Интересное из сети.

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
868be359417c3cb1f117414a75a578ca.jpg
 

Fames..

Местный
Фейк. Тогда не умели снимать в такой динамике.
Выдержка была минимум в полчаса и даже очень статичные портреты получались чуть размытыми.
Ну разве что использовано экспериментальное оборудование, тогда как раз только-только начинали проводить опыты по уменьшению времени экспозиции до 2-3 секунд.
 

Fames..

Местный
может фейк, а может отфотошопили картинку, кто ж теперь узнает
Нет, я про то, что в такой живой динамике снимки в принципе не ставились.
Аппаратура ширмассового потребления была не рассчитана на это.
Но уже в середине 80х годов на выставке были представлены аппараты другого поколения, снимавшие за пару секунд и даже движущиеся объекты.
Разумеется, только при ярчайшем солнечном свете.
 

Morrigan

Argentavis magnificens
Впервые с народной политкорректностью я столкнулся, когда мне было лет восемь. Я пришел в парикмахерскую на Красноармейской улице и спросил у сидевших в очереди мужчин: "Кто последний?" "Здесь все первые!" – грубо ответил мне самый младший по возрасту мужчина – прыщавый подросток, уже познавший мудрость жизни. "Так спрашивать нельзя, парень, - объяснил мне мужчина постарше. – Нельзя человека последним называть. Надо говорить "кто крайний?" Но прошло еще несколько лет, и оказалось, что "крайним" называть человека тоже нельзя, а спрашивать нужно так: "За кем я буду?"

С годами выяснилось, что у людей, легко сносящих площадную брань, сложились странные отношения с самыми обыкновенными словами. К примеру, нельзя предложить человеку: "Садитесь, пожалуйста!" Только "присаживайтесь"! Нельзя сказать о человеке, что тот "спит". Только "отдыхает". Это считается культурным.

Одно из специфических свойств современных носителей русского языка, людей, говорящих по-русски, — это склонность к эсхрофемизмам или суеверный страх перед эсхрофемизмами. Эсхрофимизм -это принудительное вчитывание подтекста в любое словесное сообщение и одновременное обращение к низкому, или неподцензурному, стилю речи. Оба приема естественным образом развиваются в среде, где господствуют цензура и доносительство. Сигнал, заставляющий за невинным словом слышать грубое, ругательное, матерное слово. Почему больше не говорят «я кончил школу»? Нет, «окончил школу», «закончил школу», да потому что этот глагол имеет, оказывается, непристойный подтекст, и вот как бы чего не подумали. Вот это и есть проявление эсхрофемизма. Боятся сказать «последний» или «крайний». Эсхрофемизм — это изнанка эвфемизма. Сначала вместо запретного слова появится «блин», а потом придется запрещать глагол «блеять». Эту пунктирно намеченную схему нужно все время помнить, чтобы не превратить нынешнее поколение школьников да и взрослых носителей языка в малограмотных неврастеников, для которых живая речь, чтение и письмо становятся передвижением по минному полю.

Наука приравнивает всю эту культурную пошлятину "возрастных", "кушающих", "отдыхающих" и "присаживающихся" к суевериям и бережно изучает собранные образцы. Не читать же мораль человеку, который отказывается протянуть руку для рукопожатия "через порог", получать в подарок платок или в застолье передавать нож из руки в руку.

Как и список бытовых суеверий, живая речь находится в постоянном движении. Вот в последние лет десять тянущиеся к культуре люди вместо "удобно" все чаще говорят "комфортно". Почему? Возможно, потому, что за несколько десятилетий до того они привыкли употреблять слово "неудобно" в значении "неприлично, стыдно". Даже анекдот такой был в 80-х годах – про Стеньку Разина, который в набежавшую волну княжну-то бросил, а потом ему "неудобно стало". Значит ли это, что ради слова "комфортно" надо отказываться от слова "удобно"? Нет, не значит. И мизинчик не обязательно оттопыривать, когда рюмку опрокидываешь, но и раздражаться на мизинчик оттопыривающих – последнее дело. Тут главное быть понятым. С ударением на "о", понятное дело.

(с) Гасан Чингизович Гусейнов, российский филолог, доктор филологических наук.
 

