Образ бурого медведя как символа русской нации, популярный и в самой России и особенно на Западе, имеет под собой серьезные основания. У нас действительно много общего, у мишки и у русского народа. Не русского человека, а именно русского народа, у которого иные свойства, не сводимые к сумме свойств всех индивидов русской национальности.
Прежде всего, медведь большой и сильный. Он намного сильнее остальных обитателей леса и может всех их порвать на клочки, по отдельности и скопом.
Нелегко европейцам жить с таким соседом на Востоке, боязно им. Никогда русский медведь сам на них не нападал, но ведь может прибить, ели захочет. Еще как может… Отсюда - неизбывная западная русофобия, то есть боязнь русских.
Оборотной стороной фобии является агрессия. Подсознательный комплекс неполноценности побуждает европейцев к попыткам ликвидировать источник угрозы – убить медведя. Подловить момент, когда он кажется ослабевшим, и убить. Дважды за последние два столетия они всей европейской компанией отправлялись на медвежью охоту, при Наполеоне и при Гитлере. Обеспечили себе сокрушающее, как им казалось, численное и военно-техническое превосходство над Россией, все рассчитали, все спланировали и напали. Оба раза еле ноги унесли.
Медведь, конечно, отчасти сам виноват, сам своим поведением провоцирует зверей. Слишком уж он ленив и добродушен. Слишком терпелив и слишком многое позволяет другим, рассердить его трудно. И перед входом в российскую берлогу кто только ни рычит и ни гавкает, и в самой берлоге мелкая живность дразнит медведя, норовит хватать за пятки – ноль внимания. Даже не пошевелится, понимая, что если начнет ворочаться с боку на бок, мелочь в берлоге просто передавит, а уж коли из берлоги вылезет, всем несдобровать.
Большую часть времени медведь вообще пребывает в спячке. Это из-за климата. Тысячелетия земледельческой жизни в экстремальных условиях, когда вегетативный период длится три-четыре месяца (для сравнения, в Европе восемь-десять месяцев) сделали ритм жизнедеятельности русского народа рваным: летний аврал, требующий концентрации всех сил, сменяется вынужденным зимним бездельем, когда только и остается, что спать. Организм нации привык к импульсному режиму, при котором короткое сверхнапряжение чередуется с длительным расслаблением и сонливостью. Илья Муромец аж тридцать три года на печи просидел, а потом слез и такое принялся вытворять…
Вот на спящего медведя охотники и нападают. Пытаются заколоть во сне, суют в берлогу рогатины. Тут уж любой проснется. Тогда берегись! Ленивый мишка преображается в свирепого шатуна, который крушит все на своем пути. Медвежьей ярости ничто противостоять не может, и все расчеты охотников идут прахом.
Да что там охотники! Шатун спросонья сам для себя опасен: впадает в бессмысленность и беспощадность, да так, что рушит даже родную берлогу. Было такое, в прошлом веке аж дважды, в 17-ом и 91-ом. Последствия последнего приступа медвежьего безумия до сих пор не устранили, берлогу не отремонтировали.
А все потому, что медведь, чувствуя свою неодолимую силу, не стережется, недооценивает угрозу и не готовится к схватке. Двунадесять языков Бонапартия русские собирались шапками закидать, а гитлеровских немцев разбить не иначе как малой кровью и на чужой земле. Вот поначалу и пришлось медведю пятиться назад, обильно орошая землю кровью, своей и чужой.
Потом, конечно, медведь свое берет, но то потом, когда проснется окончательно. А пока жареный петух не клюнет, так и будет дремать. Правду у нас говорят: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Русский «Авось!» тоже из этой серии.
А все почему? Все от немереной силы. Есть в национальном подсознании уверенность в отсутствии на земле действительно опасного противника, хотя бы сопоставимого по мощи, как физической, так и интеллектуальной, но особенно духовной. Некого русской нации бояться, и она это чувствует. Именно чувствует, а не знает, не может объяснить словами. Кивает на чудо.
Неслучайно в народном фольклоре чудо занимает центральное место: ленится мужик на печи или рыбалкой балуется, и вдруг откуда-то берутся то щука с человечьим голосом, то не менее говорливая золотая рыбка и принимаются выполнять его прихоти.
