Начинать пришлось на пустом месте. Референт Друбецкой-заде
(да-да, тот самый!) притащил в кабинет начальника сочинения
Куприна, Мопассана, Ремарка и прочую сомнительную литературу.
Новопредставленный обществу министр долго рассматривал яркие
обложки, но открыть ни одну из книг так и не решился. "Я это
все прочел, когда еще пешком ходил! -- заявил он референту. --
Это нам не подходит, мы пойдем другим путем. Довольно равняться
на западную технологию!"
Для министерства было специально выстроено
двадцатипятиэтажное здание весьма символической формы. Павел
Янович пошел собирать материал к гостинице "Интурист".
"Отзынь, совок!" -- сказала ему первая попавшаяся
красавица и назвала сумму, которую она берет в валюте. Залубко
охнул, обрадовался, и, не теряя времени, истратил на красавицу
выделенные министерству доллары. При этом он не уставал охать,
присвистывать и пользоваться персональным компьютером, что
красавицу весьма раздражало. Наконец на дисплее показалась
цифра прибыли столь высокая, что Павел Янович, не покидая
красавицы, телефонировал цифру в вышестоящие органы.
Там тоже охнули и отпустили на первое обзаведение кредиты,
потребные для строительства одного авианосца, двух театров,
четырех стадионов и музея восковых фигур на полмиллиона голов.
"Я поверну эти денежные реки в государственный карман!" --
публично заявил Залубко и установил себе неслыханный в истории
оклад денежного содержания в швейцарских франках. "Хоть пожить
по-людски!" -- думал он.
По всей стране независимо от региональных и национальных
особенностей было заложено две тысячи пятьсот... долго думали,
как окрестить объекты. Старое название никуда не годилось.
"Паблик хауз" по-английски -- это простая пивнушка, можно так
дезориентировать иностранцев. Кроме того, многие библиотеки
носят у нас название "публичных", но это вовсе не значит, что
их сотрудницы готовы разделить свой пламень с любым читателем.
Друбецкой-заде зарылся в историю и через некоторое время вылез
оттуда со словом "вертеп". Закипела было работа на объектах
"Главвертепстроя", "Востсибвертепстроя", "Дальвертепстроя", но
ненадолго -- никто не знал, на что должен походить вертеп: на
больницу, дискотеку или площадку для откорма молодняка.
Строительная программа с треском провалилась. Павел Янович
кинулся за консультацией к давешней красавице. "Да я хату
снимаю на Кутузовском!" -- похвасталась красавица. Залубко
завысил сулимую сумму прибыли и добился выделения на нужды
министерства большого числа вновь построенных жилых домов. Но
возникли финансовые органы: а как вы контроль будете
осуществлять? Кто знает, чем будут заниматься ваши сотрудницы
там, за закрытыми дверями? Павел Янович велел ломать к чертовой
матери двери и перегородки, чтобы все было на виду и под
контролем, а посредине -- будка мастера.
Наконец все было готово. Но первая же комиссия отметила и
строго указала на отсутствие наглядной агитации. Павел же
Янович, вместо того, чтобы навырезать картинок из любимого
"Плэйбоя", распорядился вывесить социалистические
обязательства, скользящие план-графики их выполнения и доску
почета. Со скрипом стали внедрять бригадный подряд.
Только через три месяца после официального, с телевидением
и Пугачевой, открытия первые сотрудницы, заливаясь девическим
румянцем, переступили порог первого заведения. Оттрубив с
восьми до семнадцати первую рабочую неделю и не дождавшись ни
одного клиента, российские путаны возобновили прежний промысел
в нерабочее время.
Еще хуже дело обстояло на местах. Направляемые туда
столичные специалистки неизменно попадали в номенклатуру, а
местные не могли преодолеть еще жгучего провинциального стыда.
Пришлось прибегнуть к оргнабору, ввести дополнительные льготы:
бесплатное питание и обмундирование, состоящее из черного
бушлата, черной сиротской шапки и черных же сапог-чулок за три
рубля. На бесплатное налетели вокзальные побродяжки; в качестве
же клиентов являлись через окно их прежние друзья, с которых
никакого навару. Через окно -- потому что для посещения вертепа
требовался паспорт, автобиография и анкета из девяносто восьми
пунктов, а ничего этого у бичей не было сроду.
Экспериментальный молодежный вертеп "Зорюшка" поначалу
пользовался успехом, потому что там играла знаменитая
рок-группа "Бляха-муха". Но в один прекрасный день туда явились
несколько молодых людей, отслуживших в Афганистане, в считанные
минуты разгромили вертеп, настыдили девиц и набили рожи
бляхам-мухам. Развалины вертепа еще долго пользовались дурной
славой.
На Павла Яновича снова начали поглядывать с
неудовольствием. В третий раз кинулся Залубко к красавице.
"Ладно уж, малахольный!" -- сжалилась она и свистнула боевых
подруг. Потребовав для себя кучу льгот и отмены бюрократических
рогаток, путаны столицы организовали образцово-показательный
вертеп, который отличался от провинциальных, как "Березка" от
вологодского сельпо. В книге посетителей появился восторженный
отзыв стодвадцатилетнего американского миллиардера, ставшего
еще большим другом нашей страны. Был даже проведен телемост с
коллегами из Сан-Франциско, причем наши девицы были
необыкновенно сильны в идеологии. Но если бы даже патриотически
настроенные за валюту девицы работали двадцать четыре часа в
сутки, это не могло покрыть убытков на местах.
А тут еще как на грех одна известная журналистка ненадолго
сменила профессию и разразилась в "Литературке" гневной
статьей. В статье она как женщина, мать, жена и любовница
нелицеприятно указала, что вертепы работают в неудобное для
трудящихся время, персонал разворовывает импортные
контрацептивы, в буфетах нахально торгуют спиртным с бешеной
наценкой, белье, как и в поездах, постоянно влажное, повсюду
антисанитария и самый настоящий разврат! Все грехи, как всегда,
были свалены на школу, комсомол и буржуазную идеологию.
Павла Яновича хотели потихоньку спровадить на пенсию, но
он по глупости заартачился и пообещал потянуть за собой на дно
жизни всех высоких покровителей. Покровители перепугались и
упрятали его в Заведение, а заодно отправили туда сильно много
знавшего референта Друбецкого-заде.
Михаил Успенский. Чугунный всадник