Morrigan

Argentavis magnificens
ЛЕГЕНДЫ И БЫЛИ ОПТОГРАФИИ
Трудно установить время возникновения легенды о том, что в глазу убитого отпечатывается портрет убийцы. Во всяком случае, уже более столетия эта легенда существует не только в виде народного поверья, но и в качестве научной гипотезы. Вполне понятен тот исключительный интерес, какой проявлялся к ней время от времени не только среди широкой публики, но и в кругах специалистов, в особенности юристов и медиков.
Значительный этап в истории оптографии составили исследования ученого Болля, выступившего 12 ноября 1876 г. на заседании Берлинской Академии наук с сообщением об окра-шении сетчатки глаз рыб и о способности терять это окраше-ние под влиянием лучей света. Сообщение Болля свидетельствовало о том, что гипотеза о возможности возникновения отпечатка внешности убийцы в глазу убитого не лишена оснований. Особенно большой интерес к данной проблеме проявила Гей-дельбергская лаборатория, руководимая проф. Кюне. Характеризуя деятельность лаборатории, проф. Л. 3. Морховец отмечал, что в ней «каждое животное, попавшееся под руку, подвергалось испытанию, самые разнообразные эксперименты и методы исследования приводились в исполнение».1 О результатах экспериментов сообщалось ученому миру. Торжественный момент наступил через несколько лет, когда проф. Кюне удалось получить первое устойчивое изображение внешних предметов на сетчатке глаза кролика.

Способность сохранения на сетчатке глаза тех или иных внешних предметов Кюне назвал оптографией, а получение конкретного изображения •– оптограммой. Первые такие опто-граммы были опубликованы Кюне в 1879 г. Метод, применявшийся Кюне для получения оптограммьт, состоял в следующем: голова и глазное яблоко кролика, устойчиво фиксированные на расстоянии 1,5 м от квадратного отверстия ставни (сторона квадрата = 30 см), закрывались на 5 минут черным сукном, а затем в течение 2 минут подвергались действию облачного южного неба. После этих операций глазное яблоко кролика при свете натрия извлекалось и вскрывалось, а затем помещалось в пятипроцентный раствор квасцов. На другой день, писал Кюне, наблюдать картину: на красно-розовом фоне сетчатки глаза проявляется отчетливо выраженный слегка розовый квадратный образ ставни. Во втором глазном яблоке, извлеченном 2 минуты спустя после смерти кролика и таким же образом обработанном, образ ставни отображается белым, т. е. без розовой окраски, величиною 1 мм. Однако при дневном свете этот образ очень быстро исчезает.

Открытие Кюне сразу же заинтересовало органы, ведущие борьбу с преступностью. Оберполицмейстер Берлина Модай приказал исследовать глаза одного из убитых с целью открыть личность убийцы. Исследование было произведено, сетчатка сфотографирована, оптограмма изготовлена, но изображения убийцы на ней не оказалось.

Тем не менее открытием Кюне воспользовались охотники до сенсаций – газетные репортеры. В газетах и журналах разных стран стали появляться сообщения о том, что доказана возможность установления личности убийцы по отпечатку в глазу убитого.

Научный интерес, соединенный с практическим значением проблемы, побуждал продолжать исследования. Однако их результаты оказывались неутешительными. При фотографировании сетчатки глаз только что убитых животных и животных, убитых не позже, чем за 24 часа до фотографирования, на снимках не удавалось получить ничего, кроме отображения анатомического строения сетчатки.

В 1882 г. Кюне от экспериментов, производимых с животными, попытался перейти к изготовлению оптограммы человека. Исследованию были подвергнуты глаза преступника через 10 минут после его казни. Ожидали, что на сетчатке его глаз могли отобразиться сильные световые впечатления, предшествовавшие моменту казни. Ожидание, однако, не оправдалось. На оптограмме довольно ясно виднелось лишь светлое пятно, являющееся, в интерпретации Кюне, отображением диска солнца, на которое смотрел осужденный перед тем, как ему были завязаны глаза.

Сведения об оптографии проникли и в Россию. Насколько велика была вера в ее реальность, показывает следующий случай из практики. В январский вечер 1873 г. в Петербурге произошло убийство иеромонаха Александро-Невской лавры Иллариона. Убитому были нанесены множественные ранения. Обстановка места происшествия свидетельствовала о том, что между убитым и убийцей происходила довольно длительная борьба. Вот каким образом И. Д. Путилин рисует один из моментов осмотра места происшествия: «Отойдите, господа, в сторону!– обратился к нам доктор. Мы отошли от окна. Доктор низко склонился над трупом и пристально-пристально стал всматриваться в мертвые глаза Иллариона.

