Стихи

[Беспринципная Седовласка]

Нет, человек принадлежит
не государству и не службе,
а только тем, с кем он лежит
и рюмкой делится по дружбе.
Губерман И.

 

[Copycat]

игла, которой я себя сшиваю,
размашисто, не обметав края,
настолько основательно живая,
что я задумываюсь - точно ли моя.

она дрожит, вибрирует, как будто
стежков тугой морзянкой взад-вперёд
трёхмерное послание кому-то
через нутро моё передаёт.

а этот кто-то, грамотный, как сканнер,
читает альфу, бету, еръ и ять,
с неспешностью размеренной листая
всё то, что больно было зашивать.

он редко, но, случается, хохочет;
он запивает хохот коньяком.
могу признаться, любопытно очень -
о ком же там написано? о ком?
чьё имя в педантичности морзянки
сейчас его исследует лорнет?

игла меня татуирует. зябко.
и нет покоя. и тревоги нет.

 

[Copycat]

Нежным психом в стеклянной палате
На глазах у врача с восхитительных всплеском ладоней
Надеваю вечернее чорное длинноедлинное платье,
Ибо у нежного психа сегодня визит к мадонне
И к малютке-Христу, как ни странно.
Я готовлюсь так тщательно, мой макияж совершенен.
Бледно-синюю тонкуютонкую вену любит иглой медсестра, но
Все целится в руку, как будто жалея шею.
А в округе поют и танцуют
День моих похорон - светлый праздник для всех ранимых.
Дайте мне карандаш бледныйбледный, я ее лицо нарисую,
Чтобы на память кому-то в метро обронила.
Нежным психом в стеклянной палате, как рыбка или ужик,
Умираю. Приятно. В меня погружают глубже
Тонкий стебель стальной. Эвтаназия. 3:15.
Я люблю тебя очень. Так трепетно расставаться.
Так же трепетно, как раздеваться в первую ночь.

 

[Gertruda]

Устоять перед дождем,
Устоять перед ветром,
Устоять перед снегом и летней жарой.
Быть крепким телом,
Лишенным жалости.
Никогда не предаваться гневу,
Всегда с улыбкой на лице -
Съедать на обед четыре го риса,
Суп-мисо и немножко овощей.
Не принимать близко к сердцу
Мелочи жизни.
Видеть, слышать и понимать,
А потом ничего не забывать.
Жить в маленькой хижине, крытой соломой
Под сенью ветвей ели на равнине.
И если на востоке заболеет ребенок,
Идти и сидеть у его изголовья,
Если на западе устанет мать,
Пойти и взвалить на спину связку колосьев риса.
Если на юге умирает мужчина,
Пойти и сказать, что ему нечего бояться.
А если на севере возникнут распри и ссоры,
Сказать, что все это пустое, и нужно остановиться.
С мокрыми от слез щеками, при солнечном свете
Быстро шагать куда-то холодным летом.
Пусть все меня называют глупцом
И никто не похвалит,
Не надо бояться тягот.
Вот таким
Хочу быть я.

Миядзава Кэндзи. Звезда козодоя.

Го — мера емкости, равная 0,18 литра.

 

[Беспринципная Седовласка]

Доблестно и отважно
зла сокрушая рать,
рыцарю очень важно
шпоры не обосрать.
Губерман И.

 

[A1e)(]

ЖЕСТОКАЯ МОЛОДЁЖЬ

Окрепнув на молоке матерей,
труды отцовские переварив,
спешат позабыть о них поскорей
юные дикари.
Какая помощь? Простого письма
месяцы, годы ждешь...
выбьет слезы, сведет с ума
жестокая молодежь.

Как несерьезно устроен мир -
жизнь не ценя ни в грош,
весь свет превращает в кровавый тир
жестокая молодежь.
Все устарело - и честь, и стыд,
в моде платеж и нож.
Сердца пусты и мозги пусты...
Жестокая молодежь.

Трудно добреньким простачкам
поверить, что это не ложь,
но служит сытым и злым старикам
жестокая молодежь.
Сдав под процент золотой мешок,
платя дуракам медяки,
командуют этим стадом, дружок,
безумные старики.

1983

А. Дольский

 

[be-open]

Для доброго дела собрались мы тут,
Друзья мои! Ergo bibamus!
Беседа прекрасна, стаканы поют.
Дружнее же: Ergo bibamus!
Вот слово, что славу стяжало давно,
Оно полнозвучно и смысла полно,
Как эхо пиров вдохновенных, оно,
Священное Ergo bibamus!

Сегодня при встрече с любезной моей
Подумал я: Ergo bibamus!
Я к ней, а коварная в дом поскорей,-
Вздохнув, я подумал: Bibamus!
Случится, любезна красотка со мной,
Случится, лишит поцелуя порой,
Мирит меня, братья, с превратной судьбой
Отрадное Ergo bibamus!

