Стихи

[Беспринципная Седовласка]

Кто понял жизнь, тот больше не спешит,
Смакует каждый миг и наблюдает,
Как спит ребёнок, молится старик,
Как дождь идёт и как снежинки тают.
В обыкновенном видит красоту,
В запутанном простейшее решение,
Он знает, как осуществить мечту,
Он любит жизнь,- и верит в воскресенье,
Он понял то, что счастье не в деньгах,
И их количество от горя не спасет,
Но кто живёт с синицею в руках,
Свою жар-птицу точно не найдет.
Кто понял жизнь, тот понял суть вещей,
Что совершенней жизни только смерть,
Что знать, не удивляясь, пострашней,
Чем что-нибудь не знать и не уметь.

Павел Иванов

 

[krtek]

Он на коне,
В стальной броне;
В лучах и в тенях Ада,
Песнь на устах,
В днях и годах
Искал он Эль-Дорадо.

И стал он сед
От долгих лет,
На сердце - тени Ада.
Искал года,
Но нет следа
Страны той - Эль-Дорадо.

И он устал,
В степи упал...
Предстала Тень из Ада,
И он, без сил,
Ее спросил:
"О Тень, где Эль-Дорадо?"

"На склоны чер-
ных Лунных гор
Пройди, - где тени Ада!"
В ответ Она:
"Во мгле без дна -
Для смелых-Эль-Дорадо!"

 

[Амалия]

- Ну, вот, наконец, я нашел тебя снова!
- Простите…Но разве мы с вами знакомы?
- Мы жили когда-то на небе с тобою
Ты, правда, была там немного другою
Веселая, добрая, очень смешная
Я долго искал тебя, знаешь…
- Не знаю!
- А как мы любили? А лук Купидона?
- Вы что, сумасшедший?
- Не помнишь?
- Не помню
- Глаза подыми, посмотри хоть на небо!
- Там нет ничего…Всё – фантазии, небыль
Бывает, конечно…Сомкнутся ресницы
Во сне, темной ночью, как сказка приснится…
Мой Ангел, которого очень любила
Я помню…большие и теплые крылья
Глаза, словно синяя яркая нежность
Он был и святой и немножечко грешный
Всё перья терял, обнимая мне душу
Он мне обещал – все преграды разрушу
Тебя отыщу на земле, где б я ни был
Пойду даже против богини Фемиды!...
Ты смело лети на красивую землю
Найду! Я ведь жизнь без тебя не приемлю
Но это был сон…виртуальная ласка…
Давно перестала я верить в те сказки
- В глаза мне взгляни!
- Не хочу… надоело…
Надеяться, ждать…И тебе я не верю…
Но только все снится любимый из рая…
Как перья теряет, меня обнимая…
- Ну, что же… прощай…обниму напоследок
- Смеюсь!! Не шокируй на лавке соседок!
……………………………………………………..

- Постой! Это ты!
- Наконец-то узнала
- Не я…Обнял ты – и душа подсказала…
В любви задохнулась она, обессилев
И пёрышки …те же… из ласковых крыльев...

 

[Marise]

Давай будет так: нас просто разъединят,
Вот как при междугородних переговорах –
И я перестану знать, что ты шепчешь над
Ее правым ухом, гладя пушистый ворох
Волос ее; слушать радостных чертенят
Твоих беспокойных мыслей, и каждый шорох
Вокруг тебя узнавать: вот ключи звенят,
Вот пальцы ерошат челку, вот ветер в шторах
Запутался; вот сигнал sms, вот снят
Блок кнопок; скрипит паркет, но шаги легки,
Щелчок зажигалки, выдох – и все, гудки.
И я постою в кабине, пока в виске
Не стихнет пальба невидимых эскадрилий.
Счастливая, словно старый полковник Фрилей,
Который и умер – с трубкой в одной руке.
Давай будет так: как будто прошло пять лет,
И мы обратились в чистеньких и дебелых
И стали не столь раскатисты в децибелах,
Но стоим уже по тысяче за билет;
Работаем, как нормальные пацаны,
Стрижем как с куста, башке не даем простою –
И я уже в общем знаю, чего я стою,
Плевать, что никто не даст мне такой цены.
Встречаемся, опрокидываем по три
Чилийского молодого полусухого
И ты говоришь – горжусь тобой, Полозкова!
И – нет, ничего не дергается внутри.
- В тот август еще мы пили у парапета,
И ты в моей куртке - шутим, поем, дымим…
(Ты вряд ли узнал, что стал с этой ночи где-то
Героем моих истерик и пантомим);
Когда-нибудь мы действительно вспомним это –
И не поверится самим.
Давай чтоб вернули мне озорство и прыть,
Забрали бы всю сутулость и мягкотелость
И чтобы меня совсем перестало крыть
И больше писать стихов тебе не хотелось;
Чтоб я не рыдала каждый припев, сипя,
Как крашеная певичка из ресторана.
Как славно, что ты сидишь сейчас у экрана
И думаешь,
Что читаешь
Не про себя.

