Первая святая

Ookami

имеет
Заблокирован
Я вижу ехидные глаза Наты, источающие победу. Мои ноги срываются с места.
-Ты… ты… специально это затеяла. – Я останавливаюсь перед ней и смотрю ей в глаза. Я, как это не парадоксально, все еще не верю в произошедшее.
-О чем ты, милочка? Мы просто потанцевали с Ксаном, и не моя вина, что ему понравилось.
Никогда ранее Ната не говорила так со мной. Я не могла уложить в голове, что рано или поздно такая видная, властная и могущественная женщина возненавидит меня и обратит свою ненависть мне прямо в лицо, поступком и словом. Я жутко вспотела, и меня залихорадило. Она же меня не на шутку ненавидит! Это война, а я совсем не готова биться насмерть, глядя в лицо подруги.

-Мы же договорились… Ты же знала, что Ксан мне нравится…
-Тебе и Павел нравился. И что ты сделала с ним? Натравила на него банду подростков-имбецилов из трущоб. Ты, Лерочка, законченная садистка, и тебе не место в нормальном обществе.
Дана с Инной ахнули. Пол ушел у меня из-под ног. Я поверила.
С-с-у-у-к-а-а…
Я начинаю рыдать. Пол поплыл. Все потеряно. Меня подставили. Презумпция невиновности – в сортире… Кулаки мои безвредно сжимаются и разжимаются. Я все равно не смогла бы ударить Нату, и теперь мне остается только слушать.
Сейчас она обращалась к женской аудитории.
-Помните, с какими фингалами Павел появился в Университете после встречи - с этой? – Взгляды девушек погасли. - А Марк? Он лежит в больнице, в коме, с переломами обеих ног! – Девушки скорчились и стиснули ладони. - Лерочка, неужели тебе ничего не известно об этом?
Ната подходит ко мне. Я не могу прийти в себя от такого подлого предательства. Я ошарашена до коликов, я никогда и предположить такого не могла. Меня трясет, как в лихорадке. Слезы катят из глаз. Я почти ничего не вижу. Я раздавлена.
-Ната, зачем ты так? – Я сомневаюсь, что кто-нибудь меня понял из-за рыданий. Из моего рта вырывается лишь отчаянная икота.
Она наотмашь бьет меня по лицу. Я отлетаю к стене, чудом оставаясь на ногах. Так мне и надо. Заслужила, тупая уродина.
Ксан берет ее за плечи, оттаскивая от меня, но для моего помраченного рассудка это лишь доказательство его измены.
Голос Наты взлетает к потолку. Она прекрасно владеет собой.
-Инна, Дана, и ты, Ксан, волей судьбы оказавшийся здесь, теперь видите, на чье совершеннолетие вы попали. Ее надо лечить. Девочки, вы помните, какая агрессия проявилась в ней сегодня к Ксану? Она хотела его после вечеринки так отдубасить со своими приспешниками… До смерти. И за это она платит им своим телом. Б---ь проклятая. Она запугивала меня, чтоб я молчала, но больше я не могу этого терпеть. Я должна была разоблачить ее, и я это сделала. Слышишь, мать твою?
Мои глаза жжет, но в них нет больше слез. Я вижу изумленно таращащихся на меня Дану и Инну, словно я куча ходячего радиоактивного говна. Они без возражений поверили в мою виновность.
Вижу Нату, уперевшую руки в бока. Она удавила бы меня, выкинула бы из окна, повесила бы на первом проводе. Она не может примириться с моим существованием.
Вижу Ксана, мою последнюю надежду. Ксана…
Ната берет Ксана под локоть.
-Ксан, дорогой, пойдем отсюда. Эта психованная принесла бы тебе только несчастья. Я ее знаю, она мне рассказывала, как она и ее дружки отделывали парней, с которыми она гуляла…
Все предохранители в моем мозгу перегорают.
 

Ookami

имеет
Заблокирован
Я не вижу, как Ксан отталкивает Нату. Не вижу Дану в слезах и поникшую Инну. Я вижу горящими от соли глазами только Нату. И я могу орать, срывая связки.
-УБИРАЙСЯ!!!
Она пятится, понимая, что если мы с ней теперь не подруги, и раз я пробудилась к действию, и слетела с катушек, и могу вызвать полицию, и могу сделать еше много чего, даже изуродовать ее, и буду права. Детектор эмоций сможет стопроцентно подтвердить мои показания в суде.
-Я ухожу. Дай мне минуту. - Она ласково приникает к Ксану и начинает что-то шептать ему.
-ПОШЛА ВОН! И ТЫ, КОЗЕЛ, ВЫМЕТЫВАЙСЯ!
Мой взгляд падает на Дану с Инной. Они обе плачут.
-Уходите, пожалуйста…
Ната по прежнему с Ксаном. Мне не могло прийти в голову, что это Ксан никак не мог избавиться от нее.
Я больше не могу себя контролировать. Все, что было мной, в свистящем торнадо вылетело через гипоталамус, оставив лишь пустую матрицу.
Хватаю вазу и поднимаю над головой.
Когда я подбегаю к нему, в моих руках ваэы давно нет, тем не менее я яростно пинками выдавливаю его из своего убежища, не замечая, что он сам ретируется, по возможности стараясь уменьшить ущерб от моих ногтей. Разум совершенно оставил меня.