Бьет час мой, судьба нам разлукой грозит,
Друзья мои! Ergo bibamus!
Но легок багаж мой, и славно звучит
Стократное Ergo bibamus!
Пусть скряга гроши зажимает в кулак,
Кто весел, друзья, тот уже не бедняк-
Разделит с веселым свой смех весельчак
Под дружное Ergo bibamus!

Так что же еще в заключенье сказать?
Одно только: Ergo bibamus!
День этот отметим опять и опять
Торжественным нашим: Bibamus!
Как радость, рассвет в наши двери войдет,
Рассеется сумрак, и день расцветет,
И солнце начнет свой священный полет
С божественным Ergo bibamus!

© Гёте, 1810

Спойлер

Ergo bibamus! - Итак, выпьем! (лат.)

 

[Copycat]

На куски сумерек распадаться...
Прошлого много, обильно, как месячные.
Прятаться в петтинг, в сёрфинг, в дансинг,
В тел темное липкое месиво.
А мне нужно, нужно: губы и руки твои, руки и губы -
Всего-то малость. Целуй меня учащенно.
Я прихожу с шатаний (читай - с прогулок),
Подставляю тебе прохладные щеки.
И ты пахнешь так детско, что хочется стать деталькой
Конструктора "Лего" - крути из меня робокопов.
Прошлого много, прошлого с именем тайным
(Играйся с буквами - непременно найдешь кого-то).
А мне нужно, нужно: ожог от твоего вдоха, в ложбинке межгрудной.
Всего-то малость. Целуй меня учащенно.
Я прихожу с Голгофы (читай - с прогулок),
Подставляю тебе розовые от робости щеки.
Как впервые. Как раньше.

 

[SNZme]

За радости любовных ощущений
однажды острой болью заплатив,
мы так боимся новых увлечений,
что носим на душе презерватив.

Игорь Губерман

 

[Амалия]

Не оглядывайся, иди!
Говорят, что скучают? - Врут.
Если жгло бы огнем в груди,
Значит, знали бы твой маршрут.

Не оглядывайся назад.
Говорят, что тоскуют? - Ложь.
Затеряйся и будь, как клад,
Тот, который с трудом найдешь.

Только время, как верный пес,
Все залижет, что разодрал.
Сколько кто-то тебе принес,
Ровно столько же и забрал.

Отвернись, досчитай до ста,
И в глаза больше не смотри!
В них бездонная пустота.
То же самое – и внутри.

 

[Амалия]

Доверие уходит по-английски.
Его теряют раз и навсегда.
Уходит - и ему не возвратиться
Ни через месяц, ни через года.

Доверие уходит не прощаясь,
В душе лишь оставляя пустоту.
Порой кусок из сердца вырывая,
Похоронив надежду и мечту.

Оно с собой твою уносит веру
В того, кого любил и уважал,
Взамен тебе оставив боль без меры,
Потери горечь и в спине - кинжал.

И те, кто у тебя его ворует,
Живут-не тужат, совесть их не ест.
Но для тебя - уже не существуют.
Осталась только память - словно крест.

… Пусть эта боль тебя не убивает,
Хоть и земля уходит из-под ног.
Ты знай - намного больше тот теряет,
Кто растоптать твоё доверье смог!

Арина Забавина

 

[krtek]

В южной местности гористой,
на краю пустыни длинной
рассказали гитаристу
про старинные руины.

Рассказали и гортанным
мертвым именем назвали.
И ушел он по барханам
к серым контурам развалин.

Брел по зыби золотистой
просто так, из любопытства -
поглядеть и возвратиться.
Поглядел - не возвратился.

Он нашел меж серых склепов,
где кончался мертвый город,
оловянный серый слепок
с человеческого горла.

Там, в толпе цветасто-тесной,
там, за белой толщей праха,
кто-то пел не просто песню,
кто-то пел не просто правду.

Значит, слово било в сердце,
убивало, помыкало,
раз одно осталось средство -
ковшик жидкого металла.

Но не знал палач усердный,
запечатав глотку эту,
что отлил в металле сером
первый памятник поэту.

Нет ни имени, ни лика,
в цепких пальцах легковерна
оловянная отливка,
отмыкающая песню...

Храмы рухнули. И ныне
равнодушно смотрят горы;
что осталось от твердыни?
Оловянный слепок с горла.

От прославленной столицы -
слиток серого металла...
Было страшно возвратиться,
страшно было взять гитару

и начать, как начинали
до тебя - отважно, скорбно,
точно зная, что в финале -
оловянный слепок с горла.

 

[Беспринципная Седовласка]

Леонид Филатов

ПОЛОСА ПРЕПЯТСТВИЙ.

