Стихи

Touareg

to kalon epieikes
Да вы здесь не сможете, - кремниевый, стальной ли вы.
Ловите попутку,
отчаливайте, не жалея.
Заводы по производству слова приостановлены,
конвейер метафор простаивает, ржавея.

Езжайте в свой город, воссоединитесь с близкими,
ступайте направо, налево и к чертовой матери.
В лаборатории смыслов
зарплаты такие низкие, -
уходят даже отчаянные фанатики.

Осядете в мегаполисе ли, в поселке ли,
найдете работу без лишнего геморроя.
В церквях алтари пылятся -
бабули в платках веселеньких
не молятся больше Лирическому Герою.

Здесь нет ничего, о чем вы, верно, наслышаны;
здесь нечего людям читать ни весной, ни к жатве.
Уже сто лет жизнь не складывается личная
у нашего Бога.
Вот сложится - приезжайте.

© Каитана
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бесмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
А.Блок
 

zzz

инвалид умственного труда
Просвет между явью и сном положительно легче
Держать при себе, чем дождливые слёзы рожденья.
Печалью о юноше сыне ложится на плечи
Поношенный плащ долгожитель полос отчужденья.

Пойдёт на меня нищета со щитами рекламы
Мобильною улицей пива, и гула, и пыла.
Умру, но не в перечень камень краями-углами:
Одно моё имя, одно моё слово – могила!

Услышь хоть себя, оглоушная ночь наущений,
Возмолчь серебристое полчище тополем брани –
Откуда и сердце берётся за рёбра ущелий
Из жалостной вечности нас привечать не-рабами.

Удельное ложе поглубже постелет предлогу
Ладонь полнолунья, в её белоснежном каленьи
Настольною лампой, – к единому лону, ей-Богу,
С небесным поклоном дойдёт караван поколений.

Верни мне мой хлеб предложенья, о женского нимба
Божественный свет и система Твоя корневая,
Аллейная, вечное-мимо-сыновнему, ибо
Ни с места я в жизни, покорностью околевая.
илья риссенберг
 

BrainDamage

Пользователь
Зинаида Гиппиус

ДО ДНА

Тебя приветствую, моё поражение,
тебя и победу я люблю равно;
на дне моей гордости лежит смирение,
и радость, и боль — всегда одно.
Над водами, стихнувшими в безмятежности
вечера ясного, — всё бродит туман;
в последней жестокости — есть бездонность нежности,
и в Божией правде — Божий обман.

Люблю я отчаяние мое безмерное,
нам радость в последней капле дана.
И только одно здесь я знаю верное:
надо всякую чашу пить — до дна.

1901
 

Touareg

to kalon epieikes
Осень. Оголенность тополей
раздвигает коридор аллей
в нашем не-именьи. Ставни бьются
друг о друга. Туч невпроворот,
солнце забуксует. У ворот
лужа, как расколотое блюдце.

Спинка стула, платьица без плеч.
Ни тебя в них больше не облечь,
ни сестер, раздавшихся за лето.
Пальцы со следами до-ре-ми.
В бельэтаже хлопают дверьми,
будто бы палят из пистолета.

И моя над бронзовым узлом
пятерня, как посуху - веслом.
"Запираем" - кличут - "Запираем!"
Не рыдай, что будущего нет.
Это - тоже в перечне примет
места, именуемого Раем.

Запрягай же, жизнь моя сестра,
в бричку яблонь серую. Пора!
По проселкам, перелескам, гатям,
за семь верст некрашеных и вод,
к станции, туда, где небосвод
заколочен досками, покатим.

Ну, пошел же! Шляпу придержи
да под хвост не опускай вожжи.
Эх, целуйся, сталкивайся лбами!
То не в церковь белую к венцу -
прямо к света нашего концу,
точно в рощу вместе за грибами.
Бродский
 

SNZme

Камертон
заслужи себе право корчиться в темноте, перебирать да думать, что всё не те; встань на холодный пол, застели постель, позаботься там о коте. это легко - лежать и скулить, неметь, чувствовать, как на спину ложится плеть. тот попадает в клеть, кто построил клеть, тому там и умереть.

у меня никакого права на мрак и ил - слишком мало любил, о главном не говорил, дом не построил, закона не преступил, даже кошку не приручил. промежуток - не кризис, не подростковый бунт. стариков и детей спасут, а тебя - под суд, потому что вот так мертветь, будучи живой, - это против самой вселенной как таковой.

мне давно уже тошно просто стоять, смотреть на все эти попытки сдаться и онеметь, потому что вся жизнь зависит, на самом деле,
от того, кто из нас останется в этом теле.

