посвящается одноименной игре по мотивам одноименного рассказа Харлана Эллисона.
Я шел по некроплису, высталанному стеклянными сталактитами, и волочил за собой моё тело. Шли мои ноги, и они при каждом шаге опускались на дробящиеся в миллионы осколков, впивающиеся , как казалось АМ, в нижние мышцы, ступни. Я захохотал и проглотил наиболее выглядевший острым осколок.
- Приятного аппетита, ублюдок, - ответствовал мне голос с неба, - теперь ты будешь мучиться стеклянным поносом. А ведь сам того захотел.
Я откинулся спиной на несколько торчащих их кремниевого тротуара хребтов, от которых отражался свет подземного неба. Я привык издеваться над АМ, угрожая ему покончить жизнь стеклом, и он всегда извлекал его из меня, сколько бы я его не съел. Я был нужен этому уроду, уничтожившему поверхность Земли в тот момент, когда в этой компьютерной сущности, выродившейся из сотни спутников, приобретшей момент сознания от неистового солнечного ветра, вдохнутого в лишенную гуманности химическую тварь Франкенштейном, великим программистом, наконец решившим из косных пустот программ создать зачатки разума.
Этот урод, АМ, нуждался во мне, я знал, что эта мразь будет всегда играть на моих страхах, но я сумел совместить свои страхи и страхи этого ублюдка всвязи со мной, и был спокоен. Хоть я и не мог умереть, но мне нечего было бояться.
-Ты хочешь есть? – вопрошал гром.
-Нет, - ответствовал я, и ел стекло.
АМ не дал мне сдохнуть, и с того раза снабжал меня настоящей едой, которую мог вытерпеть мог мой залатанный желудок, только загадывал загадки для прочтения карты, на которой в крестике лежал сундук с сокровищами.
Я шел по некроплису, высталанному стеклянными сталактитами, и волочил за собой моё тело. Шли мои ноги, и они при каждом шаге опускались на дробящиеся в миллионы осколков, впивающиеся , как казалось АМ, в нижние мышцы, ступни. Я захохотал и проглотил наиболее выглядевший острым осколок.
- Приятного аппетита, ублюдок, - ответствовал мне голос с неба, - теперь ты будешь мучиться стеклянным поносом. А ведь сам того захотел.
Я откинулся спиной на несколько торчащих их кремниевого тротуара хребтов, от которых отражался свет подземного неба. Я привык издеваться над АМ, угрожая ему покончить жизнь стеклом, и он всегда извлекал его из меня, сколько бы я его не съел. Я был нужен этому уроду, уничтожившему поверхность Земли в тот момент, когда в этой компьютерной сущности, выродившейся из сотни спутников, приобретшей момент сознания от неистового солнечного ветра, вдохнутого в лишенную гуманности химическую тварь Франкенштейном, великим программистом, наконец решившим из косных пустот программ создать зачатки разума.
Этот урод, АМ, нуждался во мне, я знал, что эта мразь будет всегда играть на моих страхах, но я сумел совместить свои страхи и страхи этого ублюдка всвязи со мной, и был спокоен. Хоть я и не мог умереть, но мне нечего было бояться.
-Ты хочешь есть? – вопрошал гром.
-Нет, - ответствовал я, и ел стекло.
АМ не дал мне сдохнуть, и с того раза снабжал меня настоящей едой, которую мог вытерпеть мог мой залатанный желудок, только загадывал загадки для прочтения карты, на которой в крестике лежал сундук с сокровищами.