kroha
Местный
Т
А женщины на фронте и в тылу?!
аня Савичева: Осталась не одна
Дневник маленькой блокадницы стал обвинением всему нацизму. Но Таня не осталась одна. Как ее брат и сестра выжили во время войны и почему родственники девочки-легенды молчали 60 лет?
65 лет назад у этих стен стояли детские кроватки. В углу варили картофельную кожуру, а в самом светлом месте вела свой дневник маленькая Таня.
В сорок втором Вере Афанасьевне было 14 лет. Сидя в бомбоубежище, она от голода ничего не видела, даже того, как ее соседка Таня незаточенным синим карандашиком выводила фразы, которые потом стали одним из главных свидетельств преступлений нацизма…
Когда в каждой строчке — смерть, никто не станет проверять ошибки истории. В конце этого страшного дневника все привыкли видеть точку, вот только сама Таня ставила запятую. А всё, что было после нее, — советской пропаганде было не нужно.
Савичевы умерли все, осталась одна Таня…
Черно-белое фото — культовый портрет девочки, у которой все умерли. На самом деле — ножницы цензуры отрезали лишних: на довоенном снимке рядом с Таней — старшая сестра Нина. Она не только не умерла в блокаду, она жива и по сей день, ей почти 90.
Мемориальная доска на доме Тани Савичевой ошиблась не просто этажом (очень высоко висит), но и подъездом. В ту самую квартиру Нина Николаевна смогла зайти лишь раз, вернувшись с фронта весной 44-го. Но там уже жили чужие люди…
Дневник Тани нашла именно Нина Савичева. Нашла и отдала журналисту «Комсомольской хроники». Но помятые листки после редакционного стола легли на партийное сукно. В новый миф не вошли некоторые фото: Таня с мамой на даче, в любимом платье в горошек, позирует… Этому мирному детскому счастью оставался всего месяц.
Вера Афанасьевна, соседка Тани, в 1941 году еще просто Верочка, помогала хоронить тех, кому Савичева посвятила дневник. Когда умерла мама, Таня исчезла…
Нина через знакомых узнала, что ее отправили вместе с детским домом № 48 в Горьковскую область. Она искала сестру 20 лет, а ведь всё мог решить один звонок брату.
Михаил Савичев тоже пережил и блокаду, и Таню. Но семейная ссора разлучила их раньше, чем война: Михаил и Нина Савичевы не общались. Даже умирая, Михаил не сказал сестре правду о том, что он разыскал Таню, когда та еще была жива.
Он переписывался с докторами, но их прогнозы не были обнадеживающими. Через неделю Таня умерла от энцефалита за сотни километров от родного дома, в поселке Шатки на окраине Нижнего Новгорода, тогда носившего имя Горького. Ей так и не успели сказать, что она не осталась одна.
Лишь в 1971 году государство раскошелилось на надгробие. С 44-го легенда блокады и героиня советских учебников лежала под полусгнившей фанерною звездой: ее хоронили как дочь уборщицы Нины Журкиной.
Для местных жителей Таня сначала была почти как Ленин, а с развалом пионерии маленького Ильича и вовсе заменила.
Уголок Владимира Ульянова стал музеем Тани Савичевой, а место книги «Ленин и дети» занял листочек из тетрадки.
Более 60 лет никто не сомневался: 9 строк о смерти писала маленькая девочка…
«Бабушка умерла 25 января в 3 часа 1942 г.
Лека умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.
Умерли все. Осталась одна Таня».
С признанным образцом почерка Тани Савичевой их прежде не сравнивали. Для достоверной экспертизы нужен настоящий дневник. Казалось бы, его можно снять с экспозиции, но оказалось, что в Музее истории Ленинграда тоже хранится не подлинник, а всего лишь копия.
Оригинал дневника нашелся чудом, на 36 полке 24 сейфа архива в Петропавловской крепости. Через пять минут выяснилось, что дневник как улика на Нюрнбергском процессе, скорее всего, тоже миф. Там рассматривали только оригинальные документы, а дневник Савичевой этих стен не покидал.
Чтобы забрать документ из архива и узнать, кто писал строки, знакомые каждому школьнику, необходимо разрешение семьи. Но у нынешних Савичевых, которым Таня приходится внучатой тетей, есть свои причины хранить это дело под сукном.
Их дедушка «запрещал всем сниматься. Он считал, что это горе, трагедия семьи. И никакой это не героизм, это — жизнь. Факт жизни».Савичевых, которым Таня приходится внучатой тетей, есть свои причины хранить это дело под сукном.
Их дедушка «запрещал всем сниматься. Он считал, что это горе, трагедия семьи. И никакой это не героизм, это — жизнь. Факт жизни».
А женщины на фронте и в тылу?!