Захлопнутая дверь отсекла меня от внешнего мира.
Первобытное существо в моем теле бесчинствовало, крушило, я не могу сказать сколько времени. То, что было мной, где-то извивалось, вопило, корчилось и рвалось, пока тело обо что-то не стукнулось.
Затмившее разум бешенство мгновенно пропало, после чего я осталась одна, опустошенная, бесповоротно, и на этот раз навсегда. Мои подруги умерли. Мой единственный друг умер. Я умерла. Мой разум умер. Эта пустота на самом деле не имеет никакого цвета. Это, как смерть, вообще ничего.
Я шагнула, удивляясь, что все еще существую. Зачем я теперь?
Оказавшись сидящей на стуле в огромной пустой квартире, в комнате, помнящей живые человеческие голоса, посреди наполненной вакуумом Вселенной, я услышала льющуюся прекрасную музыку.
-Вставай, ты, имя которой - никто, – произнес голос, - и танцуй, ведь ты так рвалась к этому. Поднимайся, и по-настоящему осознай ту безысходность, которой суждено стать скорым началом твоего конца. Ты согрешила, хоть и один раз, а в ад ты отправишься, как и все остальные!!!
Сволочные подламывающиеся ноги, не смейте опошливать потустороннюю торжественность ситуации. Крепись, лохушка, и исполни свой погребальный танец. Сохрани видимость силы хоть перед самой собой. Давай, кретинка, устрой себе веселый отходняк.
Я вмазала себе по щеке. Это помогло.
Я делаю первые па, тело привычно отдалось мягким волнам мелодии. Как хорошо осознавать, что скоро тебя не станет.
Мышцы, ведущие мои ноги, и плавно летящие руки, сильный пресс без жирка, крепкая спина, исправно гнущаяся шея с непутевой башкой, вы хорошо служили мне, жаль, что вас не полюбят. И никто не увидит, как вы уйдете.
Презренная дура, как я себя ненавижу. И как приятны эти расчитанные шаги и размеренные повороты, словно кто-то поддерживает надежной рукой, ведет в танце.
Брось, курва, о чем ты толкуешь, ты здесь одна нарезаешь круги, и плачет по тебе дурдом. Все ушли от тебя. И вообще, с какой стати тебе должно быть приятно?
Я оступаюсь, сохраняю равновесие.
Начинаю вращаться на месте, все быстрее и быстрее. Комната безумным пропеллером свистит в ушах, и я зажмуриваюсь. Танцуй, дрянь, танцуй!!!

Лера падает, катится и боком ударяется об угол дивана. Боль пронзает мозг. Дыхание перехватывает и почти останавливается.
Вот так, вот так! Запомни и продолжи эту боль, ее давно не хватало твоей тупой башке. Ударь себя хорошенько, пусть все дерьмо уложится в чердаке напоследок.
Лера, задыхаясь, поднимается на колени и кулаком ударяет себя между глаз.
Ах, какие великолепные искры!
Ее голова отшатывается, из прикушенной губы падает капля крови.
А ведь тебе этого мало, не так ли, дутая ты скромница? Мало, мало, ты заслужила гораздо большего. Так что поднимайся на конечности. Что, больно? В тыкве поплыло? А кого это волнует? Шоу с участием девочки в одном лице только началось. Шевели клюшками, и делай что тебе говорят, все равно ты сдохнешь, сдохнешь!
Как, ты еще не понимаешь? А я тебе скажу - теперь бейся чайником о стену. Ты не можешь прыгать вниз в здравом рассудке, так что просто заставь себя сойти с ума. Так просто, ты уже почти перешла грань, и до сих пор не догнала!
Итак, хватит откладывать. Ключ.
Лера, пошатываясь, с трудом сохраняет вертикальное положение. Ее глаза подернулись мутной поволокой. Связь, соединяющая ее естество с миром, натянулась до предела, как перегруженная, истончившаяся под непредусмотренной нагрузкой стропа, и Лера сделала шаг к цели, стремясь как можно быстрее аннулировать свою причастность к собственной жизни.
 

