Стихи

SNZme

Камертон
Уставши бегать ежедневно
По грязи, по песку, по жёсткой мостовой,
Однажды Ноги очень гневно
Разговорились с Головой:
«За что мы у тебя под властию такой,
Что целый век должны тебе одной повиноваться;
Днём, ночью, осенью, весной,
Лишь вздумалось тебе, изволь бежать, таскаться
Туда, сюда, куда велишь;
А к этому ещё, окутавши чулками,
Ботфортами да башмаками,
Ты нас, как ссылочных невольников, моришь
И, сидя наверху, лишь хлопаешь глазами,
Покойно судишь, говоришь
О свете, о людях, о моде,
О тихой иль дурной погоде;
Частенько на наш счёт себя ты веселишь
Насмешкой, колкими словами, —
И, словом, бедными Ногами
Как шашками вертишь». —
«Молчите, дерзкие, — им Голова сказала, —
Иль силою я вас заставлю замолчать!..
Как смеете вы бунтовать,
Когда природой нам дано повелевать?» —
«Всё это хорошо, пусть ты б повелевала,
По крайней мере, нас повсюду б не швыряла,
А прихоти твои нельзя нам исполнять;
Да, между нами ведь признаться,
Коль ты имеешь право управлять,
Так мы имеем право спотыкаться
И можем иногда, споткнувшись — как же быть, —
Твоё Величество об камень расшибить».
Смысл этой басни всякий знает…
Но должно — тс! — молчать: дурак — кто всё болтает.
 

Infinity

Весь ужас в том, что нас сейчас поймут
Приходит врач, на воробья похожий,
и прыгает смешно перед постелью.
И клювиком выстукивает грудь.
И маленькими крылышками машет.
-- Ну, как дела? —
чирикает привычно. —
Есть жалобы?.. —
Я отвечаю:
-- Есть.
Есть жалобы.
Есть очень много жалоб...
Вот, — говорю, —
не прыгал с парашютом...
Вот, — говорю, —
на лошади не ездил...
По проволоке в цирке не ходил...

Он морщится:
-- Да бросьте вы!
Не надо!
Ведь я серьезно...

-- Я серьезно тоже.
Послушайте, великолепный доктор:
когда-то в Омске
у большой реки
мальчишка жил,
затравленный войною...
Он так мечтал о небе —
синем-синем!
О невозможно белом парашюте,
качающемся
в теплой тишине...
Еще мечтал он
о ночных погонях!
О странном,
древнем ощущенье скачки,
когда подпрыгивает сердце к горлу
и ноги прирастают к стременам!..
Он цирк любил.
И в нем —
не акробатов,
не клоунов,
не львов, больших и грустных,
а девочку,
шагающую мягко
по воздуху,
спрессованному в нить.
О, как он после представлений клялся:
"Я научусь!
И я пойду за нею!.."
Вы скажете:
-- Но это все наивно... —
Да-да, конечно.
Это все наивно.
Мы —
взрослые —
мечтаем по-другому
и о другом...
Мечта приходит к нам
еще неосязаемой,
неясной,
невидимой,
неназванной, как правнук.
И остается в нас до исполненья.
Или до смерти.
Это все равно.
Мы без мечты немыслимы.
Бессильны.
Но если исполняется она,
за ней — как ослепление —
другая!..
Исполнилось лишь самое начало.
Любовь исполнилась
и крик ребенка.
Исполнились друзья,
дороги,
дали.
Не все дороги
и не все друзья, —
я это понимаю!..

Только где-то
живут мечты —
наивные, смешные, —
с которых мы и начали мечтать.
Они нам в спины смотрят долго-долго —
вдруг обернемся
и "спасибо!" скажем.
Рукой взмахнем:
-- Счастливо!..
Оставайтесь...
Простите за измену.
Мы спешим... —
Но, может, это даже не измена?!

...А доктор
собирает чемоданчик.
Молчит и улыбается по-птичьи.
Уходит.
И уже у самой двери
он тихо говорит:
-- А я мечтал...
давно когда-то...
вырастить
овчарку...
А после
подарить погранзаставе...
И не успел... —
Действительно, смешно.
Р.Рождественский
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Твердят:
"В начале
было
слово".
А я провозглашаю снова:
все начинается
с любви!

