В советской школе изучали все что угодно, но только не сюжеты литературных произведений. Мне самому из школы смутно вспоминаются всякие «образы» - Герасима, барыни, даже Муму - но ни одной не хоть бы попытки объяснить, как и почему случилось то, о чем, собственно, весь рассказ Тургенева. Всё что угодно, но не сюжет.
Мой пытливый френд допросил в детстве с пристрастием аж шесть разных учительниц – но ни одна не смогла ответить ему на простой вроде бы вопрос. Очевидно, не потому, что они хотели скрыть правду от въедливого школьника; по всей видимости, они САМИ НЕ ЗНАЛИ. Их этому не учили в их педвузах, а самим подумать над ответом – не догадались. А зачем? Такого вопроса ведь нет в программе.
Хотя он есть даже в дворовой песне – из тех, что школьники сами поют друг другу в подворотнях. Помните – на мотив из «Генералы песчаных карьеров»:
Зачем Герасим утопил Муму,
Зачем, зачем? И почему?
Уж лучше я бы сам пошел ко дну…
Зачем Герасим утопил Муму?
Присутствие аж в школьном фольклоре – серьезный индикатор. Хулиганы-двоечники, порой не знающие / не помнящие из школьной программы практически ничего, тоже реагируют на этот вопрос – значит, они его по крайней мере понимают! Даже в их девственной памяти Муму за что-то цепляется! Разбередил Тургенев, сам того не желая, детские неокрепшие души, ничего не скажешь…
Что ж, давайте попробуем ответить на вопрос. Лучше, как говорится, поздно, чем никогда.
Был ли это бунт?
Прежде всего, сюжет. Я вот, грешным делом, только что перечитал «Муму» - наверно, впервые с 5 класса. Думал, что придется насиловать себя – ан нет. Читается на диво легко, и такая великолепная проза, что… эх, но я отвлекся. Итак, сюжет в самом кратком виде. Герасим – от рождения глухонемой дворник у старой, вздорной, доживающей последние годы московской барыни, чей «день, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер был чернее ночи» (блин, мы в пятом классе не понимали, как красиво Тургенев излагает; а ведь лучший стилист в русской классике!). Герасим в минуту самого черного отчаяния завел себе собачку… (Кстати, а какой породы была Муму, кто знает? Думаю, никто, но вот всезнающая Вики сообщает, что Муму была спаниелем). Глухонемой дворник полюбил Муму всей душой, но вздорная барыня однажды приказывает от Муму избавиться. Первый раз ее похищают и продают, но Муму перегрызает веревку и возвращается к безутешному Герасиму. Второй раз Муму уже приказывают убить, Герасим сам берется выполнить это поручение. Он топит собаку в Москва-реке, а потом самовольно уходит со двора в свою деревню (не так уж далеко от Москвы, 35 верст). Барыня вскоре умирает, за «побег» Герасима никак не наказывают.
Описания собаки у Тургенева дико трогательны. Читатель, а уж особенно пятиклассник, безоговорочно верит, что Герасим видит в ней единственного друга и любит по-настоящему, да и Муму обожает своего дворника. Зачем, чего ради он ее убивает?? Если он все равно в итоге сбежал – зачем??
На самом деле поступок Герасима взрывает одну из ключевых мифологем, лежащих в основе советского, не побоюсь этого слова, мировоззрения: о бунте как источнике справедливости. Ведь чему учили советских пионеров с октябрятского возраста? Надо, дескать, чтобы угнетенные восстали против эксплуататоров – и тут-то все противоречия разрешатся, наступит ЩАСТЬЕ. А Тургенев вдруг говорит – нет, нифига. Личный бунт не стирает программы повиновения. Можно сбросить иго эксплуататоров – и продолжать при этом выполнять их же приказы.
Кстати, туда же, в эту копилку – Катерина из «Грозы» Островского (тоже школьная программа). Катерина убивает, правда, не Муму, а себя – но и тут впору спросить «зачем?»; это ведь тоже бунт – что и подметил Добролюбов и из-за чего обозвал Катерину «лучом света в темном царстве». Если Герасим решил взбунтоваться против барыни – почему он не берет с собой любимую собаку? Если Катерина решила взбунтоваться против своего окружения – почему она убивает себя? Что же это за бунт такой – который не освобождает??