Ookami

имеет
Заблокирован
Дверной звонок множественным эхом звучит в замутненном сознании. Она мучительно стонет, и сотни рук с огромным напряжением хватают скользкие куски головоломки, роняют, кладут, ошибаются, но с каждым мгновением картина яснеет, становится все более знакомой. Звонок.
Он пленяет ее рефлексы и новым импульсом наполняет инстинкты. Голос внутри утихает, и ее непослушные ноги сходят с единственной, и, казалось, окончательной колеи.
Звонок раздается вновь. Потом еще и еще.
Она спиной прислоняется к двери и садится, часто дыша, ощущая, как черные щупальца тянут назад и вбок, не имея мужества посмотреть в глазок, боясь, что ее надтреснутое сознание играет с ней черную шутку. Она ждет. Звонок повторяется. Она привстает, с каждым сантиметром ослабляя черную связь.
Лера наощупь находит кнопку замка, и тот коротко щелкает. Если это безумие пришло ко мне, пусть оно входит и забирает меня. Она даже находит силы подняться и приоткрыть дверь.

Ксан ловит Леру под руки, не давая ей упасть. Ее вид, как у ожившего мертвеца, ошеломил его. Лицо серое, круги под глазами. Словно прошло множество времени и тысяча обстоятельств, насильно скрытых от него.
-Лерочка, маленькая… Никогда не прощу себе, что позволил себя выгнать! Как я мог допустить, что она тебя ударила! Сегодня я не оставлю тебя. Тебе нехорошо. Я с тобой, скажи что нибудь, не пугай меня!
Лера, совершенно обессилев, тянется к нему. Красивый, истинно мужской голос, и он так нянчится со мной… как с младенцем. И правильно. Хочу быть младенцем, качающимся на широкой мужской груди. Я ведь девочка, так? А девочки слабые, и без мальчиков им никак.
-Я глупая... Я танцевала, танцевала, и упала…
Она начинает оседать на пол, и Ксан бережно подхватывает ее.
Лера мысленно двигает плечами и что-то рвется.
-Оно ушло...

ГЛАВА 2. ГЛАВНОЕ.

Ксан, мой хороший мальчик, он вернулся. Я открываю глаза, и слезы текут по моим щекам. Он усадил меня на диван, а сам присел рядом, гладя мою руку, смотрит на меня и молчит, только платком подбирает мокрые дорожки с моих щек. Боже, какой он милый и застенчивый, и так нравится мне, что я почти не могу дышать. Всхлипываю.
Я… господи, я люблю его…
Он развертывает платок, пытаясь найти кусочек посуше.
-Лера, у тебя вся косметика поплыла…
Некоторое время он обтирает мое лицо, затем тихо замечает:
-Знаешь, черный цвет не подходит к твоим светлым волосам, и вообще без косметики тебе лучше… А моего платка не хватит, ты устроила настоящий потоп, и черного на твоем личике слишком много, я только буду пачкать тебя. Давай, я провожу тебя умыться?

Всю жизнь я была беспросветной эгоисткой. Ксан с самого начала глубоко запал мне в душу. А я упорно представляла себя такой же, как Ната (она ведь была самой красивой, самой опытной и, казалось, самой удачливой). Пыталась порациональней использовать его, понимая, но не принимая в расчет того, что он живой чувствующий человек, и все делал для меня бескорыстно, да что там – самоотверженно, благородно. И его отношение в преломлении моих извращенных амбиций ослепило меня, я посчитала его психом, болваном и еше много кем, так как сама ранее старалась быть всепонимающей и сочувствующей всем, а в ответ находила ожидание большего, граничащее с отождествлением меня вечным, навсегда обязанным духовно сдвинутым спонсором, коему некуда деваться от избытка сентиментальных чувств и средств. Господи, я просто содержала, нянчила и утирала сопли, успокаивала и снабжала материально беспринципных малолетних альфонсов, полагая, что увеличиваю количество добра в отдельно взятом городе. Я ничего не требовала взамен, веря, что содеянное ”добро” вернется ко мне сторицей. Один облагодетельствованый лишил меня невинности, предварительно вылив на меня ушат крокодильих слез. И тогда я свято верила, что жертвую собой не просто так, собственно, не жертвую даже, а даю отчаявшемуся человеку успокоение. А ведь я, как и другие девчонки, берегла себя для принца, благородного, с простертой ко мне рукой, и не сберегла, отдавшись во власть мнимого самопожертвования, унизительно и приторно до блевотины сладкого, такого понято-недодуманного тщеславия, высшей эгоистической идеи.
Заслуженной платой была жестокая депрессия и замкнутость на годы. Я предала себя и не имела права на прощение. Я была проклята и могла только имитировать чувства.
Всю жизнь я несла тяжкий груз вины перед самой собой. Ксан, нечаянно войдя в мою жизнь, простил меня, принял меня, разорвал замкнутый круг, позволил мне себя простить, и я могла бы простить самое себя перед лицом моей любви к нему. Мне требовалось только заплатить теми чувствами, которые я уничиженно пропускала мимо себя.

