Стихи

[A1e)(]

Зверь

Он убегал: В него стреляли люди:
Проваливаясь лапой в рыхлый снег,
Волк твёрдо знал: спасения не будет
И зверя нет страшней, чем человек.

А в этот миг за сотни километров,
Был в исполнении ужасный приговор:
Девчонка малолетняя там где-то
Уже четвёртый делала аборт.

Малыш кричал, но крик никто не слушал.
Он звал на помощь: <Мамочка, постой!!!
Ты дай мне шанс, чтобы тебе быть нужным!
Дай мне возможность жить! Ведь я живой!!!>

А волк бежал: Собаки глотку рвали:
Кричали люди пьяные в лесу
Его уже почти совсем догнали,
Волк вскинул морду и смахнул слезу:

Малыш кричал, слезами заливаясь,
Как страшно, не родившись, умереть!
И от железки спрятаться пытаясь,
Мечтал в глаза он маме посмотреть.

Вот только <маме> этого не нужно -
Не модно стало, видите ль, рожать!
Она на глупость тратит свою душу,
Своих детей <не в падлу> убивать.

А волк упал без сил: Так было надо -
Он от волчицы варваров увёл -
Одна она с волчатами осталась,
Когда он на себя взял приговор:

Собаки рвали в клочья его тело,
Но только душу волчью не порвать!
Душа его счастливой мчалась в небо -
Ради детей есть смысл умирать!!

И кто, скажите, зверь на самом деле?
И почему противен этот век?
А просто человечнее нас звери,
И зверя нет страшней, чем человек!

 

[Дoчь*Сaмурая]

Будет острее острого, это ясно, в прорезях дня нам станет чертовски тесно, если спасаться цветом – то лучше красным, если спасаться словом – то неизвестным, нам не хватает малости, признавайся: звездного спайса, горного эдельвейса, воскреснуть сейчас без этого не пытайся, а воскресить другого – и не надейся.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Кем ты пытаешься здесь прослыть - острый, больной, сквозной? Мальчики прыгают со скалы в полуденный звонкий зной. Мальчики прыгают - каждый мнит: крылья, порыв, полет. Смола и каменный аммонит, листок и янтарный лёд. Мальчики прыгают - сколько лет мне наблюдать их бег? Крылья, лежащие на земле, я отдала тебе. Небо открыла - восток, окно, ветер течёт рекой. Земля, уходящая из под ног, запомнит меня такой.

Они умирают в моей груди, бьются, идут ко дну. Мальчики прыгают. Ни один крыльями не взмахнул.

 

[Амалия]

ОДНАЖДЫ,НА ТАНЦАХ, СПУСТИВШИСЬ С ВЫСОТ,
СУДЬБА ПРИГЛАСИЛА ЛЮБОВЬ НА ФОКСТРОТ.
По Тонкому Стану Скользила Рука,
Но Поступь Партнерши Была Нелегка.

Она Оступалась, Шагала не в Такт,
Партнер Тоже Многое Делал не Так.
На Них Обращали Внимание Все.
Как Странно? - Шептала ВЛЮБЛЕННОСТЬ МЕЧТЕ.

И Чуть не Упав на Простом Па-Де-Де,
ЛЮБОВЬ Воспротивилась в Танце СУДЬБЕ.
Ее Она Властно Тотчас Обняла
И Дальше Движенья Сама Повела.

Под Хитросплетенье Волнующих Нот,
У Них Получался Волшебный Фокстрот!
Рождалась Единство в Слиянье Двоих,
И Все Расступились, Взирая на Них

ЗАПОМНИ: ТАК БЫЛО И БУДЕТ ВСЕГДА:
В ОБЪЯТЬЯХ ЛЮБВИ МОЖЕТ МНОГО СУДЬБА!!!

 

[Gertruda]

Заблудился я в небе - что делать?
Тот, кому оно близко,- ответь!
Легче было вам, Дантовых девять
Атлетических дисков, звенеть.

Не разнять меня с жизнью: ей снится
Убивать и сейчас же ласкать,
Чтобы в уши, в глаза и в глазницы
Флорентийская била тоска.

Не кладите же мне, не кладите
Остроласковый лавр на виски,
Лучше сердце мое разорвите
Вы на синего звона куски...

И когда я усну, отслуживши,
Всех живущих прижизненный друг,
Он раздастся и глубже и выше -
Отклик неба - в остывшую грудь.

Осип Мандельштам

 

[Дoчь*Сaмурая]

хватит прощений твой белый флаг застиран
спелые капли с неба бегут пунктиром
хватит оваций и целоваться хватит
первые раны сердце рыхлят в привате
тает к рассвету порча заочных строчек
бледное лето счастья кредит просрочен
видишь любимый ангелы ставят сети
мы попадались значит теперь соседи
братья по плену боже куда я лезу
чокнутый мастер скоро закончит пьесу
кастинг бессонниц снова в вечерних сводках
а маргарита спит с подмастерьем вот как

 

[Дoчь*Сaмурая]

Спи, мой родной. Августа след простыл,
Стерся с бесстрастных трасс.
Спи, мой родной, если меня простил,
Чтобы забыть с утра.