А как «пахнет» Русью у
Пушкина? Это и дуб с золотой цепью, расхаживая по которой развлекает публику песнями да сказками ученый кот, и русалка с лешим, и избушка на курьих ножках, и прочее такое же. Чудо на чуде. Есть в народе уверенность, что при необходимости обязательно произойдет чудо и уладятся любые беды.
Самое поразительное - история эту уверенность подтверждает. Ну не могла Россия одолеть ни
Наполеона, ни
Гитлера, никак не могла, элементарное сопоставление военно-экономических потенциалов демонстрирует это однозначно. Однако победила. Разве не чудо? И при жизни одного поколения совершила научно-технический скачок от сохи до атомной бомбы. Причем от сохи – это буквально, потому что гражданская война и террор уничтожили накопленный Россией потенциал развития, человеческий так вообще под корень. Тоже чудо, иначе не скажешь.
Чудо научному анализу, как известно, не поддается. Правильно писал поэт: «
Умом Россию не понять… в Россию можно только верить». С другой стороны, вера, конечно дело нужное, но это не совсем та категория, которой следует руководствоваться в политике. Поэтому мы все же попробуем раскинуть умишком и попытаться выяснить природу русского чуда, понять его, как говорят ученые, генезис.
Итак, откуда у русского народа берется медвежья сила? В частности, в сравнении с европейцами, ближайшими нашими родственниками по крови и по культуре. Здесь надо иметь в виду следующее.
Средний русский не превосходит европейца ни физически, ни психологически, это
во-первых. Европейцев больше, чем русских, это
во-вторых. Европа стабильно обгоняет Россию в научно-технической и промышленно-технологической областях,
в-третьих. У нас, конечно, территория намного больше, но территория-то, в отличие от людей и пушек, не воюет… Рассуждая логически, Европа должна быть сильнее.
Но на проверку все наоборот. Почему? За счет какого тайного ресурса русский народ разгромил до зубов вооруженные европейские полчища, во главе которых стояли гениальные политики и полководцы
Наполеон и
Гитлер? Ни дееспособность отдельного человека, ни количество людей, участвовавших в вооруженной борьбе и работавших на фронт в тылу, ни состояние экономики, ни боевые кондиции вооруженных сил, ни прочие внешние по отношению к народу факторы ответа на этот вопрос не дают.
Значит, ответ нужно искать в самом русском народе - самобытной биосоциальной сущности, рассматривая его как целое и имея в виду, что, по утверждению Аристотеля, свойства целого не сводятся к арифметической сумме качеств составляющих ее частей, в нашем случае людей. В чем-то русская народная сущность превосходит европейскую, другого объяснения происходящего не найти, кроме чуда, конечно.
Реализуется это превосходство нагляднее всего на войне – в экстремальной ситуации, проявляющей сущность вещей. Помните, у
Высоцкого: «
Парня в горы возьми… там поймешь кто такой». Война экстремальнее альпинизма, смерть на войне ближе. Потому внешняя мишура слетает на войне быстрее, а внутренняя сущность проявляется полнее.
Войну можно определить как работу, то есть как производство энергии воюющим сообществом людей - народом. Побеждает в войне тот ее участник, то есть тот народ (или часть народа, если война гражданская), который генерирует больше энергии, на фронте и в тылу, иначе говоря, выполняет больший объем работы.
Из школьного курса физики известно, что энергия определяется как произведение массы на квадрат скорости (для уменьшения погрешности деленное пополам, но в данном случае это несущественно). По массе мы европейцам уступаем, и по людской, и по технической. Значит, дело в большей скорости генерации русским народом социальной энергии в экстремальных условиях вооруженного противоборства.
Благодаря чему это происходит? Главная причина, конечно, кроется в национальном духе. Еще Наполеон утверждал, что на войне дух относится к телу как три к одному. Это значит, что сильный духом имеет равные шансы с противником, который втрое сильнее физически, но духом слаб. Русский дух, судя по всему, сильнее европейского, что позволяет русскому народу за одно и то же время производить больше военной работы, которая приносит победу.
При этом надо понимать, что дух народа есть величина постоянная и от текущей конъюнктуры - религиозной, социальной и политической – по большому счету не зависит. Объединенную Европу громили как Российская империя, православная и монархическая, так и СССР, безбожный и социалистический. Системы в двух государствах противоположные, а русский дух тот же самый, он и приносит победу, а вовсе не идеология и не тип общественного устройства.