Прошло несколько томительных минут. Простите, доктор,– начал прокурор, – почему вы так пристально смотрите в глаза убитому? – А вы не догадываетесь? Видите-ли, некоторые современные ученые Запада в области судебной медицины сделали весьма важное и ценное открытие. Оказывается, по их наблюдениям, что в иных случаях глаза убитых, подобно фотографической пластинке, запечатлевают образ убийцы. Случается это тогда, когда предсмертный взор жертвы встречается, со взглядом убийцы... К сожалению, в данном случае этого,, очевидно, не произошло. Зрачок – тусклый, потемневший... да... да ничего, ровно ничего не видно».

Мы оставляем в стороне наивный метод производившегося по этому делу исследования. Случай характерен в другом отношении: он свидетельствует о том, что в возможность выявления отпечатков верили, попытками выявления их старательно занимались.

Мысленно перенесемся теперь на фотографическую выставку, устроенную в 1891 г. в Петербурге фотографическим отделом Общества распространения технических знаний. На этой выставке всеобщее внимание привлекал экспонат некоего Г. Фортейля. Экспонат представлял собою увеличенный диапозитив и полученный с него контактом контр-негатив с подлинного снимка, сделанного, как гласила аннотация, саратовским фотографом Ушаковым по поручению судебного следователя с глаза убитой в 1878 г. солдатки Белоусовой. Экспонент Г. Фортейль дополнял сведения, содержащиеся в аннотации, рассказами, из которых следовало, что именно по этому снимку был найден убийца Белоусовой (см. рис. 17). Если рассказ соответствовал действительности, это означало, что произошел первый в мире случай открытия преступника по отпечатку в глазах убитого. Естественно, что экспонат произвел шум не только в столице, но и за ее пределами.

Однако специалисты с первого взгляда отнеслись к снимку с недоверием. Известный фотограф того времени Р. Ю. Тиле отмечал: «...главным аргументом моего признания его продуктом вымысла, именно – довольно грубая ретушь, доказавшая мне, что этот псевдопортрет просто-напросто сделан от руки без всякой фотографической подкладки, в чем я вполне удостоверился, рассмотрев его внимательно под увеличительным стеклом».4 Техническое обоснование своих выводов автор сделал в статье, помещенной в ряде московских газет. Экспонент Фортейль выступил в «Немецкой газете» с опровержением доводов Р. Ю. Тиле, но оно было неубедительным. Фортейль не касался ни технической стороны дела, ни фактов, которые лодтверждали бы достоверность экспоната. Вместо этого он ссылался на то, что снимок получен им от 5-го (фотографического) отдела Русского технического общества, что перед тем как допустить его на выставку происходили дебаты, которые склонились в пользу его экспонирования. Статья заканчивалась словами: «Можно ли, после всего сказанного предположить, что провинциальный фотограф Ушаков мог осмелиться и что ему удалось обмануть не только Саратовское судебное ведомство, но и членов Петербургского фотографического общества и авторитетов разных факультетов».

Снимок заинтересовал не одного Р. Ю. Тиле. В январской книжке журнала «Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины» за 1892 г. появилась статья доктора медицины И. И. Талько, озаглавленная «К вопросу об опто-графии в судебно-медицинском отношении». Автор рассмотрел историю оптографии, а затем изложил результаты своих поисков, посвященных выяснению истории портрета убийцы Бело-усовой.

Непосредственно поискам предшествовала заметка в газете •«Сын Отечества», в которой писалось: «На днях в техническом обществе было сделано сообщение о значении фотографической .экспертизы в судебных процессах. Между прочим, во время сообщения был демонстрирован зрачок убитой г-жи Белоусо--вой, в котором сохранилось изображение убийцы, найденного впоследствии именно по этому портрету. (Фотография зрачка и обстоятельства дела удостоверены прокурором Саратовского -окружного суда.) Впечатление ужасное! Портрет убийцы отразился в зрачке так ясно, как на фотографической карточке. На сообщении присутствовало много слушателей из судебного мира».

Таким образом, вопрос о достоверности снимка, судя по сообщению, удостоверялся официальным лицом прокурорского надзора, а главное – научной общественностью, ибо 5-й отдел Русского технического общества был достаточно авторитетным органом. В числе членов и учредителей этого отдела, созданного в 1878 г., были Д. И. Менделеев, В. И. Срезневский, С.Л.Левицкий и др!угие видные специалисты в области фотографии.

Поиск истины в вопросе о портрете убийцы Белоусовой доктор Талько начал с письма, обращенного к Е. Ф. Буринскому, чей авторитет в области судебной экспертизы признавался непререкаемым. В ответ Е. Ф. Буринский писал Талько: «М. Г. Иосиф Игнатьевич! Вы желаете получить копию того фотографического снимка с зрачка глаза убитой, который прислан на фотографическую выставку из Саратова. Спешу исполнить ваше желание, присовокупляя при этом, что технические подробности работы мне неизвестны, так как на сделанный в Саратов запрос ответа не получено. Я был бы весьма признателен, если бы вам угодно было сообщить мне ваше мнение по поводу этого снимка и вообще по вопросу о возможности получать фотографические изображения последних впечатлений глаза».