Незатейливая дешевая краска черного цвета легко смывается и утекает вместе с моими слезами. Ксан аккуратно промокает мои губы салфеткой, стирая последние следы глупой помады. Слава Богу, что я не поцеловала его.
-Подожди, осталось еще чуть-чуть. – Я всецело отдаюсь его заботе. – Пожалуйста, нагни голову над раковиной.
Он набирает теплую воду в горсти и выливает на мои волосы. Хорошенько их промывает. Разглаживает намокшие локоны, берет гребешок и причесывает. Я, словно кошка, ничего не могу с собой поделать, и тихонько млею. Струйки воды бегут по лицу. Мягкое полотенце осушает их, я поднимаю голову.
Ксан приглаживает последние прядки, выбившиеся из моей неровной челки.
 

Ookami

имеет
Заблокирован
Он ласково, оценивающе глядит на нее. У него фантастические глаза. Лера сдерживает стон и смотрит в сторону.
-Сейчас я могу видеть твое лицо. Посмотри, какая ты хорошенькая.
Она неудобно сидит на краю ванной, он сдергивает полотенце с зеркала, свертывает, и, не глядя, бросает в корзину для белья. Он видит только ее глаза.

Я послушно гляжу в освободившееся зеркало. Мне неуютно, я встаю, чтобы лучше видеть.
И сначала вижу огромные серые глаза, испуганные и доверчивые.
Доверяю ли я себе? Да, теперь я могу довериться себе, как своему любимому. Боюсь ли я себя? Нет, пока мне нечего бояться, если не придумаю себе новых страхов. Я поняла, кого ждала всю свою жизнь, и он со мной. Теперь я спокойна.
Господи, неужели эта юная женщина в зеркале - я? Четко очерченные скулы на когда-то круглом лице. Пухлых детских щек больше нет, неужели я так осунулась за прошедшую неделю? И осунулась весьма недурно. Я всматриваюсь в это незнакомое лицо, узнаю знакомый изгиб бровей, бахрому светлых, белобрысых ресниц, рельеф губ, высокий лоб, и внезапно улыбаюсь этой красивой незнакомке. Да, я стала красивой, потому-что дождалась своего единственного, потому-что он помог мне обрести себя, увидел без краски и назвал хорошенькой… Девчонка в зеркале теперь нравилась мне, та, с которой я ссорилась и проигрывала ссоры много лет, и я наконец-то ощутила себя зрячей и незамутненной, видящей вещи в их реальном отображении, лишенными мелких повседневных амбиций, и поняла, как долго я хотела казаться чем я не являюсь себе и тем людям, которые множеством лживых ухищрений пытались подчинить по возможности наибольшую часть меня на протяжении того недолгого времени, когда я осознавала, что в мире все не совсем хорошо и просто, пытались переварить и не насытиться.
Как долго я была уродиной. Учение в школе. Когда мальчики отворачивались от меня, затем юноши. Кроме тех, конечно, что знали высокое положение моих родителей и были достаточно беспринципными и расчетливыми, чтобы попытаться его использовать. Я поняла, что из-за этого и приняла решение распрощаться с невинностью, и что это вообще был мой единственный шанс.
И вот поступление в Университет. Новая обстановка окрылила меня, но не могла обмануть подсознание. То была старая песня, но в новом исполнении. Я продала полудюжину картин. Навалившаяся слава успешной художницы, поклонники, обольстители...
Ложь. Я ужаснулась, как долго эта составляющая была моей неистребимой частью и неотьемлемой частью моего окружения. Ложь, всепроникающая и всеобъемлющая, пугающе масштабная. Ложь: напыщенная и многословная, та, которая теряется в изъяснениях о жизненной многотрудности и многогранности; тихая и вкрадчивая, играющая на тонких мостках псевдоискренней дружбы; грубая и подчеркнуто откровенная демонстрация человеческих ошибок, апеллирующая к моей собственной несовершенности… Имеющая бесчисленное множество обличий. Все, что угодно, могло ею быть – и теперь я видела все способы, в которых предо мной могла предстать ложь. В том числе, и моя собственная ложь. Мой разум прояснился, и причиной тому стал Ксан.