Отец диалектики
Гераклит еще две с половиной тысячи лет назад подметил, что все течет и изменяется кроме человеческой души. И народной души, следовательно, тоже, ибо человеческая душа является лишь ее бесконечно малой частицей, существующей мимолетное мгновение в историческом бытии народа. Душа народа, его дух есть постоянный атрибут, от идеологии и политики не зависящий.
Здесь встает вопрос – почему у русского народа сильный дух, а у европейских народов он слабее? Ответ принято искать в Божьем промысле и прочих вещах, людскому разуму не доступных. Возможно, это и так. Но с позиций научного мировоззрения все-таки предпочтительнее увязывать идеальное с материальным, в данном случае дух народа с его плотью и кровью. Ведь никто еще не видел дух вне плоти, и проявляется он исключительно в делах человеческих, кои по своей субстанции сугубо материальны. Под таким углом зрения особенность русского духа в сравнении с духовными качествами народов Европы получает вполне логичное объяснение.
Дело в том, что материя у русских и у европейцев, их кровь, как принято говорить, разная. У нас различные биологические маркеры в ДНК в виде стабильной последовательности нуклеотидов в Y-хромосоме у мужчин, которую генетики называют гаплогруппой (у женщин этническая метка расположена в районе митохондриальных колец клетки).
Ныне живущие русские люди являются потомками одного и того же человека, который около четырех с половиной тысяч лет назад родился на среднерусской равнине с мутацией в Y-хромосоме ДНК в виде последовательности нуклеотидов, которой не было у его отца и которую генетики классифицируют как гаплогруппу R1a1. С тех самых пор эта гаплогруппа в неизменном виде передается вместе со всей Y-хромосомой из поколения в поколение от отца к сыну, маркируя их биологическую идентичность.
За прошедшие тысячелетия потомство русского первопредка расплодилось и расселилось на огромном пространстве. Сейчас на всей территории от западных границ Польши до побережья Тихого океана от двух третей до трех четвертей всего населения мужского пола имеет в ДНК этническую метку R1a1.
Соответственно, гаплогруппа R1a1 является биологическим признаком принадлежности к русскому народу. Тем не менее, называть эту гаплогруппу «русской» неправильно. «Русский» значит присущий русскому народу и ему одному, а в данном случае это не так, Дело в том, что «народ» представляет собой сущность не только биологическую, определяемую генетической идентичностью, но и социальную, представленную идентичностью социокультурной, в том числе языком. На одной и той же биологической почве в силу объективных обстоятельств могут вырасти несколько человеческих сообществ - народов, существенно отличающихся друг от друга в социокультурном отношении.
Так произошло и с обладателями гаплогруппы R1a1. Часть из них около трех с половиной тысяч лет назад мигрировала с Урала, из Аркаима и «цивилизации городов», известной своей горнометаллургической промышленностью (изделия того времени из уральской меди археологи находят аж на Крите), на юг, в Индию и Иран. В Индии сейчас живут около ста миллионов наших кровных братьев – носителей той же самой этнической метки в ДНК (примерно половина численности высших каст). Но русскими, хотя кровь та же, назвать их нельзя, поскольку культура там за тысячелетия обособленной жизнедеятельности сложилась другая (хотя древнеиндийский литературный язык санскрит поразительно похож на современный русский). Это уже другой народ.
Как же тогда правильно определять общее происхождение обладателей R1a1 – людей одного рода, но разных народов? Видимо, в данном случае правильно будет говорить о некой биологической расе, локализующейся вне рамок классификации, принятой в современной расологии. Называть ее логично по самоидентификации племен, которые принесли эту гаплогруппу в своей крои с севера в Индию и Иран - в древнейших индийских письменных источниках ведах их называют ариями.
То есть в Индии живут не русские, а индоарийцы (примерно 16% всего населения). Современных поляков с той же биологической идентичностью в «русские» зачислять тоже как-то не с руки, не поймут, да и не русские они уже по культуре. Арийцы – другое дело, никому не обидно, даже тем украинцам, которые зациклены на своей «нерусскости».
Так вот, русский народ по происхождению является арийским. В России живут и другие народы, но у них иные биологические корни. Русские же –
потомки древних ариев с гаплогруппой R1a1. Все русские суть арийцы, практически поголовно (процент людей, идентифицирующих себя как русских, но имеющих иные этнические маркеры в ДНК, весьма невелик).
