Решили крыть.
Вечером, когда Айвазовский вошел в класс, ему на голову набросили чье-то пальто, кто-то погасил электричество, затем раздался клич:
- Бей!
И с каждой парты на голову несчастного халдея полетели тяжеловесные книжные тома.
Кто-то загнул по спине Айвазовского поленом. Он закричал жалобно и скрипуче:
- Ай! Больно!
- Хватит! - крикнул Японец.
Зажгли свет. Крокодил сидел за партой, склонив голову на руки. Со спины у него сползало старое, рваное приютское пальто.
Злоба сразу прошла, стало жалко плачущего, избитого халдея.
- Хватит, - повторил Япошка, хотя уже никто не думал продолжать избиение.
Айвазовский поднял голову. Лицо сорокалетнего мужчины было мокро от слез. Жалость прошла, стало противно.
- Тьфу... - плюнул Купец. - Как баба какая-то, ревет. А еще халдей... У нас Бебэ и тот не заплакал бы. Таких только бить и надо.
Айвазовский жалко улыбнулся и сказал:
- Ладно, пустяки.
Стало еще жалостнее... Стало стыдно за происшедшее...
- Вы нас простите, Сергей Петрович, - хмуро сказал Японец. - Запишите нам коллективное замечание для формы, а как человек - простите.
- Ладно, - повторил Крокодил. - Я вас прощаю и записывать никого не буду.
- Вот это человек, - сказал Пантелеев. - Бьют его, а он прощает. Прямо толстовец какой-то, а не халдей.
Айвазовский встал.
- Ну, я пойду...
Дойдя до дверей и открыв их, он вдруг круто обернулся и, побагровев всем лицом, закричал:
- Я вам покажу, дьяволы!.. Я вам... Сгною! - проревел он и выбежал из класса.
Поведение Айвазовского возбуждало всеобщую злобу. Случай с "христианским прощением" нашел отклик: Крокодила покрыли и в третьем отделении.
Кипчаки избили его основательно и, когда он попытался разыграть и у них умилительную сцену "всеобщего прощения", добавили еще и "на орехи". Били не книгами, а гимнастическими палками и даже кочергой. На оба отделения градом сыпались замечания, все воспитанники этих отделений не выходили из четвертого и пятого разрядов.
(с) Г.Белых и Л. Пантелеев.