Стихи

Репейка

Местный
Приехал Абдулла с далёкого Востока, чтоб сласти всех мастей и фрукты продавать.
Ему живой зурной звучали водостоки, и белым янтарём поблескивал нават.
И пахла пахлава гречишным тёмным мёдом, рахат-лукум на свет просвечивал айвой.
И, не смотря на дождь и скверную погоду, хотелось пить щербет с фисташковой халвой.
Ну, Абдулла и пил, поправив тюбетейку, тандырные лепёшки с кунжутом разложив.
Вокруг кипел базар в каком-то диком темпе, и только Абдуллу не торопила жизнь.
Он был неспешен так, как будто он бессмертен. Он медленно ходил, смотрел и говорил.
И медленно давал инжир весёлым детям, и даже крепкий чай он медленно варил.

По выходным всегда готовил плов бухарский, и звал к себе гостей - мол, милости прошу!
Заглядывал сосед, с ним разноглазый хаски, калиновый пирог и суетливый шум.
Пёс лаял Абдулле, повизгивал по-щеньи. Со смехом Абдулла большого пса ласкал.
Заглядывала к ним с коробкою печенья и тётка Сарынай с соседнего ларька,
И Светочка с мальком - по тамбуру товарка. Малек был как пенёк - полгода пацану.
Он лепетал и полз по дому вперевалку, а раз у Абдуллы в объятиях уснул. Вот только даже те,
Кто близко с ним дружили, не знали - Абдулла был древним сильным джинном,
Что волю получил от человека в латах. Тот умирал, шепча над заржавевшей лампой, желая одного -
К Аллаху поспешить. Джинн хоронил его в тени больших смоковниц, и чуял за плечом дыхание души
И жаркий шепот солнца. Потом прошли века, династии менялись, и мялись облака, и одеяния мялись.
Жил Абдулла один танцующим дервишем. Шатром ему был мир, порукою - Всевышний.
Едою - пресный хлеб, и дождь - щербета слаще. Назад он не глядел, о будущем не думал.
Он жил теперь одним лишь только настоящим в одеждах цвета умбры.

В Россию же махнул, желая смены места. Манил пушистый снег и гжель и хохлома,
И сбитень с дорогим калужским сладким тестом, что придают покой и ясности ума.
Хотелось жить вдали от склок, беды и муки, закутавшись в густой и благовонный дым.
Хотелось тишины, чтоб изнывать от скуки в кругу чурчхеллы и душистых жёлтых дынь.
И - магию долой, и горькое бессмертье. Жениться что ль ему на старости веков?
Росли бы на руках пузательникие дети, и он бы всю любовь вложил в сердца мальков.
Когда растут в любви огромной ребятишки, не надо им ни войн, ни зависти, ни лжи.
Вздыхает Абдулла, соседского мальчишку прижав к своей груди, заутав в свет души.
"Расти большой-большой, и маму, Коля, слушай! И каши больше ешь, и спи и не болей!" -
Воркует Абдулла в лопух смешного ушка, запеленав дите в пушистый синий плед.
Беда пришла когда, как водится, не ждали. Светлану насмерть сбил огромный белый джип,
И Колю в детский дом поспешно оформляли. Где мальчику теперь и предстояло жить.
У Абдуллы давно не стало силы джинна. Свободу обретя - лишился волшебства.
Но вот когда ему про Колю доложили, нашлись у Абдуллы заветные слова,
Чтоб стать опекуном глазастому мальчонке, которому вчера исполнилось пять лет.
Пацан смотрел на всех побитой собачонкой, в глазах почти погас тот беззаботный свет,
Что в малышах горит для тёмных хмурых взрослых. Три месяца его никто не обнимал, ругали,
Что простыл, высмеивали слезы, дразнили что худой и ростом слишком мал.
Когда же Абдулла забрал его, больного, пройдя бумажный ад по тысяче кругов,
Пацан совсем потух, не говорил ни слова, глядел на всех людей как на своих врагов.
Бронхит пошёл на спад от редьки чёрной с медом. Ночами Коля выл, мечась на простынях.
И древний старый джинн на стуле у комода сидел с ним на руках, и страхи отгонял.
Он пел ему про мир, в котором всё возможно. В котором нет числа добру и чудесам,
И финиковых пальм не счесть на бездорожьях далёких жарких стран, где зира и сезам лежат на пёстрых рынках.
Где мирра и сандал, летучие ковры. И в каждом озерце магические рыбки, и можно оседлать волшебных этих рыб.
И Колька отходил - оттаивал от горя.
"Ну вот и Иншалла! - джинн говорил ему, - Раз ты уже здоров, то мы с судьбой поспорим!"
Любовь, в конце концов, преодолела тьму.
Однажды Абдулла укладывал Никольку. И тот его спросил: "О чем мечтаешь, дядь?"
И джинн, смахнув слезу, и одеяло скомкав, ответил, что у моря хотел бы побывать.
Устал он от снегов с их стужей бесконечной. Соскучился по солнцу, по вОлнам и песку.
"Мы съездим как-нибудь, мой маленький кузнечик!" - сказал он пацану, давя в себе тоску.
А утро началось с бескрайней водной сини, и дул солёный бриз, и реял альбатрос.
И Николай сиял такой огромной силой, что Абдулле от слез защекотало нос.
В песке блестел бочок латунной джинньей лампы, которую скорее поднял Абдулла.
Был берег бледно-желт, как тёртый топинамбур, и магия вокруг жужжала, как пчела.
И Колька хохотал, и отзывалось небо, маня туда, где чудо случается всю жизнь.
И время завилось, как сладкое джалеби, послушное всему, что скажет новый джинн.