В Европе другая картина. Кто такие англичане, немцы, французы и прочие? Какова их биологическая идентичность?
История упомянутых и прочих народов, обитающих сейчас в западной части европейского субконтинента, началась на осколках Западной Римской империи полтора тысячелетия назад, когда на земли, населенные кельтскими племенами, из-за Дуная и Рейна мигрировали племенные объединения германцев. Авторство терминов «кельты» и «германцы» принадлежит
Гаю Юлию Цезарю, который столкнулся с этими народами во время так называемых галльских войн на территории современной Франции.
Для нас важно, что эти две группы народов – разные по крови. Кельтам свойственна гаплогруппа R1b (самая, кстати, близкая нашей R1a1) в ДНК, германцам - I1. В ходе переселения народов пришлые германцы перемешались с аборигенами-кельтами, и в наше время все страны Европы в этнодемографическом отношении представляют собой конгломерат потомков этих двух биологических групп. Представлены там и другие генетические идентичности, например семиты (преимущественно на юге) и наши кровные братья арийцы, доля которых по мере приближения к арийской Польше возрастает с 3% в Англии до 20% в Германии и до 40% в Чехии, Словакии, Литве и Латвии. Но доминируют кельты и германцы, где-то больше одних, где-то больше других.
Разноплеменное европейское сообщество сплачивают два основных фактора социального характера. Это культурное наследие Древнего Рима, лежащее в основе всей европейской цивилизации, и христианская религия. Но Европа не едина. Недаром о ней говорят как о «романо-германской»: север субконтинента преимущественно германский, а юг романский, то есть в большей мере наследующий древнеримскую культуру. Граница между ними не только культурная, но также языковая и, что самое показательное, религиозная.
Именно по этой границе произошел раскол западного христианства, вошедший в историю как «реформация», в результате которой от католической церкви отпочковался протестантизм. Это лишний раз иллюстрирует взаимосвязь крови и духа – католичество сохранилось там, где преобладает кельтское начало, а германцы предпочли протестантскую версию христианства.
Кроме того, европейские народы, при всей схожести их этнического состава, повсеместно кельстко-германского в основной массе, существенно отличаются друг от друга языком и культурой. Это разные биосоциальные сущности, каждая со своей историей и своими особенностями.
Таким образом, население Европы представляет собой этнокультурный винегрет, поделенный на север и юг и состоящий из разных ингредиентов-народов даже в этих двух частях, причем каждый из ингредиентов в свою очередь, будучи социальным целым, в биологическом отношении гетерогенен, то есть неоднороден. Это нечто совсем иное, причем качественно иное, чем русский народ с его биологической и социальной гомогенностью. Русский народ – единое целое, тогда как население Европы состоит из множества отдельных частей, каждая из которых еще и раздроблена на более мелкие части.
Между тем, ещё
Аристотель сформулировал закон бытия, согласно которому «
целое больше составляющих его частей» в том смысле, что у целого иные свойства, не сводимые к арифметической сумме свойств отдельных частей. В данном конкретном случае это значит, что Европа, не будучи целым в биосоциальном отношении, «меньше» русского целого. Именно поэтому сумма европейских частей-народов в войне не может возобладать над русским народом - из-за его цельности.
Существует, конечно, и расовый фактор как таковой. Арийская биологическая раса, в частности, обладает высоким потенциалом цивилизационного строительства, причем в разных природных и исторических условиях и разном этническом окружении. Великие цивилизации древности, а именно цивилизация городов на Урале, индо-арийская и ирано-арийская цивилизации наглядное тому свидетельство, не говоря уже о современной русской цивилизации.
Но и европейские расы преуспели на этом поприще, породив в новой истории такие феномены, как североамериканская и латиноамериканская цивилизации. Про древние их достижения известно лишь то, что египетский фараон
Тутанхамон по крови был кельтом (биологическое происхождение древних греков и древних римлян пока неясно).
Так что утверждать, вслед за гитлеровскими расологами, что арийская раса «выше» всех остальных, оснований нет, как нет и линейной шкалы для сравнения достоинств разных рас. Тем более, что германские ученые «арийцами» считали вовсе не тех, кто ими является на самом деле – в противном случае Гитлер для своего «
Дранг нах Остен» придумал бы какое-нибудь другое идейное обоснование. Дело не в расовом превосходстве русских арийцев над европейскими кельтами и германцами, а в неоднородной расовой структуре Европы, которая делает ее слабее однородной Руси.