Доктор Талько не ограничился обращением к Е. Ф. Бурин-скому. Следующий свой запрос он адресовал доктору М. Ф. Волкову в Саратов. Ответ последнего пролил значительно больше света на историю снимка. Он писал И. И. Талько: «Многоуважаемый товарищ! Охотно исполняю ваше поручение и спешу ответить вам на письмо. Я был в окружном суде и благодаря любезности следователя, г-на К-, просмотрел все дело об убийстве Белоусовых, мужа и жены. Оно очень обширно, но для нас интерес заключается только в нескольких строках. Убийство совершено 1878 г., 23 декабря, в 9 час. вечера; протокол осмотра и вскрытия написан 24 декабря, вероятно, менее чем через сутки.

В этом протоколе записано следующее: «Оба глаза (Якова Сырникова, он же Белоусов) были вынуты и переданы фотографу г. Ушакову в Саратове (теперь лучший фотограф, но в то время, кажется, он еще не дошел до такого совершенства)-для фотографического снятия (с) прозрачной роговой оболочки могущего быть на ней изображения». Затем: «Левый глаз Анны Белоусовой, как лучше сохранившийся, был вынут и отослан фотографу Ушакову для фотографического снимка». Из дела не видна дальнейшая судьба этих глаз и ни едиными словами более не упоминается о фотографировании их, а также нет и сообщения фотографа Ушакова. Хотя при деле есть фотографический снимок (и надо заметить, очень плохой) обстановки убийства и положения убитых (в мелочной лавочке на полу лежат два трупа), лиц не видно. Следствие велось очень долго, но убийцы найдены не были; дело прекращено за нерозыском преступников».8

Доктор Талько нашел нужным обратиться и к проф. Кюне, который законно считался творцом оптографии. Кюне дал следующий ответ: «Так как Sehpurpur в значительной степени бледнеет на свету, то для моментальных фотографических снимков она не годится. Кроме того, глаз, с одной стороны, не-может долго фиксировать, а с другой – объекты перед ним постоянно меняются, так что нельзя ожидать, чтобы в глазу сохранился ясно хотя один предмет, следовательно, на сетчатке ничего нельзя будет разобрать. После первых работ об оп-тографии дальнейших до сих пор не появилось».

Доктор Талько заключает свою статью словами: «Оптогра-фия в деле судебно-медицинской экспертизы есть не более как неосуществимая мечта». Тем не менее мечта продолжала жить.

Через несколько лет всеобщий интерес привлекло сообщение из Бельгии. В январе 1895 г. в г. Генте профессор меди-дины Денефф наблюдал чрезвычайно интересный факт. Дежурный по госпиталю студент-медик сообщил ему, что в одной из палат лежит больная женщина «с цифрами в глазах». Профессор вначале принял его слова за шутку, но затем убедился, что студент не шутит, и отправился к больной. К огромному своему удивлению Денефф увидел то же, что и студент. В одном глазу женщины, при внимательном наблюдении, различалась цифра 10, а в другом – 45. С глаз сняли фотографии и убедились, что зрение не обманывало ни студента, ни профессора. На фотографической пластинке отчетливо обозначились обе цифры.

Все расспросы больной о причинах и обстоятельствах возникновения странных цифр остались безрезультатными. Они были ей не известны. Загадка стала еще более любопытной после того, как выяснилось, что цифры передались по наследству. Они наблюдались и в глазах дочери больной женщины, правда, в более слепом виде.

Возникала надежда, что тайна условий устойчивой фиксации в глазу внешних предметов, производящих впечатление на человеческий глаз, будет рано или поздно раскрыта. Время от времени появлялись публикации с сообщениями о новых фактах. Так, например, журнал «Жизнь и искусство» в 1896 г. поместил корреспонденцию, в которой говорилось: «В местечке Вопраке Полтавской губ. Гадячского уезда убита была семья содержателя постоялого двора Гершеля. При производстве следствия был вызван фотограф из Полтавы, который снял фотографии со всех убитых. Племянника Гершеля Лейбу Порицкого нашли с открытыми глазами и после фотографирования с применением рентгеновских лучей на негативе в его глазах был замечен человек в белой рубахе, но лицо ясно нельзя было различить. Этой фотографией намереваются пользоваться при розысках разбойников».