Я пришла в себя, ощущая освобожденность, шелуха слезла с моего разума, и я была почти свободной от прошлого, я была новая от моего нового, томящего чувства, которое распространялось по органам и членам. Оно требовало выхода, участия, признания. Но я думала, что оттолкну и смущу Ксана, если слишком резко продемонстрирую его. Знаю, скрывать любовь – та же ложь, но я боялась, боялась своей неловкости. Я наделала ошибок, и теперь боялась, что по своей вине останусь лицом к лицу с холодной вселенной одиночества. Полагаю, для Ксана я - странная, неуравновешенная, наверняка вздорная, не исключено, что глуповатая, вполне возможно - опустившаяся. Моя истерика, попытка наложить на себя руки, легкомысленный наряд, злобные наветы… а еще ранее - безапелляционная недоверчивость, черная неблагодарность, ядовитый сарказм… Сила, обретенная мной, была мягкой, но в то же время – твердой и режущей, как сталь; открытой и бескорыстной, но вместе с тем могла оказаться ловушкой, наполненной отравленой эгоистичной приманкой; нежной и дарующей, но в случае ошибки – обязывающей на жертвы и разбивающей сердце. Я поразилась этой пока ровной, дремлющей силе. Но она была как взведенная плазменная бомба в детских руках. Во имя всего прекрасного и доброго в мире, я должна была, была обязана мудро направить чистую живую энергию, зерно которой проросло в моем издырявленном сердце, которое я согласилась бы потерять только вместе с жизнью… Больше я не должна сомневаться, иначе грош цена мне и моему удивительному дару.
Я должна показать ему мою душу. Только так он сможет сделать выбор. Ведь я хочу понравиться ему. Поэтому я выберу немного окольный путь, дающий время мне самой разобраться в себе...

Лера отворачивается от зеркала и тихонько трогает Ксана за локоть.
-Ксан, я должна что-то сказать тебе… Спасибо, что опять спас мне жизнь. Мне было так плохо… я хотела пытаться жить, но не могла… А потом ты вернулся…
Он опять приглаживает непокорную светлую прядку.
-Я не мог бросить тебя одну. Ты так расстроилась от слов этой злой особы… Она лгала насчет тебя, как лгала о “нас с ней”, и она вывела тебя из себя, явив меня как часть своего заговора. Она сыграла на том, что я нравлюсь тебе. И ты знаешь, она так тащила меня вниз по лестнице а затем до такси, что я отделался от нее, лишь пообещав дать ей в морду. Она не испугалась, но так скурвилась, было ясно, что лучше я б ее приголубил с размаху кулаком.
-А ты бы приголубил?
-Я никогда не бил женщин, но эта… даже не могу подобрать аналогии… еще чуть-чуть, и я бы переступил черту.
Лера, розовея, не выдерживает и берет Ксана за руку, ту, которой он касался ее волос.
-Ты понравился мне сразу, как только я смогла трезво мыслить после болезни. Ты все еще был тогда со мной. Помнишь, как отвратительно я себя вела?
Ксан улыбается. Затем мрачнеет.
 

qwestion

Пользователь
Лера отворачивается от зеркала и тихонько трогает Ксана за локоть.
-Ксан, я должна (благодарность это не долг) что-то сказать тебе… Спасибо, что опять спас мне жизнь. Мне было так плохо… я хотела пытаться жить, но не могла… А потом ты вернулся…

%вырезанно%

-А ты бы приголубил? (это слово означает приласкал)
-Я никогда не бил женщин, но эта… даже не могу подобрать аналогии… еще чуть-чуть, и я бы переступил черту.
Лера, розовея, не выдерживает и берет Ксана за руку, ту, которой он касался ее волос.
-Ты понравился мне сразу, как только я смогла трезво мыслить после болезни. Ты все еще был тогда со мной... Помнишь, как отвратительно я себя вела?
Ксан улыбается. Затем мрачнеет.

может лучше так?:lol:


Отворачиваясь от зеркала, Лера тихонько трогает Ксана за локоть:
- Я хочу тебе что-то сказать... Мне было очень плохо... я пыталась жить, но не могла... а потом ты вернулся... Спасибо, что опять спас мне жизнь...

%вырезанно%

- а ты бы ее ударил?
- Я никогда не бил женщин, но эта… - Ксан тихо выругался, - еще чуть-чуть, и я бы переступил черту.
Некоторое время Лера задумчиво смотрит на Ксана, но не выдерживает и берет его за руку.

- Ты понравился мне сразу, как только я стала поправляться после болезни. Ведь ты постоянно был рядом со мной. Помнишь, как отвратительно я себя вела?

Ксан улыбается. Затем мрачнеет.
 

Ookami

имеет
Заблокирован
читаем внимательней... приголубить с размаху кулаком не есть приласкать...

флудить перестаем. все предложения и критику попрошу в личку.

в ночь нового года будет выложен последний пост по теме, и каждый сможет высказаться, если имеет желание.
 