Автор: Елена Холодова.
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
У Родины слева болит внизу.
Туда ей бинты и стихи везу.
Там два миллиона
солдатских глаз
Блестят в темноте
и глядят на нас.
Там женщины носят под сердцем свет
И молятся мальчикам
бритым вслед.
Там рая осколки
Лежат в лесополке,
Там белой берёзы вдоль
поля бредёт скелет.

Вы просили красивую
песню про наши дни?
Я бы спел ее, только
вот горло опять саднит.
Я б сыграл, да внутри
у гитары в крови бинты.
И танцоры без ног,
Не получится красоты.

Оторвались две буквы
от слова «Победа», брат.
Тридцать лет мы катились
в рай, а попали в ад.
Но привычка у нас в ресторанах сидеть в аду
И на Первом смотреть по пятницам какаду.

О войне не хотят говорить в глубине элит,
Потому что от этого портится аппетит
И Христос не гвоздями
прибит у них ко кресту,
А посажён на клей
(ювелир блюдёт красоту).

Знай, имеет любая
война четырёх сестёр.
Если вместе они запоют,
Будет страшный хор.
Зовут первую Ложь
У неё белозубый рот,
И прекрасны слова,
только все она,
сука, врёт.
А вторую Нажива,
мой милый, зовут как раз.
И чем больше убитых,
Тем слаще ее оргазм.
Кровь солдатская ей,
как сельтерская вода.
Кому гроб,
кому слиток золота,
господа.
Ну, а третью сестру зовут
по простому Грязь
Она всех перемажет,
чтоб с миром ослабла связь.
И чем чище молитва, чем искреннее стихи,
Тем грубее пометят дверей твоих косяки.
Справедливость зовут четвёртую и она,
Говорят появляется вовремя,
как волна,
Как весна, звезда надежды
из темноты.
Но пока ее днём
не найти и с огнём арты.

Средь цветов полевых и крокусов
Отличить бы любовь от фокусов.
Привязать амулет к укосине
И солдат посчитать
по осени.
Чтобы целы и невредимы
Были те вот и твой, родимый.

Я поеду туда,
где у Родины срезан бок,
Где ещё далека Победа,
Но близок Бог.