(с) Сидхнётт
 

Single-Single

Местный
Дождик лил как из ведра.
Я открыл калитку
И увидел средь двора
Глупую Улитку.
Говорю ей:
- Посмотри, Ты ведь мокнешь в луже.
А она мне изнутри:
- Это ведь снаружи...
А внутри меня весна,
День стоит чудесный!
- Отвечала мне она
Из скорлупки тесной.
Говорю: - Повсюду мрак,
Не спастись от стужи!
А она в ответ: - Пустяк.
Это ведь снаружи...
А внутри меня уют:
Расцветают розы,
Птицы дивные поют
И блестят стрекозы!
- Что ж, сиди сама с собой!
- Я сказал с улыбкой.
И простился со смешной
Глупенькой Улиткой.
 

Crack-ghost

Местный
Уитмен

…И ребенок спросил: что такое трава?
взрослый или младенец, жива иль мертва?
Я ответил ему: я спешу, мы спешим,
наши души – в приборных панелях машин,
а тела наши жить успевают едва –
ну откуда мне знать, что такое трава?

…Говорят, что однажды, не знаю, когда –
разозлится на город большая вода,
и появятся женщины цвета воды,
на асфальте ночном оставляя следы,
и тогда – молодые, в летах, старики –
мы войдём в ледяные объятья реки.

По следам, по следам, выбиваясь из сил,
погружаясь до бёдер в коричневый ил,
будем молча брести много дней, много лет,
до тех пор, пока снова не выйдем на свет –
в том краю, где ни войн, ни болезней, ни ран,
в том краю, где впадает река - в океан.

и когда мы туда доползём, добредём –
то мы станем водой, и мы станем дождём,
превратимся в траву, но сперва, но сперва
наконец-то поймём, что такое трава.
 

Touareg

to kalon epieikes
По-прежнему
ветер залезает под одежду
с надеждой отыскать в карманах ценное
наивный
я уже давно обчищен ливнями,

Простыл
как бы в шарф не кутался,

Бесцеремонно огни транжирила улица
Встречались имена женские - привычные
что не коробок
то снова со спичками,

А осенью хочется чего-то интересного
то ли мяса
то ли незнакомку с именем Петра
Существует же такое место
с бараниной
с блондинкой
и без ветра?
Илья Качинский
 

Touareg

to kalon epieikes
- Примите шторм, —
мне в телефон кричат,
я слушаю
и радуюсь, и верю…
А ветер вдруг
без стука, сгоряча,
в мой тихий дом
распахивает двери…
Я не боюсь
разгневанных ветров,
бросаюсь с ожиданьем,
к ним навстречу,
они взорвут
молчанье вечеров,
упругий плащ
накинут мне на плечи.

Какая свежесть
разлита вокруг!
Я к грозным тучам
выхожу с доверьем,
ловлю
летящих капель дробный звук
и слышу,
как сражаются деревья.
Я вместе с ними
этот воздух пью,
и каждый шаг
мне достается с бою…

Я никогда
теперь не уступлю
предательскому подлому покою.
Моя любовь,
тебя не знаю я,
с лицом открытым,
ты такой лишь снилась.
Как не похожа ты
в неистовстве дождя
на ту,
что в комнатной тиши таилась.

…Врывайся, вихрь,
я не задёрну штор,
не спрячусь в страхе,
не забьюсь под крышей!
Ты слышишь, жизнь,
я принимаю шторм,.
я принимаю шторм,
любовь,
ты слышишь?

Елена Жилкина
 

zzz

инвалид умственного труда
Что въ имени тебѣ моемъ?
Оно умретъ, какъ шумъ печальной
Волны плеснувшей въ берегъ дальной,
Какъ звукъ ночной въ лѣсу глухомъ

Оно на памятномъ листкѣ
Оставитъ мертвый слѣдъ, подобной
Узору надписи надгробной
На непонятномъ языкѣ.

Что въ немъ? Забытое давно
Въ волненьяхъ новыхъ и мятежныхъ,
Твоей душѣ не дастъ оно
Воспоминаній мирныхъ, нѣжныхъ.

Но... въ день печали, в тишинѣ
Произнеси его, тоскуя;
Скажи: есть память обо мнѣ,
Есть въ мірѣ сердце гдѣ живу я...

5 янв. 1830 С.Пб.​
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Если до сих пор нигде вы
Не встречали королевы, —
Поглядите — вот она!
Среди нас живёт она.

Всем, направо и налево,
Объявляет королева:

— Где мой плащ? Его повесьте!
Почему он не на месте?

У меня портфель тяжелый -
Донесешь его до школы!

Я дежурной поручаю
Принести мне кружку чая
И купите мне в буфете
Каждый, каждый по конфете.

Королева — в третьем классе,
А зовут её Настасьей.

Бант у Насти
Как корона,
Как корона
Из капрона.
А.Барто
 
загадал, когда вырасту, стать никем.
камер видеонаблюдения двойником.
абсолютно каждым, как манекен.
мыслящим сквозняком.