Ookami

имеет
Заблокирован
-С тобой что-то произошло. Очень-очень плохое. И я тоже был хорош – перепугал тебя до смерти. Ты знаешь, я серьезно пил. Может, ты слышала о сенсерах?
Лера кивнула. Сенсеры – люди, обладающие способностями разума или чувств, не вписывающиеся в понятия обычных людей. Существовали более конкретные научные объяснения, но обычные люди не могли их осмыслить по своей природе.
-Я один из них. Никогда не встречался с кем-либо, похожим на меня, но на своем примере знаю, что они действительно существуют. Наукой признано, что в мозгу возникают аномалии, вызывающие подобные проявления, однако она не может объяснить их природу. Говорят, это негативное влияние Океана.
Девушка, почувствовав тревогу за него, взглянула в его склоненное лицо.
-Ксан… Ты серьезно? А это не опасно? Тебе… больно от этого?
Он облизал пересохшие губы. Покачал головой.
-Это не больно в обычном понимании. Я могу видеть, что людям плохо. По-настоящему плохо. Как было плохо тебе в тот вечер, когда я набрел на тебя. И я вижу не глазами, но словно глазами, и еще глубже… А когда сильно напьюсь, чувствую гораздо слабее, и словно через мутный экран, но забыть все равно не могу, и когда протрезвею, переосмысливаю в полной мере… Раньше такого почти не было, и чувствовалось едва-едва, но с полгода назад словно какие-то шлюзы открылись. Боль, страдание, смерть… Они носятся в воздухе, я дышу этим, когда иду по улице. Люди вокруг страдают и умирают. Их души вопят, я касаюсь их, постигаю источники боли. По большей части они противоестественны и отвратительны, порочны и злобны, как инопланетяне, зараженные звездной чумой… Я думал поначалу, что схожу с ума, но стоит только взглянуть в лица… Господи, что это за страна, в которой люди страдают и умирают, просто ходя по улицам! Выхожу теперь из дома только ночью, напившись, купить еду, выпивку, или отправить почту. Сегодня вот взял такси и поехал за подарком в богатый район. Там мне легче, богатые в большинстве своем почти не страдают в достаточной для меня мере, но не более того… И я ненавижу пьяную одурь, но мне приходится с ней жить! – закричал Ксан. – И еще... Я..
Он замолчал, сжав рот в белую полоску. Он резко вскинул голову и замотал ею. Лера, перепуганная и не на шутку встревоженная, попыталась поймать ладонями его виски и удержать. Ей с трудом это удавалось, она раскаялась, что такая маленькая и слабая. Но ситуация придала ей сил. Ксан притих, только крупно вздрагивал.
-И ты чувствовал то, что чувствовала я? Бедненький…
Ксан спазматически сглотнул и некоторое время стоял не шевелясь. Его дрожь прошла, и он взглядом передал ей такое сочувствие и сопереживание, что у Леры слезы навернулись. Она тискала его руки и твердила:
-Не хочу, не хочу, чтобы ты это чувствовал… Вокруг столько боли, и ты принимаешь ее как свою собственную… Нет, Ксан, милый, лучше бы у тебя не было этой способности, этого проклятья…
И снова прошло время.
-Ксан, а ты не можешь поделиться со мной этой болью? Я могу принять сколько хочешь, ведь мне самой так часто было плохо. Я привыкла.
Он стоит, словно прислушивается.
-Лера, не знаю, что случилось, но это произошло. Часть моей боли.. даже не просто часть, а целая половина, как будто ушла в тебя и в тебе растворилась, как в громоотводе. Наверное, ты помогла мне расслабиться. – Он произнес, чуть запинаясь: - С тобой мне хорошо. Ты добрая, славная девочка. Слушай, тебе не было больно? Я в самом деле ощутил, как будто ты взяла у меня зту огромную половину. Невероятно…
Большей радости он не мог ей доставить. Ему лучше, и она наконец-то в чем-то ему помогла. Своей заботой, своим пониманием. Господи, ведь он такой же, как и она, один как перст. А где в этом мире она видела настоящие дружеские порывы? Так и он, боюсь, тоже не видел.
Теперь я всегда подставлю ему мои хрупкие плечи. Как непередаваемо приятно видеть его облегчение.
Юноша повеселел и потрепал почти сухие, “cлучайной длины”, как она это называла, Лерины волосы.
-Растрепа… Кто твой парикмахер?
Она в шутку шлепнула его по руке. Молодые люди обменялись теплыми улыбками, понимая, что стали теперь невообразимо ближе.

А ведь она что-то взяла от него, какой-то маленький ребристый шарик, туманный, еле видимый, но, как она ощущала, концентрируясь, очень плотный. Но пока она не станет говорить ему об этом.
...
Шарик витал, медленно покачиваясь, не вызывая никаких проявлений. Пусть так и будет, не хочу его касаться. Пока. Присутствие этого шара в ее сознании было дико, вкупе с домысливаемой возможностью оперировать им. Но рядом сидел Ксан, и сей факт был гораздо более невероятным и значимым. И она легко отмахнула шарик в область задворок сознания, где он не мог отвлекать ее.