Где качается время мирное
на весах,
Я стихами бинтую
порезы на небесах.
18.10.2023 Влад Маленко https://vk.com/wall35786854_17867
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Осень мимо летит в Мерседесе-бенце. Из под колёс вырываются звери клякс. О! Это ведь я нарисован отважным Бэнкси на стенке дома, где грибоедовский Загс. Фары машин целуют меня осеннего. Ветер пальто касается,
костюмер. И развевается шарф, как у Сергея Есенина, заходящего в «Англетер». Я об тебя звеню монеткой в кармане: цифра по середине, под ней слова. Рыба мечтает честно, чтобы её поймали. Непременно хотят загореться сухие дрова. И греть кого-то. Трещать, превращаться в пепел. Но греть кого-то хоть пару святых ночей! Снеговики в квартирах выглядят так нелепо…как ребёнок ничей... Люди сердца друг из друга всю жизнь Удят, рыбками глаз сверкая на берегу. Что будет? Мама, не говори мне, что дальше будет! Я ведь и так не могу... Для октября мой город - конструктор лего.
Игры его расхлебывать нам весной. Дождик стучится, требует должность снега.
Получит - будет кружиться, как заводной. Можно я это время попробую снова?
Посигналь мне только растущей Луной в окно. Я первый раз дошёл до себя второго.
Третьего не дано. Горизонт — не граница, а всегда её продолжение.
Любящие в вино превращают лёд. А я сделал-сделал-сделал вчера предложение
И получил: «Я ведь замужем уже год…» С лестницы после спустился,
как с горки скользкой. Месяц на небе — ноготь, покрытый лаком. Ноги мои идут
теперь по Никольской с душой, посаженной на кол. Поужинал славно изморозью московской. С новой этой планетой пытаюсь ужиться.
Полная перекличка с поэтом Владимиром Маяковским. Я — какое-то облако в джинсах.
Новый год придуман, чтоб время вернулось к лету.Мне себя не жаль. И вот у тех железных ворот человек во мне снова уступит место поэту. А ведь так хотелось, чтоб было наоборот.
Влад Маленко.
 

Репейка

Местный
Полное приятие неизбежного...
Нового не придумано,
Все гениальное просто...
Пальто спасает от холода,
Вода от жажды и голода...
И сердце лечится сердцем,
А вовсе, увы, не временем...
Все в этой жизни мелочи,
Мелочи и пустяк...
Только счастливо живущих меньше,
Чем знающих как...

@
 

Репейка

Местный
Поэзия —
та же добыча радия.
В грамм добыча,
в год труды.
Изводишь
единого слова ради
тысячи тонн
словесной руды.
Но как
испепеляюще
слов этих жжение
рядом
с тлением
слова-сырца.
Эти слова
приводят в движение
тысячи лет
миллионов сердца.


В.В. Маяковский
 
  • Dislike
Реакции: ASCO

Репейка

Местный
Спасибо жизнь, за дружбу и врагов.
Я на ошибках многому училась.
За тех, кто рядом был,
И тех, кто не со мной,
Но за которых я всегда молилась!
Спасибо, жизнь за тысячи минут,
Счастливых! Я во всём их находила.
За облака, что по небу плывут...
За радости, что ты мне приносила.
Спасибо жизнь, что многое начать
Мне предстоит. Познать и научиться.
За то, что есть ещё о чём мечтать!
За то, что есть ещё к чему стремиться...

Мать Тереза.
 

Репейка

Местный
Мыслящий промышленник.

Мой портрет сегодня — мыслящий промышленник. У него боксерская скуловая мышца.
Его зубы крепки от строганины. Он в речах не терпит абстракционизма.
Ветер вырывает папки из-под мышек. Мыслите, мыслите честно, без ботвы!
Есть борьба тяжелая мыслящей промышленности с легкою промышленностью болтовни.
Он сейчас мозгует, нынешний промышленник, чтоб в Париже газу русскому синеть,
в Орше, в Перемышле чтобы не прошмыгивала мимо покупателей естественная снедь.
Мыслите о тайне синевы рублевской и не забывайте, грезя о фиалках,
почему колготки семирублевые стоят ровно столько же, сколько кофеварка?
Мыслящий промышленник схож с Роденом. Он завод колготок ставит на поток,
Чтобы золотая линия одела сто сорок миллионов ждущих ног.
Некая блюстительница ухмыльнется колко, но и ей зимою без них нельзя.
Нравственней гораздо завод колготок, чем о бабской доле абстрактная слеза!
Сделайте, сделайте, сделайте хоть что-нибудь! Как ни манит в странствия Посейдон.
Нравственность абсурдна без экономики тем, кто в коммуналках ютится по сей день.
Сделайте, сделайте, сделайте хоть что-нибудь, защитите реку и птичий крик!
Записал он реку на магнитофоне и ночами слушает «мыслящий тростник».
Когда утром ловит он «на мормышку» или курит с северною одышкой — красный с белым свитер
Горит широко, как узор нарышкинского барокко… Но не так все просто под оболочкою.
В автокатастрофе потеряв жену, он теперь пытается одевать по-блоковски — как жену — страну…
Обожаю Волгу возле Камышина. Реки — мысль природы, не прервите мысль, ход непостижимой
Пока промышленности, производящей загадку — жизнь… Рад, что повстречал вас, мыслящий промышленник.
Вы и отдыхаете под стать трудам. Вы сейчас несетесь на водных лыжах, словно пахарь, реющий по водам.