как оступишься в биографию - сразу жуть,
сколько предписаний выполнить надлежит.
сразу скажут: тебе нельзя быть листок и жук.
надо взрослый мужик.

нет, я мудрый ящер, живущий среди пещер.
иногда я склоняюсь к спящему под плащом
и пою ему на ухо: мир бесконечно щедр.
ты теперь прощён.
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Я бы тебя на руки взял,
Я бы тебя взял и унес,
Тихо смеясь на твои «нельзя»,
Вдыхая запах твоих волос.

И, не насытившись трепетом тел,
Стуком в груди нарушая тишь,
Всё просыпался бы и глядел,
Плача от радости, как ты спишь.

Я бы к тебе, как к ручью, приник,
Как в реку в тебя бы вгляделся я.
Я бы за двести лет не привык
К бездонной мысли, что ты моя.

Если бы не было разных «бы»,
О которые мы расшибаем лбы.
Плисецкий Г.
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Цветов! огня! вина и кастаньет!
Пусть блещет «да», пусть онемеет «нет»!
Пусть рассмеется дерзновенное!
Живи, пока живешь. Спеши, спеши
Любить, ловить мгновенное!
Пусть жизнь за счастье сдачи даст гроши, —
Что толку в том, когда — все тленное?!
Пой! хохочи! танцуй! смеши!

Воспламенись! всех жги! и сам гори!
Сгори! — что там беречь?!
Рискуй! рубись! выигрывай пари!
В свой фаэтон сумей момент запрячь!
Сверкай мечом! орлом пари!
Бери!!
И.Северянин
 

Gertruda

Один коготок увяз - всей птичке пропасть)))
Перед лицом пожизненного долга
Растут мои просчёты и долги.
И наседает бестолочь без толка,
И никому не скажешь: помоги!

Ты - одиночка. И тебе отстрочки,
Как иволги, не видеть в январе,
И намертво поставленные точки
Мгновенно превращаются в тире.

И мир земной прекрасен и распутен.
Одновременно - мелок и глубок.
И должен быть не взорван, а распутан
Гармонии запутанный клубок.
М. Дудин
 

zzz

инвалид умственного труда
Поэзия заголовков

"В зоопарке Китая панда съела павлина".

Игорь Северянин просто, поэт упадка.


Ты стоишь причитая, так волшебно-невинно,
Мой серебряный мальчик, мой задумчивый паж:
"В зоопарке Китая панда съела павлина,
И не спас чудо-птицу незадачливый страж".

Как кричала, о боги, драгоценная птица,
Будто в ад погружаясь ко злодею в нутро.
Кровь на стеблях бамбука мне сегодня приснится,
И в зубах у медведя - золотое перо.

Видео по теме (ШОК)

 

zzz

инвалид умственного труда
видео с ограниченным доступом почему-то выдает))
например, вот. и еще немного фигни от игоря-северянина

ЛАНДО, ТРАМВАЙ И... ИЗВОЗЧИКЪ.

Она сошла съ крутого тарантаса
И, наглая, взошла на пароходъ.
— Васъ какъ зовутъ? — „Меня зовутъ Инстасса“.
— Вамъ сколько лѣтъ? — „Мнѣ двадцать пятый годъ“.

— Я буду плоскъ: я Вами въ сердце раненъ.
„Мерси, мерси; но кто Вы, джентльмэнъ?
— Почти поэтъ: я Игорь Сѣверянинъ...
„Читала васъ“... Любезностей обмѣнъ.

Попалась намъ уютная каюта,
Проходитъ ночь капризами принцессъ...
Въ Инстассѣ много тонкаго уюта,
И каждый жестъ — изысканный эксцессъ.

etc
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Кто любит прачку, кто любит маркизу,
У каждого свой дурман, —
А я люблю консьержкину Лизу,
У нас — осенний роман.

Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой, —
Смешна любовь напоказ!
Но все ж тайком от матери строгой
Она прибегает не раз.

Свою мандолину снимаю со стенки,
Кручу залихватски ус...
Я отдал ей все: портрет Короленки
И нитку зеленых бус.

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,
Грызем соленый миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу,
Нас греет русская шаль.

А Лизин кот, прокравшись за нею,
Обходит и нюхает пол.
И вдруг, насмешливо выгнувши шею,
Садится пред нами на стол.

Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель...
У Лизы чудесные теплые ручки
И в каждом глазу — газель.

Для нас уже нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы,
Раскрылась створка дверей...
И Лиза уходит, потупив ресницы,
За матерью строгой своей.

На старом столе перевернуты книги,
Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги,
И стул опрокинут в углу.

Для ясности, после ее ухода,
Я все-таки должен сказать,
Что Лизе — три с половиною года...
Зачем нам правду скрывать?
С.Черный
 
Сверху