Если устал, если простить не смог –
В сон не попросят виз.
Я обвила память твою тесьмой
Строк, улетавших ввысь.

Пряная ночь вычтет мои стихи,
Выметет самый сор.
Спи, мой родной. Трудно любить таких
И хохотать в лицо.

Что не сбылось, обречено бродить
Терпким коктейлем снов.
Спи, мой родной. Я на твоей груди.
Эхо – плохой связной.

Нас не связать. Рации больше нет.
Только набат сердец.
Фара луны выключит дальний свет.
Спи, мой родной, я здесь.

Этот сентябрь будет невыносим –
Кастинг на Страшный Суд.
Вздрогнет рассвет тысячей Хиросим.
Спи, я тебя спасу.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Расплетая волосы темноте, что покорно в пальцах твоих болит,
Ты опять молчишь, избегая тем о тоске и вечности. Да, калиф?
Значит снова сказками под гашиш колыбелить пленнице твой покой.
Я могла придумать тебя, малыш...
Но на кой?

Мне тебя от сердца не отрезать, не нырять в глаза, не идти на дно.
Такова уж доля Шехерезад – притворяться тысячей и одной.
Магомет отправится за горой, а гора окажется миражом.
Сумасшедший витязь. Почти герой.
Поражен.

Даже если хочется – мне не верь. Не проси о чуде – напрасный труд.
Янычары строятся в голове, караул сменяется поутру.
Мне давно доложены их посты в закоулках города из лачуг.
Я еще могла бы тебя спасти...
Не хочу.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Он говорил: «Плыви», и она плыла. В окне было море, черное, как смола, и в этой смоле застывшие корабли видели землю во сне, не узнав земли.
Он говорил ей: «Пой», у нее внутри, вторя его дыханью, рождался ритм. Луч маяка дозорным входил во тьму, чтобы услышать, как пела она ему.
Он говорил: «Моя», говорил ей: «Будь!», пульс учащался, пот выступал на лбу, алое солнце бродило в его крови…

Он проникал в нее и говорил: «Плыви».

 

[Дoчь*Сaмурая]

бедняга ленин новый муми-тролль
лежишь и чахнешь не разлепишь рта ведь
твоя арманд спускается в метро
где вечность в репродукторах картавит

пройдёт семивагонную мечеть
и перекрестит мёртвого шакала
преподавать супружескую честь
у голубых любовников шагала

она спешит ей хочется конфет
договорить проснуться и одеться
пошли за ней надорванный конверт
для вашего бесполого младенца

когда она поднимется наверх
не узнавая станцию тверская
опять помолодевшая на век
лишь трещина помчится от виска и
всё ниже в золотые кружева
моргни ей что она ещё жива

 

[Дoчь*Сaмурая]

себя с собой в себя не обыграть
айда нажрёмся за кулисой ринга
к кому из нас приедет ленинград
не важно
бинго

грядущее украдкой посетив
сентябрь сфотографировав блокнотом
уже легко сойти за позитив
в окно там
в малевича распахнутый квардрат
ещё вчера беременный искусством

дилемма глаз залить или продрать
не густо

последний кент ломается как дрянь
его петлёй уже не затянуться

хорошие слова меня кадрят
минут за
пятнадцать до начала дележа
карандашей и смены декораций
когда слова хотят принадлежать
им пох..р чем подобное карается

в моих стаканах вишни вдугаря
всегда готовы музыка и справка

труби трубач
раз трубы не горят
исправны

 

[Дoчь*Сaмурая]

Нет ничего святого. Нет ни одной святой.

Вытри рассвет с винтовок, туго перебинтован кадровой запятой, маленькой и стерильной. Пусть наступает мир. Солнце из пластилина. Стереоистерия – взрывы забытых мин. Всё подлежит пробелу. Всё, что под ним лежит. Флаги приходят в белом и конфискуют бегло мёртвые падежи. Звёздная хворь погонам стала почти мала.

Наша война спокойна. Наша война покорна.
Наша война могла сделать тебя взрослее, сделать меня нежней.

Август уже расстрелян, а потому острее необходимость в ней – в осени – новой крови, чтобы она текла, в осени – новой кровле.

Поздно включать героя, если твоя игла яростно просит ломки, в женской руке дрожа. Нашей войне неловко. Пишутся эпилоги и изменяют жанр.

 

[Мандарин в селёдке]

Любите жизнь - не замыкайтесь на проблемах,
Хотя судьба... Порою так прижмёт...
Мы не святые... У каждого найдётся промах -
Не ошибается лишь тот, кто не живёт!