Не о том разговор, как ты жил до сих пор,
Как ты был на решения скор,
Как ты лазал на спор через дачный забор
И препятствий не видел в упор...

Да, ты весело жил, да, ты счастливо рос,
Сладко елось тебе и спалось,
Только жизнь чередует жару и мороз,
Только жизнь состоит из полос...

И однажды затихнут друзей голоса,
Сгинут компасы и полюса,
И свинцово проляжет у ног полоса,
Испытаний твоих полоса...

Для того-то она и нужна, старина,
Для того-то она и дана,
Чтоб ты знал, какова тебе в жизни цена
С этих пор и на все времена.

Ты ее одолей. Не тайком, не тишком,
Не в объезд ? напрямик и пешком,
И не просто пешком, то бишь вялым шажком,
А ползком да еще с вещмешком!..

И однажды сквозь тучи блеснут небеса
И в лицо тебе брызнет роса ?
Это значит, что пройдена та полоса,
Ненавистная та полоса...

А теперь отдыхай и валяйся в траве,
В безмятежное небо смотри...
Только этих полос у судьбы в рукаве
Не одна, и не две, и не три...

 

[Амалия]

Я проснулась от крика - кричала душа :
- Посмотри на себя... как же ты хороша !
- Ну и что мне с того?... я спросила ее,
Если здесь - пустота, а кругом - воронье...
Что ищу - не пойму... нахожу - отдаю...
Я устала искать половинку свою !
Ну, а может на свете ее просто нет ?
А желанье найти - это сумрачный бред ?
Я устала хотеть... я устала любить...
А что Богом дано - я хочу сохранить...
Я пытаюсь понять, я стараюсь простить...
Но опять обрывается тонкая нить...
И связать не могу - душу трет узелок...
Тот, кто дорог - ушел... от меня он далек...
Но по жизни своей - так же он одинок...
Тоже ищет ее... и мотает свой срок...
Эх, судьба ты, судьба...ты нам встречу дала !
Мать Вселенная - если б я только могла,
Я б связала навеки две наши судьбы...
Только... как угадать, что они - это мы ?

 

[Copycat]

Как бы скучно тебе жилось, обыватель
без таких фрики фриков как я
но так всё и должно быть
я говорю – ты слушаешь
я пишу – ты читаешь
и в носу ковыряешь
и говоришь: всё как по Фрейду
а потом я закрываю дверь клетки
в которой ты сидишь
и накрываю ее тёмной тканью
и говорю тебе: спать, с..а, спать!

 

[SNZme]

Неужели жить? Как это странно —
за ночь жить так просто разучиться.
Отдалённо слышу и туманно
чью-то речь красивую. Укрыться,
поджимая ноги, с головою,
в уголок забиться. Что хотите,
дорогие, делайте со мною.
Стойте над душою, говорите.
Я и сам могу себе в два слова
нашептать в горячую ладошку:
«Я не вижу ничего плохого
в том, что полежу ещё немножко —
ах, укрой от жизни одеялко,
разреши несложную «задачу».
Боже, как себя порою жалко —
надо жить, а я лежу и плачу.

 

[Copycat]

От меня до тебя
Расстояние, равное лучшей повести
Бунина; равное речи в поиске
Формулы; равное ночи в поезде
От Пiвденного до Киевского вокзала.
Расстояние, равное «главного не сказала».
Я много езжу и наедаюсь молчаньем досыта.
Мне нравится быть вне адреса и вне доступа.
Я представляю тебя, гундосого,
В царстве бутылок, шторок, железных прутьев, -
Спящим в купе, напротив.
Это, собственно, все, что есть у меня живого и настоящего.
Ни почтового ящика, столь навязчивого, ни вящего
Багажа; я передвигалась бы, будто ящерка
Век, без точки прибытия, в идеале.
Чтобы стук и блики на одеяле.
Это суть одиночества, сколь желанного, столь бездонного.
Это повод разоблачиться донага,
Подвести итоги посредством дольника,
Ехать, слушать колеса, рельсы, частоты пульса.
Чтобы ты прочел потом с наладонника
И не улыбнулся.
Чтобы ты прочел, заморгав отчаянно, как от острого,
От внезапного, глаз царапнувшего апострофа,
Как в je t’aime.
Расстояние как от острова и до острова,
Непригодных ни для рыбалок, ни для охот.
Все маршруты лежат в обход.

 

[krtek]

…Ночи плащ, луной заплатан, вскользь струится по халату,

с сада мрак взимает плату скорбной тишиной –

в нетерпении, в смятеньи меж деревьев бродят тени,

и увенчано растенье бабочкой ночной…

Что нам снится? Что нам мнится? Грезы смутной вереницей

проплывают по страницам книги бытия,

чтобы в будущем продлиться, запрокидывая лица

к ослепительным жар-птицам… До чего смешно! –

сны считая просто снами, в мире, созданном не нами,

гордо называть лгунами тех, кто не ослеп,

кто впивает чуждый опыт, ловит отдаленный топот,

кто с очей смывает копоть, видя свет иной!..