Вопрос для советской действительности вовсе не праздный; его можно было бы задать «пролетариям», которые, если верить тем же советским источникам, дружно восстали в 17-м году против «эксплуатации и ига капитала» - однако уже начиная с конца 20-х и долгие десятилетия после стали работать на заводах при таких нормах эксплуатации, которые царской России начала века и не снились: за пайку, при полном запрете забастовок, с постоянно понижаемыми расценками, с драконовскими наказаниями за опоздания, ненормированном рабочем дне и запрете менять работу по собственному желанию…
Это один ответ.
Это рок?
А можно другой – для него нам надо провести параллели из мировой литературы. Герасим убил единственное живое существо, которое любил. Но, как через некоторое время после Тургенева скажет Оскар Уайльд, «Мы всегда убиваем тех, кого любим». В «Балладе Редингской тюрьмы»:
Ту женщину он больше жизни любил,
Ту женщину он убил.
Это фатум, рок. Некая неправильность, заложенная не то что даже в человеческой природе, а в мироздании. Кто вообще сказал, что глухонемой дворник относился к барыне так же, как мы – то есть как к мерзкой, никому не нужной старухе? Возможно, она и была для него, никогда в жизни не слышавшего звуков человеческого голоса, кем-то вроде земного воплощения безличного Рока. Он выполнил её предписание – да, жестокое; ну а разве справедливо, разве не жестоко было для него вообще родиться лишенным дара речи и слуха, в качестве живой вещи какой-то старушонки?
И тут мы переходим к третьему возможному ответу – который, правда, советскому школьнику (и советскому учителю) вообще едва ли мог прийти в голову… но вполне, даже наверняка был понятен самому Тургеневу – так как он, безусловно, хорошо знал Библию.
Да-да. В «Муму» воплощен один из самых знаменитых библейских сюжетов, причем еще из Ветхого Завета – об Аврааме и Исааке. Напомню: бог приказывает праведнику Аврааму принести в жертву своего единственного и безгранично любимого сына – Исаака. Авраам стар, его жена тоже, и он знает, что никаких других детей у него не будет. Тем не менее Авраам берет Исаака, жертвенные принадлежности и отправляется на гору – приносить сына в жертву.
Вся эта коллизия представлена в хрестоматийном произведении Тургенева: в роли Авраама – Герасим, Исаак – это Муму, а барыня представляет для Герасима именно бога, требующего жертвы. Во всяком случае, градус эмоциональной привязанности едва ли сильно различен у Авраама и у Герасима.
Кьеркегор, датский философ, один из основоположников экзистенциализма, в своем знаменитом эссе об Аврааме с тем же отчаянным пылом и страстью, что и наши пятиклассники, бьется над загадкой: ЗАЧЕМ Авраам ведет на заклание своего сына? Тем, кто не читал, очень рекомендую прочесть эту, одну из самых знаменитых философских работ в истории; Кьеркегор, думаю, потому и стал у истоков мощнейшего философского течения, что сохранил в себе до зрелости силу и энергию такого вот детского, наивного недоумения, возникшего в школе, при чтении Библии.
ЗАЧЕМ?? Ведь у Авраама ничего дороже нет и не будет (и у Герасима, заметим, ничего дороже Муму нет и не будет). Кьеркегор, помнится, в поисках аналогий озирает мировую литературу и находит похожее в «Илиаде»: там флот ахейцев застревает на пути к Трое, так как все время дует неблагоприятный ветер и море неспокойно; весь поход оказывается под угрозой, и жрецы докладывают: мол, это Посейдон разгневался и требует в жертву себе дочь Агамемнона. Агамемнон, один из предводителей греков, в жутком горе, но все-таки дочь в жертву приносит. Море успокаивается, и греки продолжают поход.
Вот, казалось бы, полная аналогия! Однако Кьеркегор тут же осекается, и в итоге через эти два примера проводит разницу между социальным подвигом и экзистенциальным. Агамемнон-то приносит в жертву обожаемую дочь, и тоже по требованию бога – но делает это в рамках СДЕЛКИ, и с понятной целью. Ради общества! Жертвует самым дорогим «для други своя». Жертва Агамемнона страшна, величественна, ужасна – но и понятна. Виден результат – корабли в пути.
Однако Авраам – и, заметим, Герасим – совсем в другом положении! Им-то Высшая сила ничего не обещает взамен. Она просто требует повиновения. Требует отдать самое дорогое НИ ЗА ЧТО.