 

[Marise]

Никого, кроме Тебя,
Больше нету у меня,
Свет жестокий, Бог.
Разве взвесил ты, измерил
Бремя груза Твоего?
Мое сердце меньше боли,
Горя своего.
Ехать дальше нету силы,
Смерть насквозь изъела жилы,
Жизнь куснула щеткой жал.
Никого, кроме Тебя,
Нету больше у меня,
Никого же, ничего же –
Кроме боли и огня.
Божеская немота,
Человечья глухота,
Над Тобою высота,
Под Тобою глубина,
Высота и глубина.
И в одном глазу лазурном
Дырочка видна,
А в другом глазу пурпурном
Нету дна.

 

[Gertruda]

В спокойствии августа
выздоровление:
между ключицей и шеей
таится — как будто живым существом незнакомым
наивное и золотое
людское молчанье —
зреет для памяти:
до сих пор еще не было слова!
— и вот — будто веяньем входит
в полупустое свечение:
молитвой пока непонятной —
(как для ребенка)

Г.Н. Айги.

 

[krtek]

Да сотворим имена.

Нам недолгая жизнь дана.
Жизнь вещей - и та коротка.
Остаются навеки одни имена:

не любовь - о любви строка,
не цветок - названье цветка.

У любви и цветка
жизнь - бессмертье, когда им даны имена.
Да сотворим имена!

 

[Marise]

Утро стартует в пять, такого не было никогда, особенно в августе – месяце переспелом. Время дегустировать вина и города, уезжать туда, где женщины и вода, но я ничего из этого не успела. Я застрявший между мирами путник, невоплотившийся человек, просыпаюсь рано, не ведаю, что к чему. Яблоки падают и катятся по траве, их наполняет янтарный свет, только с ним и ходить сквозь тьму. Где ты, память, сохранявшая до поры всех, кто был со мной, оставлял в моем сердце часть? Я не стану до последнего и навзрыд, не желаю ни сражения, ни игры, я устала говорить и не получать. Утро стартует в пять, такого не было сотни лет, дни должны проходить в молчании и трудах. Все меняется, и об этом нельзя жалеть.
Яблоки светятся – крупными звездами на столе.
Персеиды, кем-то сорванные в садах.

 

[Marise]

Нет электричества. Нет. Электричества. Когда просыпаешься, прислушиваясь: не искрит. Внутрь заглядываешь, спичками светишь: всё бесполезно, слишком темно. Ваше Высочество, Вы обесточены. Можно, конечно, писать механически, как мясорубка, смалывать всё, что внутри и снаружи, в фарш нулевого серого цвета. Но как я могу согласиться на это, зная, как ярки молнии Эру. Как наполняют мою атмосферу острым озоном, будто перед припадком, как вынимают слова без остатка прямо из сердца, прямо из мозга, и оставляют опустошенно рыдать от холодного счастья, с которым ничто не сравнится.

Когда электричество есть, то по глазам моим можно прочесть: не влезай, убьет, и, конечно, находится смелый, вроде тебя. И как я могу отказаться целоваться до первой крови, мять друг друга в пальцах, как белую глину, думать, такая любовь не бывает длинной, смешивать радость, смотреть ночами, как твои волосы сливочными ручьями впадают в кофейную гущу моих. Нет электричества - что нам за дело; жаль ты не видел, как на тебя смотрела татуированная брюнетка с розой между грудей, по-моему, она даже рот приоткрыла несколько преждевременно. Но спустя недели, когда закончились спички и свечные огарки, ей захотелось сдать на склад все вот эти подарки, чтобы вернуть себе электрический ток - знать бы, в каком меню искать вкладку unlock.

Есть любовь, простая, как всё гениальное, ежеутренняя, ежевечерняя, ритуальная; у тебя такие красивые руки, у тебя внутри - неизвестные науке химические реакции с выделением тепла в большом количестве, но я же помешана на электричестве. И просыпаюсь, прислушиваясь: не искрит и не светит, наверное, больше. Не получаю с неба посылок и даже писем и даже ссылок. Всё бесполезно, слишком темно: видимо, выбрать можно только одно. Ваше Величество, нет электричества, нет, не дано.