Андрей Вознесенский.

В принципе - какая чушь... Что бы он сегодня сказал про это свой опус?
 
Мыслящий промышленник.

Мой портрет сегодня — мыслящий промышленник. У него боксерская скуловая мышца.
Его зубы крепки от строганины. Он в речах не терпит абстракционизма.
Ветер вырывает папки из-под мышек. Мыслите, мыслите честно, без ботвы!
Есть борьба тяжелая мыслящей промышленности с легкою промышленностью болтовни.
Он сейчас мозгует, нынешний промышленник, чтоб в Париже газу русскому синеть,
в Орше, в Перемышле чтобы не прошмыгивала мимо покупателей естественная снедь.
Мыслите о тайне синевы рублевской и не забывайте, грезя о фиалках,
почему колготки семирублевые стоят ровно столько же, сколько кофеварка?
Мыслящий промышленник схож с Роденом. Он завод колготок ставит на поток,
Чтобы золотая линия одела сто сорок миллионов ждущих ног.
Некая блюстительница ухмыльнется колко, но и ей зимою без них нельзя.
Нравственней гораздо завод колготок, чем о бабской доле абстрактная слеза!
Сделайте, сделайте, сделайте хоть что-нибудь! Как ни манит в странствия Посейдон.
Нравственность абсурдна без экономики тем, кто в коммуналках ютится по сей день.
Сделайте, сделайте, сделайте хоть что-нибудь, защитите реку и птичий крик!
Записал он реку на магнитофоне и ночами слушает «мыслящий тростник».
Когда утром ловит он «на мормышку» или курит с северною одышкой — красный с белым свитер
Горит широко, как узор нарышкинского барокко… Но не так все просто под оболочкою.
В автокатастрофе потеряв жену, он теперь пытается одевать по-блоковски — как жену — страну…
Обожаю Волгу возле Камышина. Реки — мысль природы, не прервите мысль, ход непостижимой
Пока промышленности, производящей загадку — жизнь… Рад, что повстречал вас, мыслящий промышленник.
Вы и отдыхаете под стать трудам. Вы сейчас несетесь на водных лыжах, словно пахарь, реющий по водам.

Андрей Вознесенский.

В принципе - какая чушь... Что бы он сегодня сказал про это свой опус?
Местами очень хорошо. Местами коряво
 

Репейка

Местный
Лет тридцати испил сполна я
Всю чашу горя и позора,
Хотя себя не принимаю
Ни за святого, ни за вора.
В Тибо же д'Оссиньи  , который
Меня обрек на долю ту,
В тюрьму упрятав из-за вздора,
Я сан епископский не чту.

Я не вассал его, не связан
С ним нерушимостью обета
И за одно ему обязан —
За хлеб и воду, чем все лето
В темнице, солнцем не прогретой,
Мне стража умерщвляла плоть.
Пускай ему воздаст за это
С такой же щедростью Господь!

А коль возникнет подозренье,
Что я по злобе клеветой
Его порочу поведенье,
Ответ я дам весьма простой:
«Он впрямь был милосерд со мной?
Ну, что ж! Тогда бы я хотел,
Чтоб он и телом и душой
Сполна изведал мой удел» 

Вийон.
 

