Скорей, конечно, это песня, чем стихотворение, т. к. рифма выдержана не везде с целью создания определённого эмоционального эффекта.
Человек с золотыми волосами (моя сказка)
В далёкой деревне,
За чёрными скалами,
За морями и океанами
Жил старый охотник, желавший покоя,
Покуда в бою он неравном
Нашёл противника совсем непростого:
Его раны алели на теле,
А кожа засохла от гноя,
Голос охрип, руки дрожали,
Задыхался второй день он от зноя.
Кто бы помог, кто бы отмыл грязь и пот?
Только один был помощник,
Но тот не имел ни забот, ни хлопот;
Его думы-святыни лишь во имя себя,
Не знал он более праздной отрады,
Чем на закате летнего дня
Петь и гладить золота пряди,
Прекрасных влас своих
И восторженно дивиться закату.
Но вскоре пристали милому юноше
Крики молебные и стоны с двора:
«Эдриан, принеси с гор далёких (умоляю!) тысячелистника
мне до утра,
Уж больно настигла зараза - вот ведь проклятье,
Терпеть невозможно, помилуй!»
«Что же поделать,» - вздохом унылым
Отозвался племянник, целуя распятье.
«К чему торопиться, дурной вздор,
до чего бесполезные муки!» - думал Эдриан в дороге,
Устремляя ясный взор на зелень и цветы в округе.
А мысли были лишь об одном, о самом прекрасном
На Свете - о том, что ярче лазури голубой,
О том, что красивей золотистого колоса,
Пред чем не смогла ещё устоять ни одна
Красавица-девица, танцовщица иль певица,
Обладательница соловьиного голоса.
Синие очи глубиной в океан,
Златые кудри конца-края не знали:
Манили к себе, раскрепощая целомудренных дам
И удовольствие им доставляли.
Пожалуй, превртник Эдриан был в одном лишь хорош,
И к чему Сила Божья красотой одарила?
Тем временем, нарвавши тысячелистника цвет,
Прекрасный юнец повернулся домой,
Отягощаемый муками скуки.
Как слышится голос в ночи: «Ну-ка, постой!»
А сердце-то дрогнуло в груди: что же за нечисть настигла?
Коли провинился я, не зная больше науки,
Чем наука любви?
И наук стыда..?
«Да к чему же все разговоры! Эй, парень, давай-ка, пригнись,
Посмотри ты на землю, поторопись!»
Поспешно Эдриан поднимает с земли
Частицу ада, отродие тьмы,
Не имевшее (бедное!) ни руки, ни ноги..
То была голова, голова человека,
Быть может, именно года стёрли с неё всё человечное?
«Не бойся меня, я не враг и не друг,
Но добро сотворить я могу.
Если ты хочешь насытиться вдоволь,
Обратить время в вечное, овладеть всем вокруг,
То помощником буду воплотить сию мечту», -
Сказала голова совершенно бесстрастно.
«Хорошо говоришь, но что же попросишь взамен?»
«Коли любишь достаток да барышень распутных:
Что делаешь ты – судьбою опасно,
Но дело это лишь твоё, я не буду к этому причастна,
Поэтому я злато волос тебе дарую,
И покуда соблазнишь ты деву очредную –
Поцелует она тебе прядь – вот и готов драгоценности слиток.
Отмерь да отрежь, живи в сладость. И так опять
Каждый день напролёт, и золота будет гора: сколько хочешь!»
«Заманила меня ты, чертова глава, но всё-таки:
Что же ты ждёшь от меня?» - спросил юноша.
«А ты будешь статных девиц водить, вот и вся хитрость.
Наверное, нам уже пора, пора домой поторопиться!»
И взял Эдриан голову вместе с собой,
Завернул её в мешок вперемешку с травой.
На утро стал старик поправляться,
Помогло ему чудо-растение, но
Не знал он ничуть о той части тела,
Что лежала у Эдриана и дивно лелеяла его слух.
Но тем не менее она исполняла обещанье,
Данное беззаботному и незаботливому юнцу:
Не счесть прекрасных дев пришедших,
Не счесть и золота горы,
Как дама красы необыкновенной
Заставила юношу признаться в любви.
Никто не ожидал столь грустного исхода,
Ведь он теперь принадлежал лишь одной,
Одной единственной, прекрасной, не нужен был ему никто другой.
Что же случилось с ним? Сам дьявол будто строит козни!
Хоть драгоценностей и так уж слишком много, к чему тут лишняя тревога?
А вот к чему: забыл совсем красавец о чертовке-голове,
С которой он совсем недавно заключил согласие. А она пропала,
Нет её нигде.
Будто не было и вовсе никогда.
Подумал Эдриан: «Раз уж ушла, то пусть не возвращается, больно ты нужна. Я получил всё, что хотел, и даже больше»
Не догадался он, что голова теперь уж на скамеечке двора
Сидит и греется под солнцем. И ждёт чего-то, мирно ждёт, слегка сопя порою.
Но вот однажды, под сумеречным пологом ночи,
В тени глубокою лесов
Шло тело шагом великана, не разбирая под собою
Ни оврагов, ни дорог.
«Щёлк», - раздался звук. Засов
Открылся, и распахнулась дверь:
«Куда ты денешься теперь,
Ты, ты, милый мальчик?» - то была словно чёрта голова,
Которая недавно со двора
Исчезла, забранная телом.
Теперь она сидит на должном месте,
Набравшаяся сил:
Ведь Эдриан ей подарил всю плоть души своей,
Все крохи радости, восторга и желания.
«А вот, что должен ты взамен», - сказала голова. –
« Весь ты покроешься златым металлом,
Не будет больше власти у тебя над ним:
Коль хочешь выжить, придётся отрезать себе не только волос, но
И руки, ноги.. Хотя тебя и это не спасёт!
Твой драгоценный прах с собою унесёт
Попутный ветер, что над морем оплакивает души утопленников. Ты сродни им»
И с этими словами удалилось тело с головой своей вновь приобретённой.
Эдриан в смятении: обманула голова, нет мне прощения!
Ведь знал, что с дьяволом дела
Дают отвратные плоды. И со всем его отродьем.
Потом, на следующий же день,
Пришла невеста Эдриана:
«Почём грустишь, мой милый, где твоей души отрада,
Что согревала всю меня дни и ночи напролёт?»
«Помилуй, любимая моя,
Я не знаю, что стряслось со мною.
Согласие с чёртовой головой заключено,
Сглупил, не думал ни о чём. Хотел я счастья и богатства.
Но не повстречался бы с тобою,
Если это исчадье ада
Не вздумало бы пошутить»
«И правда. Но даже нашей любовью
Я не смогу тебя спасти!
Если уж дьявола в дом приволок, не жди от него ты пощады,
Он в два счёта расправится с тобой.. О Господи, прости!»
Поцеловала она умиравшего в лоб и встала с колен,
Взяв топор, отсекла голову красавцу:
«Ну что ж, заслуживаешь ты теперь,
Как все почётные златовласые главы,
Лежать в горах на траве и, поверь,
Тебе не найдётся там равных!»
И с этого дня голова Эдриана
Лежала на скалистой горке –
К такой манящей красоте без изъянов
И вправду трудно придраться;
Из всех лежащих голов в том краю
Она была самой опрятной,
Ласкаемая бархатным ветром и шумом лесов,
Внимающая их частые сплетни,
И у лужицы
Она тихонько любовалась своим отражением под сенью васильков,
Так, чтобы её никто не заметил.