 

[Gertruda]

В дни боли и скорби, когда тяжело
И горек бесцельный досуг,—
Как солнечный зайчик, тепло и светло
Приходит единственный друг.

Так мало он хочет… так много дает
Сокровищем маленьким рук!
Так много приносит любви и забот,
Мой милый, единственный друг!

Как дождь, монотонны глухие часы,
Безволен и страшен их круг;
И всё же я счастлив, покуда ко мне
Приходит единственный друг.

Быть может, уж скоро тень смерти падет
На мой отцветающий луг,
Но к этой постели, заплакав, придет,
Всё тот же единственный друг.

А. Грин
1909 (Опубликовано в 1968, при жизни автора не выходило)

 

[Gertruda]

СМЕРТЬ

Нежной, бледной, в пепельной одежде
Ты явилась с ласкою очей.
Не такой тебя встречал я прежде
В трубном вое, в лязганье мечей.

Ты казалась золотисто-пьяной,
Обнажив сверкающую грудь.
Ты среди кровавого тумана
К небесам прорезывала путь.

Как у вечно жаждущей Астреи,
Взоры были дивно глубоки,
И неслась по жилам кровь быстрее,
И крепчали мускулы руки.

Но тебя, хоть ты теперь иная,
Я мечтою прежней узнаю.
Ты меня манила песней рая,
И с тобой мы встретимся в раю.

Осень 1905.
Николай Гумилев.

 

[domenix]

Когда бежишь по пляжу рано утром,
И утренняя свежесть марлю мокрую кладёт
На душной ночи лоб, испариной покрытый,
Седеющий песок, ракушками умытый,
Небесной благодатью холодит
Твои, едва проснувшиеся ноги.
Бакланы чёрные рисуют виражи
На бреющем. В рассветном миражи
Сиреневом оттенке. Тонут звёзды,
И нежно гладит розовым по крыльям первых птиц
Сощуренное солнце. Возрадуйся идиллии,
Как и тому, что день
прожить ещё один
тебе вдруг предложили.
Илья Кнабенгоф.

 

[Амалия]

Сегодня Бог проснулся утром рано…
Он жалобы и просьбы почитал…
И людям из кувшина без обмана
Желаемое в сердце наливал…
Но не у всех открыто было сердце
И место есть для Чуда не у всех.
То завистью, враждой подпёрта дверца…
То жадность не даёт налить успех…

А у кого-то до краёв разлита
Печаль и безысходность, вот беда.
И Бог жалел, что сердце это скрыто…
Любви хотел налить, да вот куда?
И Бог грустил, что люди не умеют
Сердца и души чистить от обид…
Они с годами в сердце каменеют
И сердце превращается в гранит…

Но Бог ходил, смотрел и улыбался,
Когда сердца влюблённые встречал.
Он брал кувшин и от души старался,
Им счастье в сердце бережно вливал…
А люди постепенно расплескали
Подаренную Богом благодать
И всех вокруг в утрате обвиняли,
Забыв в самих себе вину искать…

Ведь если б мы могли прощать и верить,
Любить, благодарить и отпускать,
То Бог бы мог не каплей счастье мерить,
Кувшин волшебный мог бы весь отдать…
Сегодня Бог проснулся на рассвете.
Огромный ящик с просьбами у ног…
А рядом лишь один без просьб конвертик:
«Благодарю за всё тебя, мой Бог…»

Ирина Самарина-Лабиринт

 

[Беспринципная Седовласка]