Репейка

Местный
Бывает дефицит финансов,
Железа дефицит – в крови,
Бывает мало в жизни шансов,
Но хуже – дефицит любви.
Тем, кто женился по “залёту”,
Хочу сказать: ваш брак не плох.
“Залёт” подобен самолёту,
В котором двигатель заглох.
Тем, кто женился по привычке,
Хочу открыть один секрет:
Ваш брак большой подобен спичке,
В которой, правда, серы нет.
И быт уютливо-угрюмый
Не разожжёт огня в крови.
Поверьте мне, что даже юмор
Не лечит дефицит любви.
Тем, кто женился по расчёту,
Возможно, больше повезло
И не сводя друг с другом счёты
Живут они “друзьям” назло,
Подобно вложенным банкнотам:
Жизнь – долгосрочный депозит.
Они в любви давно банкроты –
Не ощущают дефицит.
Те, кто женат на голом теле
И только телом дорожит,
Покуда нет проблем в постели,
Не испытают дефицит.
Но стоит телу “разрыхлиться”
И потерять “товарный вид” –
Захочется пережениться.
Наступит “телодефицит”.
И чтоб семья могла сложиться,
Нам браки нужно создавать
Не с тем, с кем хочется ложиться,
А с тем, с кем хочется вставать.

Эдуард Асадов.
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Я теперь не стремлюсь улучшать этот мир,
Выдыхаю усталость. Считаю до ста.
Пусть однажды крылатый небесный кассир
Всем стреляющим в спину предъявит счета.

Я теперь никого не пытаюсь менять,
Каждый вправе жить так, как угодно ему.
Кто-то создан обманывать и разрушать,
Кто-то призван вести через холод и тьму.

Мир хорош тем, что в нём существует любовь,
Золотистый восход. Из цветов ассорти.
Шепчет день: "В мыслях горя себе не готовь,
В ком есть свет, тот везде его сможет найти".

Изменилась. Не ною. И чуда не жду.
Вижу проблески. Делаю то, что должна.
Мне бы только выращивать розы в саду,
И алмазные звёзды считать допоздна.

Мир на нитке висит, покосившийся весь,
Может, завтра сорвётся под грузом обид,
Но пока в людях что-то хорошее есть,
Всё же хочется верить, что он устоит.

Алеся Синеглазая
 

Репейка

Местный
Мы идем
сквозь револьверный лай,
чтобы,
умирая,
воплотиться
в пароходы,
в строчки
и в другие долгие дела.
Мне бы жить и жить,
сквозь годы мчась.
Но в конце хочу –
других желаний нету –
встретить я хочу
мой смертный час
так,
как встретил смерть
товарищ Нетте.

Владимир Маяковский
 

Александр Медведев

Активный пользователь
Владимир Маяковский.

Товарищу Нетте, пароходу и человеку
Я недаром вздрогнул.
                 Не загробный вздор.
В порт,
     горящий,
       как расплавленное лето,
разворачивался
        и входил
             товарищ «Теодор
Нетте».
Это — он.
    Я узнаю его.
В блюдечках — очках спасательных кругов.
— Здравствуй, Нетте!
          Как я рад, что ты живой
дымной жизнью труб,
          канатов
             и крюков.
Подойди сюда!
       Тебе не мелко?
От Батума,
      чай, котлами покипел…
Помнишь, Нетте, —
          в бытность человеком
ты пивал чаи
      со мною в дипкупе?
Медлил ты.
       Захрапывали сони.
Глаз
     кося
       в печати сургуча,
напролет
       болтал о Ромке Якобсоне
и смешно потел,
          стихи уча.
Засыпал к утру.
       Курок
           аж палец свел…
Суньтеся —
     кому охота!
Думал ли,
     что через год всего
встречусь я
       с тобою —
          с пароходом.
За кормой лунища.
         Ну и здорово!
Залегла,
     просторы надвое порвав.
Будто навек
           за собой
                  из битвы коридоровой
тянешь след героя,
                светел и кровав.
В коммунизм из книжки
                     верят средне.
«Мало ли,
      что можно
          в книжке намолоть!»
А такое —
      оживит внезапно «бредни»
и покажет
      коммунизма
              естество и плоть.
Мы живем,
     зажатые
         железной клятвой.
За нее —
     на крест,
        и пулею чешите:
это —
     чтобы в мире
              без России,
                     без Латвии,
жить единым
            человечьим общежитьем.
В наших жилах —
                кровь, а не водица.
Мы идем
         сквозь револьверный лай,
чтобы,
       умирая,
                воплотиться
в пароходы,
            в строчки
                     и в другие долгие дела.
Мне бы жить и жить,
                     сквозь годы мчась.
Но в конце хочу —
                   других желаний нету —
встретить я хочу
                 мой смертный час
так,
   как встретил смерть
                    товарищ Нетте.
 