Все начинается с любви:
и озаренье,
и работа,
глаза цветов,

глаза ребенка -
все начинается с любви.

Все начинается с любви.
С любви!
Я это точно знаю.
Все,
даже ненависть -
родная
и вечная
сестра любви.

Все начинается в любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия,
тоска
и подвиг -
все начинается с любви.

Весна шепнет тебе:
"Живи".
И ты от шепота качнешься.
И выпрямишься.
И начнешься.
Все начинается
с любви!

Р. Рождественский
 

1234567890

Десять грустных цифр.
Побудь, коль хочешь, снежным королём, дыши на индевеющие руки мои, не грея, подразни меня со скуки. Я потерплю, ведь я люблю как кошка, я Галатея, мраморная крошка, безродная, не ровня королю.

Сколько тебя с волосами как лен
Холодом вея, чаруя, маня, —
Мимо меня!
Милый мой, имя тебе — легион
Сколько тебя с пустотой между век
Все осторожнее день ото дня
Все безнадежнее день ото дня —
Мимо меня!
Сколько тебя с волосами как снег
Телом как камень и взглядом как плеть
Сколько тебя с волосами как мед
Мимо пройдет
Прежде чем я научусь не жалеть
Ну приласкай меня словом одним!
Оловом залит твой ласковый рот
Мимо пройдет
Сколько тебя с волосами как дым
Кем вы хранимы, ах кем ты храним
Мой херувим
Сколько тебя с волосами как сталь
Шпагами раня, играя, звеня, —
Мимо меня
Кто ты — с глазами как горный хрусталь?
Просто печаль
Тайно проникшая в радужный сон
Тише чем стон
Милый мой, имя тебе Легион.

Отчаливает позднее такси
Под хохот подгулявших пассажиров…
Не бойся за мою картину мира,
Она не рушится, а просто — так висит,
Прибитая за самый уголок
Гвоздём железным логики лукавой.
Не беспокойся обо мне, дружок
Не беспокойся обо мне, неправой.
Ещё чуть-чуть — и вывезет меня
Куда-нибудь моя кривая рельса,
И из говна — простите, из огня —
Восстану я, как роза Парацельса.
 

1234567890

Десять грустных цифр.
Господь слепил меня из воска
На горле у меня полоска
И я буду жить, я буду
Беспечной куколкой вуду
Когда в мое сердце входит игла
В чьих-то глазах наступает мгла
Когда мне под веки вгоняют спицы
Кому-то еще на земле не спится
Когда меня дергают за язык
В чужой гортани рождается крик

Так некстати вернулась боль, и теперь я кругом вижу багровые хризантемы с чернильными листьями, они дарят мне ночь среди бела дня. Час от часу взрываюсь слезами - горе-то какое! - не у меня. Наверное, все мы - куколки вуду, разный воск лили в ту же посуду, и вот теперь хризантемы повсюду, они от меня застилают небо; боль вместо воды мне и вместо хлеба, боль на завтрак, боль на обед и ужас, чур меня, нет. Я маленький голем в рваных колготах, слова мои в глотке пенятся рвотой, застревают битыми кирпичами, я разговариваю ночами, кто бы только за мной записывал. Утром, очнувшись, глазами кислыми глажу-ласкаю-белю потолок, силюсь припомнить хотя бы слог, выковырять хоть один осколок. Голод мой колок, как горсть иголок, но боль на завтрак, обед, и полог багровый из хризантем:

- куколка вуду, я тебя съем. Воском, смолою челюсти склею - дочка, я просто тебя жалею
- а я согласна, Отец небесный, хоть это больно, но это честно
- да, это честно, но это рано, рыба моя, раба моя Анна, тебе - анафема, мне - осанна, ведь ты согласна?
- да, я согласна
- ну вот и славно. Ну вот и классно.
 