Евгений Евтушенко

Сквер величаво листья осыпал.
Светало. Было холодно и трезво.
У двери с черной вывескою треста,
нахохлившись, на стуле сторож спал.
Шла, распушивши белые усы,
пузатая машина поливная.
Я вышел, смутно мир воспринимая,
и, воротник устало поднимая,
рукою вспомнил, что забыл часы.
Я был расслаблен, зол и одинок.
Пришлось вернуться все-таки. Я помню,
как женщина в халатике японском
открыла дверь на первый мой звонок.
Чуть удивилась, но не растерялась:
«А, ты вернулся?» В ней во всей была
насмешливая умная усталость,
которая не грела и не жгла.
«Решил остаться? Измененье правил?
Начало новой светлой полосы?»
«Я на минуту. Я часы оставил».
«Ах да, часы, конечно же, часы...»
На стуле у тахты коробка грима,
тетрадка с новой ролью, томик Грина,
румяный целлулоидный голыш.
«Вот и часы. Дай я сама надену...»
И голосом, скрывающим надежду,
а вместе с тем и боль: «Ты позвонишь?»
...Я шел устало дремлющей Неглинной.
Все было сонно: дворников зевки,
арбузы в деревянной клетке длинной,
на шкафчиках чистильщиков — замки.
Все выглядело странно и туманно —
и сквер с оградой низкою, витой,
и тряпками обмотанные краны
тележек с газированной водой.
Свободные таксисты, зубоскаля,
кружком стояли. Кто-то, в доску пьян,
стучался в ресторан «Узбекистан»,
куда его, конечно, не пускали...
Бродили кошки чуткие у стен.
Я шел и шел... Вдруг чей-то резкий окрик:
«Нет закурить?» — и смутный бледный облик:
и странный и знакомый вместе с тем.
Пошли мы рядом. Было по пути.
Курить — я видел — не умел он вовсе.
Лет двадцать пять, а может, двадцать восемь,
но все-таки не больше тридцати.
И понимал я с грустью нелюдимой,
которой был я с ним соединен,
что тоже он идет не от любимой
и этим тоже мучается он.
И тех же самых мыслей столкновенья,
и ту же боль и трепет становленья,
как в собственном жестоком дневнике,
я видел в этом странном двойнике.
И у меня на лбу такие складки,
жестокие, за все со мной сочлись,
и у меня в душе в неравной схватке
немолодость и молодость сошлись.
Все резче эта схватка проступает.
За пядью отвоевывая пядь,
немолодость угрюмо наступает
и молодость не хочет отступать.

 

[Беспринципная Седовласка]

Ирина Самарина

Если мужчина не ваш –
Это не принц, а багаж…
Это обиды и гнев…
Это банальный припев…
Если мужчина не ваш –
Брак, как мучительный стаж…
В паспорт любовь не придёт…
Семьи не штамп создаёт…
Если мужчина не ваш,
Сердце ему не отдашь…
И не доверишь мечты…
Это залог пустоты…
Если мужчина не ваш –
Он, как плохой макияж,
Смоется сразу в метель…
С ним холодна и постель…

Если мужчина любим,
То не надышишься им…
Хочется душу открыть,
Лишь бы его сохранить…
Если мужчина любим,
Беды исчезнут, как дым…
В сердце любовь и покой,
Если любимый с тобой…
Если мужчина любим,
Значит, улыбка – не грим…
Счастье искрится в глазах…
Больше душа не в слезах…
Если мужчина любим,
То принимаешь любым…

Сразу тускнеет пейзаж,
Если мужчина не ваш…

 

[kroha]

Старый парк.Карусели на ржавый замок – до весны.
Сторож тихо идёт опустевшей аллеей,
где бесшумно витают беспечные детские сны:
взрослым вход воспрещён, навсегда – сожалею.

Здесь открытые памятью лица знакомых видны
(на мгновение станет реальным веселье).
Ненадолго.В сознании гаснут прошедшие дни –
годы жизни, на шее висят...ожерельем.

 

[Амалия]

Боже, как хочется жить…
Все прекратить поединки…
В памяти ровно сложить
Добрые светлые снимки…

Хочется верить в тепло
Солнца лучей на рассвете…
И малодушное зло
Больше нежданно не встретить…

Боже, как хочется знать,
Что у родных всё в порядке…
Чтобы любовь отдавать
Искренне и без остатка…

Люди в гостях на земле…
Жизнь коротка и холмиста…
Хочется света во мгле…
Чувств настоящих и чистых…

Боже, как хочется быть
Миром для сердца чьего-то…
Верить, взаимно любить…
Переложить жизнь на ноты…

Чтобы услышать хоть раз
Музыку сердца родного
Без надоедливых фраз,
Не обронив даже слова…

Совести не одолжить,
Если грехи наши тяжки…
Боже, как хочется жить
С тёплой душой нараспашку…

(с) Ирина Самарина-Лабиринт

 

[Беспринципная Седовласка]

 

[A1e)(]

Устой традиций надо соблюдать,
пускай не раз ответят вам отказом.
Конечно, дама может и не дать,
но предложить ты ей всегда обязан!
Г.Губерман

 

[Беспринципная Седовласка]

В любом из разных мест,
где мы ютимся вместе,
одни несут свой крест,
другие - носят крестик.
Губерман И.