В итоге мы здесь вполне можем сказать, что Тургенев, не много не мало, формулирует альтернативную версию Библии, по крайней мере, одного из ключевых библейских сюжетов. Он – задолго до всякого там Булгакова – как бы задается вопросом, проводит мысленный эксперимент: а что было бы с Авраамом, если бы бог ПРИНЯЛ-таки его жертву (а не подменил, как следует из священного текста, в самый последний момент на жертвенном алтаре Исаака на барашка)? И Тургенев дает свой ответ: рука Авраама бы не дрогнула, сына бы он убил… Но на этом бы вера Авраама кончилась. Он бы «отшатнулся от бога» - как Герасим ушел от своей барыни без оглядки.
И, возможно, вскоре после этого бог бы умер (как умерла вскоре после ухода Герасима барыня). Впрочем, это уже Ницше…
Что детского в "Муму"?
Таков третий ответ. Но есть и четвертый – мне он нравится больше всего. И тут для начала надо оговорить вот что: а почему вообще «Муму» у нас проходит в категории «детской литературы»? Что в «Муму» детского? Начать хотя бы с того, что там нет такого вроде бы обязательного атрибута детской литературы, как хеппи-энд.
«Муму» - вполне жесткая, взрослая проза. Собственно, кому вообще могло прийти в голову, что рассказ о том, как человек хладнокровно убивает своего самого лучшего и единственного друга – это «для детей»?
Там один аспект, который можно отнести к «детским»: а именно, «Муму» - это ведь еще и рассказ о предательстве доверившегося. Сильный и добрый, вместо того чтобы защитить, предает и убивает слабого и беззащитного, причем СЛЕПО доверяющего. «Наконец Герасим выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму, поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее... Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки...»
Думаю, именно поэтому про «Муму» поют дворовые песни: этот рассказ реально травмирует детскую психику. Потому что с кем ассоциировать себя ребенку, читающему рассказ? – ну ясно, что не с Герасимом. И точно не с барыней, которая ребенком вообще однозначно воспринимается как злая ведьма из сказки. Малолетний читатель ассоциирует себя именно с Муму. И тогда вопрос, который мы тут всё обсуждаем, звучит совсем уж трагически: «Зачем Герасим убил МЕНЯ?» За что? Как же так?? Главная проблема – для ребенка – даже не в том, любил или не любил Герасим собаку, о чем мы тут которую страницу перетираем; ребенка волнует другое. Ведь Муму его любила! Как можно убить того, кто тебя любит?
А потому что приказали.
Заметим: не потому, что Герасим боялся какого-то наказания в случае непослушания. Тут о наказаниях вообще речь не идет. Герасим убил, потому что вообще не имел в сознании, как оно может быть иначе.
И тут мы видим, что «Муму»-то написана, пожалуй, на самую актуальную русскую тему. И потому история и сейчас звучит так обжигающе (не верите – перечитайте!) Дело в том, что в «Муму» обсуждается важнейший русский вопрос… не о любви, не о боге, не о вине… О ВЛАСТИ.
Что же это, блин, такое – власть на Руси? На чем она зиждется?
Читателей, воспитанных на западных литературных образцах, не знающих русской истории (а это вполне могут быть и русские школьники), «Муму» может сбить с панталыку: они не увидят главной коллизии. На вид-то там «всё как в Европе»: большой город, ну, барыня, ну, слуги у нее, ну, вот и дворник у нее работает… Дело обычное. Вот эта русская barynya приказывает своему дворнику утопить его животное… Стоп-стоп! Тут европеец удивится. Что за странные приказы? Какое дело хозяйке до собаки дворника? Если дворник собаку любит – почему, спрашивается, он не пошлет хозяйку куда подальше да и не поищет себе, со своим псом, хозяина поадекватней??
Европеец будет неправ, потому что не понял главного: взаимоотношения работника и хозяйки в этом русском рассказе не построены на договоре. Герасим – не работник, а раб; он принадлежит барыне как вещь. Соответственно, в требовании барыни утопить собаку нет никаких нарушений; она ничего не нарушает, потому что нарушать нечего – нет изначального договора. Герасиму, даже если бы он мог говорить, не к чему апеллировать – у него нет прав. В том числе и права любить, и права защищать того, кого он любит.
И вот такой, если вдуматься, русская власть остается и спустя 150 лет. Она не базируется на договоре – и, следовательно, ничего не нарушает, чего бы ни требовала.