Gertruda

Один коготок увяз - всей птичке пропасть)))
Подушку не пухом при тихой погоде
Набей у порога заоблачных верст,
А сладкими снами,
которые сходят
Ко мне по тропинкам с предутренних звезд.
Браслет отковать,
каких нету в продаже,
Вели из моей наилучшей строки,
Из каждого вздоха,
как будто из пряжи,
Ты ниток навей и наряды сотки.
Созвучьями строф моих располагая,
Ты выточить серьги из них попроси
И, слезы мои нанизав,
дорогая,
На шее лебяжьей, как бусы, носи.
Волшебным ключом, а не ключиком медным,
Открой среди ночи иль белого дня
Ларец,
что наполнен богатством несметным
И спрятан глубоко в груди у меня.
Взамен не прошу я житейского блага,
Лишь были б со мной до скончания лет
Родные вершины, перо, да бумага,
Да бурка, как полночь, и ты, как рассвет.
Р. Гамзатов
 

1234567890

Десять грустных цифр.
Побудь, коль хочешь, снежным королём, кто ласкового слова не обронит, как не обронит медного гроша скупой. С тупой, глухой, напрасной болью в левом подреберье я жду подачки, на лету ловя щепотки нежности, что разжигают голод и расширяют, словно белладонна, и без того огромные зрачки. А сердце - это просто стробоскоп, взрывающийся нестерпимо ярким холодным светом каждую секунду; на волосы ложится пепел дня, мне пахнет кварцем йодом и бинтами и хлорной известью, не мучайте меня.

Король мой - оборотень, я же знаю точно, ты столько раз подкрадывался ночью в медвежьей шкуре, белая лавина густого меха, жадного огня. И вот взахлёб, схлестнувшись языками на брудершафт, до дна, до самой сути, до атома друг друга переняв. Мне пахнет кладбищем в седых разводах мха, сырой землей и мятыми цветами, всё исчерпаемо, пресытилась летами, всё предсказуемо, не мучайте меня.

Побудь, коль хочешь, снежным королём, дыши на индевеющие руки мои, не грея, подразни меня со скуки. Я потерплю, ведь я люблю как кошка, я Галатея, мраморная крошка, безродная, не ровня королю.

Теряю совесть, честь и волю
Теряю ум и всякий стыд;
Лишь синий венчик алкоголя
Над головой моей парит.
Объята пламенем текучим,
На солнце, звезды и луну
Я вою, вою, воем сучьим
Размазывая тишину,
Пронизывая пустоту.
Моя последняя уловка:
Стеклянная боеголовка,
Не поднесенная ко рту,
Еще не жжет летейской стужей,
И запредельная вода
Пока еще бурлит снаружи,
Не причиняя мне вреда,
Не причиняя мне урона.
Впотьмах мне чудится река,
Мне грезится рука Харона,
Харона тёплая рука.
Не вредно ведь, скажи-ка, дядя,
Створаживая облака
Смертельной горечью во взгляде,
Мечтать без устали о том,
Как лодка с берега отчалит,
И ртутный шар моей печали
Растает в небе голубом.
 

1234567890

Десять грустных цифр.
Люби других. И на исходе дня
Над чашкой остывающего чая
Не убивай молчанием меня -
Другим смотри в глаза, не отвечая.
Люби других. Остервенело спорь
Об их воображаемых изъянах.
Люби гашиш, конфеты и кальяны
И все, что ты любил до этих пор.
Люби других. Ты выбрал это сам:
В мычащем и гогочущем гареме
Лишь по моим душистым волосам
Скорбеть, как по утраченном Эдеме
Не знать, куда исчезла Лорелея,
И кто ты сам, и где теперь твой дом…
И к зеркалам похмельным жаться лбом,
В толпе от одиночества болея.

С печальною улыбкой мима
Твоя любовь проходит мимо
Твою любовь ничем не купишь
Она - как вечный Божий Кукиш
И я, в нелепом устремленье
Твоею стать фальшивой тенью,
Роняю капли красоты
С лица египетской принцессы
Увы, Париж не стоит мессы
И слез моих не стоишь ты
И только старости персты
Рисуют спутанные нити
На тонкой коже Нефертити...
 

1234567890

Десять грустных цифр.
Эту историю высосала из пальца одного латиноамериканца вместе с осиным жалом какая-то гринго мучача. Неразборчиво записала симпатическими чернилами на папирусе в дельте Нила и оставила дозревать под слепым африканским солнцем; я могу лишь подозревать: вроде, главная героиня приплыла по реке в корзине, корзина запуталась в камышах в туманной сырой низине. Там ловцы безголовых змей опознали царевну в ней по сережкам в ее ушах...