 

[Амалия]

Не измены боюсь –
Предательства.
Не волнений боюсь –
Покоя.
Наивысшее надругательство
Третьим быть,
Где должно быть двое.
Не упрёков боюсь –
Молчания.
Громогласного, как проклятие.
Затаившегося отчаяния,
Словно магма
В затихшем кратере.
Не хочу
Унижающей жалости.
Ни бичующего сострадания.
У любви
Не бывает старости.
Убивает
Непонимание.
Не пощады прошу,
Не помощи,
Не спасительного заклинания.
Не уступок прошу
Беспомощных.
Одного прошу –
Понимания.

Анатолий Ясинский

 

[Gertruda]

Я счастлив: не безумен и не слеп,
Просить судьбу мне не о чем.
И все же.
Пусть будет на земле дешевле хлеб,
А человеческая жизнь дороже.

Расул Гамзатов

 

[Дoчь*Сaмурая]

умирай за меня легко, потому что тебе пора.
потому что плывут глаза за зелеными облаками.
потому что прописан Бог капитаном на твой корабль -
покорять глубину весны, якорями ее лакая.

заигравшийся патефон отравил для тебя иглу,
белой нитью запряг и смолк, озадаченный подоплекой.
просто ломка еще нежна, чтобы сниться под первый луч,
осторожно ложась в ладонь непроявленной фотопленкой.

под дождем вырастает май из смирительного холста,
из распахнутого окна, из задуманной небылицы.
если рамкой прижмется тень, опоздавшая вырастать,
умирай за меня сейчас, чтобы с будущим не делиться.

старый город несет твой крест, перемноженный куполам,
под конвоем ревнивых звезд [что не падшая - то святая].
умирай за меня любить. это лучше, чем кабала
редких строк, что идут ва-банк и встречаются животами.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Не ходи за мной, дороги мои молчат. Закрывают ставни вечером старики. Не ходи за мной, не трогай моей руки, я отчаянно строптива и горяча. Я сегодня шла из церкви да на беду повстречала лошадь черную у ручья. И была ничья та лошадь и я – ничья, и теперь я с этой лошадью пропаду. Я легка, меня не слышно на мостовой. Но она идет за мной и чеканит шаг. У нее глаза темней, чем моя душа. Кроме глаз я не запомнила ничего.

Говорят, меня отпели в урочный час, говорят, в окне теперь не найти огня…

И она пришла к ручью и взяла меня.

Моя женщина строптива и горяча.

 

[Дoчь*Сaмурая]

Когда мое море стынет где-то в чужих руках, когда мои песни кому-то поются всуе, я делаю вид, что не знаю об этом и не понимаю, как рушится равновесие наших судеб. Я делаю вид, что все происходит само собой, появляется кто-то, кого мы не называем, и когда этот кто-то тебе причиняет боль, я начинаю быть воздухом между вами. Я умею не ревновать, я делю на три, на четыре делю – мне привычен процесс деленья. Но лучше всего я умею не говорить о том, что не имеет определений. Я умею не помнить моря, ушедшего в никуда, умею не видеть поезд, не слышать его колеса. Если ты решил, что готов это все отдать – отдавай спокойно и не задавай вопросов.

Потому что на каждый заданный твой вопрос у судьбы найдется пара моих ответов.

Не стоило думать, кому из нас с кем спалось. Пока ты не спросил об этом.

 

[Дoчь*Сaмурая]

...или я убью тебя, или ты станешь членом стаи. Ибо стая моя из тех, кого я не смогла убить. Ты будешь спать в пещере, и я стану приносить тебе корм и беречь твой сон. Ты станешь членом стаи. Но ты никогда, никогда, никогда уже не будешь добычей. Наша охота закончится.

Они спят в пещере, и я берегу их сон. Я берегу их сон. Они малые и большие, но все похожи друг на друга – кареглазы и смуглокожи, их дыханье осыпается, как песок. Они спят в пещере, и каждому, кто войдет под ее могучий свод, нарушая святость, я ударом лапы перешибу девятый, прямо к сердцу подступающий, позвонок. Они спят в пещере, я по ночам не сплю. По ночам не сплю, слежу за долиной темной. Я же слышу, знаю, чувствую – мир огромный, в нем есть место океану и кораблю, в нем есть место водопаду и тишине, долгожданной тишине, поглотившей голос…
Там внизу, в лесах, я слышу шаги другого.

Он идет сюда и думает обо мне.

 

[Gertruda]

Сквозь горящую рощу дождя, весь в березовых щепках воды —
я свернул на Сенную и спрятал топор под ветровкой,
память-память моя, заплетенная в две бороды,
легкомысленной пахла зубровкой.

И когда в сорок пять еще можно принять пятьдесят,
созерцая патруль, обходящий торговые точки, —
где колбасные звери, как будто гирлянды висят
в натуральной своей оболочке.

А проклюнется снег, что он скажет об этой земле —
по размеру следов, по окуркам в вишневой помаде,
эй, Раскольников-джан, поскорей запрягай шевроле,
видишь родину сзади?

Чей спасительный свет, не желая ни боли, ни зла,
хирургической нитью торчит из вселенского мрака,
и старуха-процентщица тоже когда-то была
аспиранткой филфака.

Александр Кабанов