Репейка

Местный
Прощание с красным флагом.

Прощай, наш красный флаг...
С кремля ты сполз не так,
как поднимался ты -
пробито,
гордо,
ловко
под наше "так-растак"
на тлеющей рейхстаг,
хотя шла и тогда
вокруг древка мухлёвка.
Прощай, наш красный флаг...
Ты был нам брат и враг.
Ты был дружком в окопе,
надеждой всей Европе,
но красной ширмой ты
загородил ГУЛАГ
и стольких бедолаг
в тюремной драной робе.
Прощай, нащ красный флаг...
Ты отдохни,
приляг,
а мы помянем всех,
кто из могил не встанут.
Обманутых ты вёл
на бойню,
на помол,
но и тебя помянут -
ты был и сам обманут.
Прощай, наш красный флаг...
Ты не принёс нам благ.
Ты с кровью, и тебя
мы с кровью отдираем.
Вот почему сейчас
не выдрать слёз из глаз
так зверски по зрачкам
хлестнул ты алым краем.
Прощай, наш красный флаг...
К свободе первый шаг
мы сделали в сердцах
по собственному флагу
и по самим себе,
озлобленным в борьбе.
Не растоптать бы вновь
очкарика "Живагу".
Прощай, наш красный флаг...
С наивных детских лет
играли в "красных" мы
и "белых" больно били.
Мы родились в стране,
которой больше нет,
но в Атлантиде той
мы были,
мы любили.
Лежит наш красный флаг
в Измайлове врастяг.
За доллары его
толкают наудачу.
Я зимнего не брал.
Не штурмовал рейхстаг.
Я - не из "коммуняк".
Но глажу флаг и плачу...

1992 год.
Евгений Евтушенко.
 

Репейка

Местный
Эти слова написала врач в далеком 1944. Дежурство в госпитале длилось 3 суток.
После утомительных дней врач отделения нейрохирургии Вероника Михайловна Тушнова, едва дойдя до дома, записала на клочке старой бумаги «Не отрекаются, любя…» И уснула. Ей было всего 33 года. Шел 1944-й год.
Романс «Не отрекаются, любя…» на музыку Марка Минкова впервые прозвучал в 1976-м со сцены Московского драматического театра имени Пушкина. Вероника Тушнова его уже не услышала – её не стало в 1965-м. Двумя годами позже Алла Пугачева, отредактировав, превратила этот романс в одну из своих самых знаменитых песен. Но сначала было слово…. И вот как звучало стихотворение в первозданном варианте.

Не отрекаются, любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
А ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
Когда в стекло ударит вьюга,
Когда припомнишь, как давно
Не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
Не полюбившейся когда-то,
Что переждать не сможешь ты
Трех человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
Трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
На дальних подступах к воротам...
А в доме будет грусть и тишь,
Хрип счетчика и шорох книжки,
Когда ты в двери постучишь,
Взбежав наверх без передышки.
За это можно все отдать,
и до того я в это верю,
Что трудно мне тебя не ждать,
Весь день не отходя от двери.

В. Тушнова, 1944 год.
 

Беспринципная Седовласка

Между прочим, здесь написано: «Вытирайте ноги»
Не ходи на кладбище в апреле.
Там ветра весну ещё не спели,
И грачи не съели чёрный снег.
Рядом в церкви шепчутся о Пасхе,
И блаженный Вася ходит в каске,
И младенец видит рай во сне.
Только тюрьмы знают про свободу,
В зеркало смотри теперь,
как в воду,
Вспоминая мамины глаза.
Никогда завистники не сглазят,
Тех, кто с улетевшими на связи,
Зачеркнет их мысли стрекоза.
Звёздочки да крестики в тумане;
Пишет новый Лермонтов в Тамани
О своём герое СВО.
Солнце гладит зеркало по-женски,
В нем солдат и автомат ижевский,
Кроме жизни больше ничего.

4.4.24 Влад Маленко
 
Сверху