Но правды, конечно же, ни на грош: не то чтобы это прямая ложь, а просто хороший стафф. Впускаю в кровь коварный состав, запутываю биохимию, плету кружевную нить - контуженные стихи мои, бессмысленный мой аванс. Ведь ты не согласен меня любить такую, какая есть; играем в прятки на африкаанс, играем на интерес. Найди меня, если сможешь, на этих выжженных склонах, в карьерах, на терриконах, в отвалах пустой породы, раскрошенной, перемолотой, и, может, тебе навстречу мои жилы вытекут золотом, до капельки, до карата. Пушки Йоханнесбурга стреляют не просто так. Тот, кто не спрятался, сам дурак, а пушки не виноваты.
 

1234567890

Десять грустных цифр.
Ты живучая, как хорёк, ты щекастая, как хомяк, недалёкая, как ларёк. Развалилась ты, ноги врозь, на пути моём - поперёк. Каблуком тебя, да насквозь. И на дырку соль, чтобы боль, и юбчонку вниз, чтобы визг, поцелуй в уста - и с моста.

Я иду на тебя войной. Посмотри, кто идёт со мной. Вот Востока алое око полыхает над головой. Мертвецы на Западе ада достают из земли доспехи. Боевые подруги с Юга побросали свои утехи, и летят амазонки - ветер в их растрёпанных волосах. На суровом Севере звери вековечный взломали лёд. Когти Силы вспороли время. Посмотри, Кто со мной идёт!

Да, я твой беспощадный друг. Да, я твой совершенный враг. Ты попала - замкнулся круг. Я попала. Прострелен флаг. Ну поскалься, позубоскаль. Хочешь знать, как ласкает сталь?..

А за битву - благодарю. И в финале тебе дарю - то, что "хуже не может быть". Я забуду тебя убить. Что подаришь ты мне в ответ? Ты - на куче своих побед? Я уйду, рассекая даль. Ты - останешься "жить". Не жаль.
 

1234567890

Десять грустных цифр.
Всякое меряешь чудо, мудрости пробуешь всё мудрей,
кости кидаешь и руны, стучишься во всякую из дверей,
в числах считаешь имя, чтобы найти Сатану и Христа...
Знай же, что я — дакини, и красный след за мной неспроста.

Что ты в болоте сыщешь, тыча бессмысленно и наугад? —
так во швах копается нищий, силясь не вшу раздобыть, а клад,
так слона-мертвеца поглощает самоуверенный муравей.
Я, дакини, тебе вещаю, красным пятная между бровей:

брось вертеть бесконечные низки чуждых друг другу богов и божков,
свёрстанные беспорядочно списки разделённого гранью веков,
по-младенчески сыпать в кучу то, что разложено по рядам,
растрясая гармонии, в лучшем случае — без толку и вреда.

Скалят зубы и воют трубами жёлтые кости с моей груди.
Раной моей раскрасив губы, стань в сиянии над людьми;
стань, познав, что не зря забыта каждым прошлая нить судьбы,
то, что с глаз человечьих скрыто, так, сокрытым, должно и быть;

стань на миг, оглянись — и скинь
бесконечный свой сон земной.
Ты же видишь, что я — дакини;
это значит — идёшь за мной.

Окна заледенели, и снова сердце берёт тоска:
если ты мёртв, отчего не придёшь, как в сказках -
помнишь ли? - ты рассказывал их тогда,
сердце вручив бесценнейшим из подарков.
Снова зима без тебя, как были осень, лето, весна -
мы их забудем, едва ты придёшь, будто не с нами
злая была разлука... Когда за окном ветра
стонут -
спросонок твой
чудится шёпот мне, брат мой.
 

SNZme

Камертон
И вычерпать из души всю любовь ковшом
и выплеснуть прям с балкона,
да на асфальт,
по логике – это будет «не хорошо»,
но мне наплевать,
знаете, наплевать.

Я жутко устала от этой тупой фигни,
что в хрониках именуют –
«любовь к нему»,
мечусь и сгораю, словно живой раввин,
внезапно вдруг оказавшийся
не в раю.
 