Лера вспомнила, что она здесь хозяйка и у нее в герметичных блюдах медленно, но верно стынет угощение. А гость-то, как пришел, так и не проглотил ни крошки.
-Ксан, пойдем, я накормлю тебя. Ты голоден?
-Да. Спасибо, Лерочка, сегодня утром только перехватил невесть что…
Она взяла его за руку и повела в гостиную, приятно ощущая, как ее ладошка лежит в его большой сильной руке.
Она быстренько убрала лишнюю посуду, принесла чистый прибор и угостила его сначала ребрышками. Он накинулся на теплую еду, как будто голодал несколько дней. Он ел жадно, а потом спохватился, виновато поглядел на Леру и продолжал уже потише, но с не меньшим аппетитом. Лера смотрела на него с нежностью, отмечая, как вежливо и аккуратно он кушает.
Он подцепил вилкой последний кусочек кабачка.
-Умница. Мама говорила, что растущий организм должен хорошо питаться. Помню, как я капризничала, когда она меня потчевала витаминной кашей... Наверное, потому и осталась таким недоростком. Конечно, я еще расту, но вряд-ли успею вымахать. А ты бы понравился моей маме… Ксан, а сколько тебе лет?
 

Ookami

имеет
Заблокирован
-Девятнадцать. А тебе сколько исполнилось?
-Столько же. Батюшки, да мы ровесники! А я думала, тебе двадцать один.
-Неужели так взросло выгляжу? – он блеснул озорными глазами.
-Есть немного… Вернее, было. Сначала так подумала. Сейчас я дала бы тебе не больше восемнадцати.
Он засмеялся. Господи, подумала Лера, спасибо тебе, что он не лишен веселости. Спасибо, что у него такой хороший смех.
-Нет, честно! – Улыбаясь, Лера пихала его ладонь. – Так и подумала! А смеешься ты как пятнадцатилетний.
Ксан прыснул.
-Лера, ты чудо. С чувством юмора у тебя в порядке. Ты так непосредственно шутишь.
-Да, я такая, - скромно заметила Лера. – Хочешь вина?
-С удовольствием. Я налью. – Он изучает наклейку на бутылке. – Ого! Сорок три года выдержки! Крепкое, наверное. Я по маленьку.
И тут Ксан спохватывается.
-Ох, Лерочка, прости. Я совсем забыл сказать тебе пожелание. Только дай мне чуть подумать, я шел к тебе совсем с иным мнением. Сейчас я знаю тебя гораздо лучше.

Когда он думает, то чуть морщит лоб и беззвучно шепчет. И лицо у него серьезное. На двадцать один. Нет, больше. Сколько же он насильно пережил, раньше срока, благодаря случайному вмешательству судьбы, прихотливому замесу генов, своему навеянному Океаном дару. Вот я, думает Лера, задумывалась над положением вещей в широком мире, знала, что там скорее плохо, чем хорошо. Большая часть населения живет в нищете и без всяких прав. Жизнь в стране течет по инерции, теряя темп, а сдвигов не намечается. Я знаю это, однако недостаточно часто изволила представлять, к чему притечет государство, лишенное весел и руля, что будет, когда на борту закончатся запасы продовольствия и пресной воды. И я жила по инерции, без глобальных планов, от одной недалекой цели до другой. Я хотела получить диплом, занять гарантированную нишу в известной галерее. Стать финансово независимой. И все. И все, кого я знала, поступали аналогично. Все знали, что будущее темно и даже черно, но просто жили, удовлетворяя необходимые и хотимые потребности, озадачиваясь на потакания одной или двум страстишкам.
Я, думает Лера, больше не буду такой. Рядом Ксан, он не такой, как все. Это он приволок меня домой, а все прочие проходили мимо, не замечая. Я полюбила его за странную, непринятую человечность, и эта странность передалась и поселилась у меня внутри, не давая покоя. У меня появился путь – учиться состраданию и человечности. И я жажду вступить на этот путь бок о бок с Ксаном.

Ксан проводит тыльной стороной ладони по лбу и встает, поднимая бокал с вином. Я тоже встаю.
-Лера, я почти ничего не смог придумать. Да и то сказать, я старался ничего не придумывать. Я хочу знать тебя много лучше. Но то, что я уже узнал о тебе, говорит мне – ты неплохая девчонка. Мне очень хочется дружить с тобой.
Он замолчал.
-Я хочу пожелать тебе друзей. Хороших, порядочных людей, которые никогда не предадут тебя и не бросят в беде и отчаянии. Людей умных, чтобы ты не забывала: за умом – будущее. Сильных и верящих в свой труд – вместе вы сможете построить лучший мир.
Ребята тихо чокнулись краями бокалов. Молча выпили.
Лера прошептала:
-Спасибо, Ксанушка, мой милый друг… Спасибо за то, что считаешь меня подругой. Спасибо за ясное и нужное пожелание. Я шлю мольбу Океану, чтобы Он подтвердил сказанное тобой… И я сама приложу все усилия, чтобы исполнилось сказанное.
Они находятся по разным сторонам стола – хозяйской и гостевой. Девушка не глядя тыкает бокалом в стол и переходит на сторону Ксана.
-Ксан, попробуй пирожков с яйцом эмору и печенью трескозуба. Я сама их пеку, на коралловом масле, их ты ни в каком ресторане не увидишь… Они очень вкусные, еще не остыли…
 