По поводу приведенной корреспонденции «Русский фотографический журнал» справедливо замечал: «О рентгеновских лучах столько писалось и говорилось, предмет этот в настоящее время так разжеван, что просто обидно читать подобные вещи. Неужели же такой курьезный документ будет иметь какое-либо значение при судебном разбирательстве».

Прошло более трех десятилетий, и вновь возникла надежда, что оптография разгадала загадку возникновения и условий фиксации отпечатков в глазу. В декабре 1924 г. в Германии произошло зверское убийство восьми человек. Газеты сообщили, что на сетчатке глаза одного из трупов удалось различить миниатюрную фотографию убийцы с поднятым топором.

Сообщение обошло газеты всего мира, в том числе было повторено и в русских газетах. Но и на этот раз желаемое было выдано за действительное. Сообщение оказалось не более чем выдумкой досужих репортеров. В действительности убийца не мог быть запечатлен в глазу убитого хотя бы потому, что удар он наносил сзади.

Однако сообщение и на этот раз привлекло внимание ученых. Вопрос об оптографйи снова стал предметом обсуждения. Немецкий проф. Г. Пооп высказал на страницах журнала «Umschau» («Обозрение») следующие соображения: изображение внешних предметов, рисующихся на сетчатке глаза, сохраняется в живом глазу в продолжении примерно одной трети секунды, после чего исчезает, так как разложенный световыми лучами зрительный пурпур вновь восстанавливается. Внезапная смерть приостанавливает процесс восстановления, поэтому у некоторых убитых животных, сетчатка которых богаче зрительным пурпуром, нежели сетчатка человеческого глаза, удавалось обнаружить на сетчатке изображения ярких предметов, виденных животными перед смертью.13 Г. Пооп делал вывод о том, что теоретически фиксирование в глазу внезапно умерших отпечатка предметов, пристально рассматривавшихся ими непосредственно перед смертью, вполне возможно. Фактически, отмечал Г. Пооп, ни одного подобного случая в глазу человека еще не было удостоверено. Тем не менее Пооп не считал задачу безнадежной. Он рекомендовал настойчиво продолжать поиски отпечатков в глазу убитого, используя в этих целях новейшие технические достижения и попытался сам дать рекомендации технического порядка.

О том, что при определенных условиях глаз человека может видеть то, что другим людям видеть недоступно, показал сенсационный случай, произошедший в 1978 г. в Донецкой области. Работница лесного склада шахты «Петровская» Ю. Ф. Воробьева подверглась электротравме током высокого напряжения (380 вольт). Признаков жизни она не подавала и тело поместили в морг. Через день, перед вскрытием трупа, выяснилось, что Воробьева жива. От прикосновения хирургического инструмента из тела брызнула кровь, и «умершая» зашевелилась. Однако надежды на то, что она останется жить, не было. Тело ее было черным, хрусталик левого глаза оказался сожженным, дар речи отсутствовал, сознание не возвращалось. И все же жизнь-победила, правда, победа досталась Воробьевой дорогой ценой. Через две недели сознание вернулось, но страшные боли и полная бессонница мучили ее полгода. В результате тяжелейшей травмы произошло «чудо»: Воробьева получила способность видеть то, что другие люди видеть не способны.14

В последние годы зарубежные ученые вновь вернулись к проблеме оптографии. Активную исследовательскую работу в этой области ведут, в частности, ученые ФРГ. Однако исследования идут пока лишь в плане теоретическом. Практическое-применение оптографии в криминалистике до сих пор остается мечтой, которая осуществляется лишь на страницах произведений Жюля Верна. Описывая в романе «Братья Кип» убийство' капитана Гарри Джибсона, Жюль Берн пишет о фотографическом снимке, сделанном с еще остававшихся открытыми глаз-убитого. Этот снимок сыграл решающую роль в оправдании братьев Кип, невинно обвиненных в убийстве, и изобличил подлинных убийц–матросов Фляйджа Вольта и Уина Мода, чьи образы, запечатленные на сетчатке глаз убитого, отобразились на фотоснимке. Автор романа замечает, что портреты были слишком миниатюрными, чтобы их можно было рассмотреть невооруженным глазом, они казались скорее пятнами и поэтому уловить их мог только болезненно напряженный взор сына убитого капитана. Затем все-таки понадобилась лупа, и тогда лица злодеев стали видимы уже ясно.15

Большинство фантазий Жюля Верна уже давно стало реальностью. Может быть, и эта его фантазия не будет исключением. То, что не осуществимо сегодня, нередко становится возможным завтра.
 
Сверху