1234567890

Десять грустных цифр.
Я постою у столбика линейным уравнением
Разорванным смятением и хитрецой в глазах
Ищите меня мамочка среди красивых самочек
Я украшенье вечера, храни меня Аллах.
 

A1e)(

шта?
Далекая провинция

Вьется легкий дымок над трубой,
И в окошке мерцает лампадка,
Да негромко доносится вой
Из ближайшего к лесу распадка…

Тишиною накрыла дома
Ночь безлунная, как покрывалом…
И, как будто, стоят терема
В царстве сказочном и небывалом…

Берег виден высокий реки
И стремнины лихой поворот…
А по склону – всё березняки
Водят тайный в ночи хоровод…

Здесь веками идет не спеша
Жизнь селянина – просто и тихо…
И спокойствия ищет душа,
Избегая ненастья и лиха…

А, года здесь текут помаленьку
На отшибе проезжих дорог,
Обходя стороной деревеньку,
Избежав новостей и тревог…

Правда жизни по-прежнему есть
В этой дали от цивилизации…
Ум имеется, совесть и честь
И, к тому же, достоинство нации…
 

A1e)(

шта?
УМИРАЛА МАМА

Умирала мама - время не щадит.
Уходила трудно: - Всё внутри болит.

Ты бы, Коль, ложился - Настя посидит.
Что уж тут поделать? Может, Бог простит?

К бате и подложишь с правой стороны -
всё равно копайте, хоть и валуны.

Переставь скамейку дальше, где трава.
Что ж ты, Коля, плачешь? Я ещё жива.

На помин не траться - всех поить с окрест.
Пусть отец с звездою - мне поставишь крест.

В гроб мне бусы мамы не забудь вложить...
Жаль, что я до внуков не смогла дожить.

А сынок родится - имя дай отца:
знаю, с вами будет одного лица.

Позвонишь сестрице, раньше не зови:
сердце слабое у ней и болезнь крови.

Дом не продавайте, что б кто ни сулил, -
без гвоздей его отец за весну срубил.

Коленька, ты отдохни, я тут как-нибудь.
Лучше Настю позови, Бусы не забудь...

«Ухайдокался совсем - третью ночь не спит.
Без меня-то кто его в мире защитит?»

- Настенька, ты Колю только мне не забижай,
если и разлюбишь, то хоть уважай.

Ты меня не одевай - всё бельё у Люды,
а платочек повяжи и накрась мне губы.

Девицей когда была, бабка говорила:
«Раньше не рожай пока бабьей нету силы».

Никого не слушала - Коленьку носила.
Не придумано ещё, чтоб счастливей было.

Слава Богу, что решилась, - ожила избёнка.
Женщине тоскливо жить, если нет ребенка.

Родила в Крещение, вроде обошлось.
Колыбели место у печи пришлось.

Три зимы любил меня Ваня, что невесту,
а германец как пришёл - получил повестку.

Да с войны вернулся без одной ноги -
спать со мной стеснялся, прятал сапоги.

Жаль его - не пережил он свою беду,
всё в ночи метался и кричал в бреду.

В тридцать и преставился. Перед смертью пил.
Ни меня, ни Колю он никогда не бил.

Я за ним занемогла - в области лежала.
Не хотела ехать же - только вот прижало...

Молодая ты ещё - счастье не губи.
Коля добрый у меня - ты его люби.

Мужики-то все - как дети, что они без нас?
Сразу голову теряют, как положишь глаз.

Да, забыла, Зорьку нашу не дои так сразу -
К ней сначала с ласкою: с норовом, зараза.

Что-то тяжко мне совсем... Коля всё не спит?
А курить-то сколько стал - курит и молчит.

Ну, ступай, задерни шторки, свет не выключай.
Надо мне побыть одной. Утром выпью чай...

...Боль её безжалостно задушила в ночь.
Будет сын себя винить, что не смог помочь.

Пуповину жизни смерть порвала нить.
Никому на свете этом мать не заменить.

Я хочу, чтоб встретились - пусть в краю теней -
Все, живущие в земле, с теми, кто на ней.
 

SNZme

Камертон
Как ты думаешь, не пора ль?
Столько мучились, столько врали.
Память вспухла уже, как вата.
Или, может быть, рановато?
Ты, наверное, ждешь морали.
Но какая уж тут мораль.
 
Сверху