Ookami

имеет
Заблокирован
Ксан в мгновение ока умял пирожок.
-Лерочка, спасибо, так вкусно! Я давно не ел домашней еды, а у тебя золотые руки. Ты самая гостеприимная и щедрая хозяйка! Можно, я еще возьму? Ты правильно сказала, организм в нашем возрасте еще растущий. Честно говоря, мне всегда хочется есть, а у тебя такой богатый стол.
-Конечно, Ксан, кушай, не стесняйся. Вон сколько всего… Наверное, вырастешь еще сантиметров на десять, - шутливо сомневается Лера.
-Нет, конечно, – улыбается Ксан. Берет пирожок.
-Лера, пожалуйста, расскажи о себе. Ты училась в школе? Учишься ли сейчас? Работаешь? Мне интересно, какие у тебя хобби и увлечения. Книги, которые ты читаешь. Ты меня чрезвычайно заинтересовала, - робко признается он и покусывает пирожок. – Потом я расскажу тебе все о себе. Или ты хочешь, чтобы я начал первым? Я не возражаю.
-Отчего же, я хочу поведать тебе о своей жизни. Ксан, только позволь сначала спросить, кем были твои родители?
Ксан кладет на тарелку недоеденный пирожок. Закрывает глаза.
-Мама у меня была замечательная. Она была мозгохирургом. Оперировала глубинные опухоли левого полушария мозга. В этой области она – доктор. Стажировалась на помощника по операциям правого полушария, защищала диссертацию. Не успела.
Лера проглотила вопрос. Нервно сжала пальцы.
-Отец был переводчиком, полностью отдавал себя работе, почти не бывал дома, но я думаю, он любил меня. Я не помню его, в то время я учился в колледже для мальчиков-переводчиков. Там меня навещала мама.
-Сколько тебе было лет? – сухими губами прошептала Лера. Она стала догадываться.
-Десять. И потом случилось… - он стиснул зубы. - Лера, можно вина?
Лера поспешно плеснула в его бокал, чувствуя, как холодеет у нее внутри. Ксан, зажмурившись, сделал несколько глотков.
-Крепкое…
Он впился в огрызок пирожка.
-Ксанушка…
Он стал жевать, из его глаз брызнули слезы.
Сердце Леры сжалось. Ее переполняла любовь.
-Поплачь, малыш, я знаю, станет легче… Давай я обниму тебя, вот так… Плачь, не держи боль в себе. Господи, как я тебя понимаю…
Ксан беспомощно уткнулся лицом в Лерино плечо. Она чувствовала на коже горячие слезы, гладила его по голове, шепча ласковую чепуху.
Когда он успокоился, они еще посидели так, тихо прижавшись друг к другу, как беспризорные дети, потерявшиеся в безумном лабиринте, соскучившиеся по человеческому теплу. Они вместе перешагнули через черту, по одну сторону которой была давняя скристаллизовавшаяся боль потери, неизбывная и приросшая к душе. Конечно, и сейчас боль осталась, но теперь перестала быть такой тяжкой и безысходной. Высказанная вслух, боль, как острый кусок льда на солнце, растопилась и утекла в глубину памяти.
И было еще осознание утраты ненавистного, постоянно довлеющего одиночества в мире, зиждяшемся на жестокости, корысти, похоти, равнодушии, крайнем эгоизме, тупости, на смирении с существующим порядком жизни и мысли. Молодые люди чувствовали в себе эту утрату и почти понимали ее смысл. А сейчас им было просто тепло и спокойно, они слишком измучились, они упивались этой долгожданной и невероятной в своем пришествии интерлюдией.
Потом они тихо отстранились, не отводя взгляда друг от друга и не размыкая рук.
-Лера, я так благодарен тебе за нашу встречу… Я не знал, что можно вот так… довериться кому-то…
-Ксан, этому я научилась от тебя… Ты показал мне, что это возможно…
-Лера, я смог увидеть это только через тебя… Без тебя я бы так и не понял…
-Ксан, ты совсем ребенок… Милый, добрый мальчик… Такой наивный… Ну что ты говоришь, ты бы понял это, просто я первая тебе так сказала… И я еще много хочу сказать тебе… Но вначале давай поедим, я панически голодна.
 

Ookami

имеет
Заблокирован
до 31го постов не будет) выложу всё в один день, чтоб интересней читать было ;)
 
Сверху