-800 долларов на человека и какие-то накопленные вклады, если они у тебя есть вообще.
Люди стараются ещё параллельно делать в банковские счета там есть некий пенсионный фонд, скажем, доллар ты кладёшь, доллар тебе доплачивают. Очень интересно, у меня папа копил эти деньги, эта война в Ираке, затяжная в Афганистане, пришло письмо: "Вы знаете, нам не хватает на нужды, мы у вас забираем половину пенсии".
Артём Войтенков: Частной этой, своей собственной накопленной?
Нидас Ундровинас: Да, в банке, которая. Потом приходит через полгода: "Извините, у нас ещё хуже стало, солдатикам нужно бомбить людей, расстреливать нечем, нужны деньги". И забрали всю пенсию.
Артём Войтенков: Как это так? Это же моя, я же откладывал, это мои деньги, это не государственная пенсия.
Нидас Ундровинас: Понимаете, есть в государстве какие-то дела, война началась, всё - всех на фронт: все счета аннулируют, всё, нет больше рублей, только тушёнка, телогрейка, ты работаешь, тебе тушёнку дают и всё забирают. Тебе говорят: "У нас сейчас жуткая депрессия, коллапс, война, террористы нас хотят убить, давайте всё". И тебя просто информируют, не то, что они говорят "давайте", тебя информируют: "Мы забрали на нужды".
Пожалуйста, одна такая сторона: человек копил, что-то думал. Я просто это когда увидел, мне так смешно стало. А в чём вообще смысл? Ты работаешь, ты пашешь, ты отдаёшь на эту ипотеку, этот картонный дом, сделанный из папье-маше и всё. И ты не знаешь, что будет завтра, завтра у тебя могут забрать этот дом, потому что, например, ты придёшь на работу, а тебе скажут, те же стукачи на тебя настучат, что ты во время работы много разговариваешь про Россию или про Америку. Или бытовые дела и тебя увольняют - у тебя сразу забирают дом, машину, всё, потому что всё в кредит. Накоплений у тебя нет, всё - ты просто остаёшься на улице. Причём в Америке 80% населения принимают антидепрессанты, потому что они знают, что завтра может быть конец, и поэтому принимают антидепрессанты.
Опять-таки, такая райская страна, всё замечательно, а почему антидепрессанты принимают? Потому что боятся, что будет завтра. А завтра может быть с тобой, это может быть совершенно непредвиденно, например, какие-то большие консервные компании, они переводят свои заводы в Китай или в Европу ту же самую. Ты там какой-то инженер, всё преуспеваешь, тебе говорят: "
Ты нам не нужен, потому что мы тебе платим 40 долларов в час, а в Китае платим 4 доллара в час и результат будет тот же самый. Ты нам не нужен, спасибо за внимание, просто сам пойми, ты нам не нужен". На этом заканчивается твоя карьера, не то что карьера, а заканчивается пирамида, дальше у тебя всё отнимают и уже ставят на тебе жирную галочку, что ты не способный, как будто там, в кредитной истории и тебе уже могут дать под больший процент или уже со скрипом тебе следующий кредит дадут. Вот такие там взгляды.
Ты постоянно живёшь на какой-то соковыжималке, ты должен быть лучшим из лучших, сверхчеловек ты должен быть, стараться везде себя, энтузиазм проявлять, показывать активно, что-то делать, доносить на всех, вот тогда ты может быть, выживешь.
ссыль