Если считать без учета «фактора целого», как делали Наполеон с Гитлером, то Европа сильнее. Но жизнь показывает, что так считать неправильно. Ошибка в счете дорого им обошлась, да и не только им…
Поскольку народ является живым организмом, для иллюстрации значения биологической целостности уместна аналогия из области психофизиологии. Большая, чем у европейцев, скорость, с которой русская масса генерирует социальную энергию, объясняется однородностью русской материально-идеальной субстанции. В ней нет препятствий для прохождения управляющих импульсов, присущих Европе из-за разнородности ее частей.
Преодоление в ходе совместной работы природных границ между отдельными народами, а внутри каждого из них между разными этническими группами сопряжено с потерей времени и энергии. Вот и получается, что европейская сумма частей не может действовать так, как если бы она была единым целым, потому что ее внутренняя структура сама поглощает часть производимой частями энергии.
Западное «правовое государство» - не от хорошей жизни. Ведь закон требуется там, где отношения в обществе не регулируются культурой, ее традициями и обычаями, которые являются историческим продуктом долговременной жизнедеятельности народа. У европейских частей-народов, а внутри них у этнических групп традиции и обычаи, естественно, разные в силу их происхождения, оттого и необходима диктатура закона даже в мелочах, иначе вся социальная конструкция рассыплется.
Особенно ярко это выражено в США – стране юристов, где в разношерстной иммигрантской среде общих традиций и обычаев нет даже в фрагментарном европейском их виде и где сила закона является единственным фактором, удерживающим общество от распада и аннигиляции. Поэтому в Северной Америке государство еще «правовее» европейских, а законодательная и правоприменительная деятельность пожирает огромное количество социальной энергии, которая в менее правовом государстве идет на более продуктивные дела.
Кроме того, диктатура закона как высшей ценности разлагает общественную мораль. Так, на Западе человек, укравший нефтяную вышку, но доказавший в суде, что буква закона при этом не нарушалась, является уважаемым членом общества. На Руси же вор он и есть вор, хоть сто раз его обеляй в судах, потому что мораль и такие ее фундаментальные категории как правда и справедливость в народном сознании выше всякого придуманного людьми закона.
Словом, слабые они там, в европах и америках, и живут не по правде. Оттого и злые, норовят еще более слабых грабить и даже убивать. Одних индейцев в Западном полушарии истребили около ста миллионов, чтобы присвоить их земли.
Русский медведь не такой. Он сильный и к остальным зверушкам относится со справедливостью и бережно. В ходе строительства Российской империи не погиб ни один нерусский народ, даже самый малый. Наоборот, русские их лечили, учили, приобщали к своей цивилизации. Результат налицо – даже самые дикие в доимперском прошлом племена после распада СССР создали на окраинах русской державы свои государства, не сильно жизнеспособные, конечно, но все равно не сравнить с тем, что было.
Сейчас медведь снова пребывает в спячке. Притомился, круша свою берлогу в очередном приступе бессмысленности и беспощадности в конце прошлого века. И опять многие, в России и за рубежом, впадают в заблуждение насчет его слабости – мол, русский народ уже не тот, что раньше. Но ведь было уже такое в прошлом, и не раз. Даже
Лермонтов писал: «
Да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя». Но история поправила поэта – племя то же самое, что было в прошлом. Таким же оно останется в будущем, пока существуют русская кровь и русский дух, который в ней живет.
Правду говорят, что история учит тому, что никого ничему она еще не научила. Ни нас не научила, ни супостатов. Русский мужик опять не крестится, ждет, когда грянет гром и жареный петух его клюнет, сочтя за полутруп. Уже кукарекает такой петух за океаном, еще не жареный, но уже обугленный. Он самый сейчас у западных зверей главный - клекочет, крыльями хлопает, задирается.
Но снова не страшно медведю. Вроде бы, собирается мишка очнуться от спячки, начинает приходить в чувство, вспоминать, кто он такой (процесс называется возрождением национального самосознания). Но как-то пока лениво, никто же еще не клюнул. А как клюнет, так на такой случай всегда чудо найдется.
И неведомо медведю, что чудо он сам и есть.
marina_yudenich