…Пес под тополем зевает, крыса шастает в подвале,

старый голубь на дувале бредит вышиной –

крыса, тополь, пес и птица, вы хотите прекратиться?

Вы хотите превратиться, стать на время мной?!

Поступиться вольным духом, чутким ухом, тощим брюхом?

На софе тепло и сухо, скучно на софе,

в кисее из лунной пыли… Нас убили и забыли,

мы когда-то уже были целою страной,

голубями, тополями, водоемами, полями,

в синем небе журавлями, иволгой в руке,

неподкованным копытом… Отгорожено, забыто,

накрест досками забито, скрыто за стеной.

…Жизнь в ночи проходит мимо, вьется сизой струйкой дыма,

горизонт неутомимо красит рыжей хной…

Мимо, путником незрячим сквозь пустыни снег горячий,

и вдали мираж маячит дивной пеленой:

золотой венец удачи – титул шаха, не иначе!

Призрак зазывалой скачет: эй, слепец, сюда!

Получи с медяшки сдачу, получи динар впридачу,

получи… и тихо плачет кто-то за спиной.

Ночь смеется за порогом: будь ты шахом, будь ты Богом –

неудачнику итогом будет хвост свиной,

завитушка мерзкой плоти! Вы сгниете, все сгниете,

вы блудите, лжете, пьете… Жизнь. Насмешка. Ночь.

 

[Copycat]

Я могу быть грубой – и неземной,
Чтобы дни – горячечны, ночи – кратки;
Чтобы провоцировать беспорядки;
Я умею в салки, слова и прятки,
Только ты не хочешь играть со мной.
Я могу за Стражу и Короля,
За Осла, Разбойницу, Трубадура, –
Но сижу и губы грызу, как дура,
И из слёзных желёз – литература,
А в раскрасках – выжженная земля.
Не губи: в каком-нибудь ноябре
Я ещё смогу тебе пригодиться –
И живой, и мёртвой, как та водица –
Только ты не хочешь со мной водиться;
Без тебя не радостно во дворе.
Я могу тихонько спуститься с крыш,
Как лукавый, добрый Оле-Лукойе;
Как же мне оставить тебя в покое,
Если без меня ты совсем не спишь?
(Фрёкен Бок вздохнет во сне: «Что такое?
Ты хорошим мужем ей стал, Малыш»).
Я могу смириться и ждать, как Лис –
И зевать, и красный, как перец чили
Язычок вытягивать; не учили
Отвечать за тех, кого приручили?
Да, ты прав: мы сами не береглись.
Я ведь интересней несметных орд
Всех твоих игрушек; ты мной раскокал
Столько ваз, витрин и оконных стёкол!
Ты ведь мне один Финист Ясный Сокол.
Или Финист Ясный Аэропорт.
Я найду, добуду – назначат казнь,
А я вывернусь, и сбегу, да и обвенчаюсь
С царской дочкой, а царь мне со своего плеча даст…
Лишь бы билась внутри, как пульс, нутряная чьятость.
Долгожданная, оглушительная твоязнь.
Я бы стала непобедимая, словно рать
Грозных роботов, даже тех, что в приставке Денди.
Мы летали бы над землей – Питер Пэн и Венди.
Только ты, дурачок, не хочешь со мной играть.

 

[Gertruda]

Осень.
Оголенность тополей
раздвигает коридор аллей
в нашем не-именьи. Ставни бьются
друг о друга. Туч невпроворот,
солнце забуксует. У ворот
лужа, как расколотое блюдце.

Спинка стула, платьица без плеч.
Ни тебя в них больше не облечь,
ни сестер, раздавшихся за лето.
Пальцы со следами до-ре-ми.
В бельэтаже хлопают дверьми,
будто бы палят из пистолета.

И моя над бронзовым узлом
пятерня, как посуху - веслом.
«Запираем» - кличут – «Запираем!!
Не рыдай, что будущего нет.
Это - тоже в перечне примет
места, именуемого Раем.

Запрягай же, жизнь моя сестра,
в бричку яблонь серую. Пора!
По проселкам, перелескам, гатям,
за семь верст некрашеных и вод,
к станции, туда, где небосвод
заколочен досками, покатим.

Ну, пошел же! Шляпу придержи
да под хвост не опускай вожжи.
Эх, целуйся, сталкивайся лбами!
То не в церковь белую к венцу -
прямо к света нашего концу,
точно в рощу вместе за грибами.

Иосиф Бродский