География жизни

[anchiko]

Давно хотела завести тему в соответствующем разделе, как-то не складывалось. Видимо, всему свое время.
По роду и образу жизни я - кочевник, кровь еврейского народа и предки Великой степи вынуждают меня паковать чемоданы гораздо чаще, чем среднестатистического обывателя. Место действия, ввиду ряда причин, - Россия.
Кто-то это уже читал, кто-то видел фотографии, может кто-то вдохновится на поездки по неизведанным до сих пор местам нашей страны. Отзывы, комментарии, критика, собственные истории - приветствуются.

 

[anchiko]

Первая история о Заполярье. Подозреваю, их большинство. Потому что неистово люблю этот суровый кусок земли, омываемый холодными морями.

История содержит натуралистические подробности жизни кочевых народов, впечатлительным особам не читать.

Спойлер: Один день из жизни Заполярья

Этот день мог сложится абсолютно по-другому. Но мой организм почему-то поднялся с кровати в половину восьмого утра. И вот, в восемь я уже на работе, а в 8-30 мы с друзьями уже в Трэколе. Маршрут через магазин на дальний северный промысел, где стоят ненцы.
Закупаемся в магазине сахаром, чаем, кофе, свежим хлебом - в мешки из под сахара. Продавщица понимает что к чему и грубит, автоматически, по привычке.
Полтора часа в дороге пролетают незаметно. Байки про вездеходы и вездеходчиков, житейский стеб, геологические споры, геологические шутки. Пелена тумана на горизонте и пронизывающий ветер не оставляют надежды на теплую погоду. Но все равно едем.
Наконец спрыгиваем с куста в тундру, звоним местным - они выдвигаются на снегоходе нас встречать.
Первый ахтунг через полтора километра. Застреваем. Выкапываемся и понимаем, что еще десять километров до стойбища мы не осилим.
Приходит первый снегоход с нартами. Они выдержат только одного. Друг Саша, погрузив мешки с подарками отбывает.
Прячем вездеход в низине от глаз промысловиков и службы безопасности и ждем. Вот и наш транспорт. Еще один снегоход с прицепленными нартами. Сажусь на снегоход. Страшно. Ни транспортное средство, ни водитель не внушают уверенности.
Завелись, поехали! Это было что-то! Чувство полета, оргазм в невесомости, счастье! Десять километров пролетели кочками вытаявших кустов, брошенными нартами, форсированными ручьями, мокрой курткой, замерзшими ушами.
Мы на месте. Вот оно, жилище двух семей. Два чума, три десятка нарт, стадо оленей, куча собак и детей. И все шумит, бегает, движется.
В чуме посреди - печь, пол устлан досками, на входе - запасы хвороста, по периметру - накиданы шкуры и тюфяки. Садимся. Друзья вручают подарки.
Пьем чай за низеньким столиком в окружении собак и детей, затем бутылку водки по кругу из одной рюмки, заедаем вареной уткой. Неспешные разговоры про жизнь, оленЕй (ненцы называют их так), обмен новостями - два часа пролетают незаметно.
Ребята идут фотографировать, местные - готовить оленя к обряду. Я - общаюсь с женщинами. Им от 35 до 40-ка, у обоих - по шесть детей. Обычные женские разговоры и житейская мудрость в одном флаконе настигают неожиданно. На фоне неуютной серой лунности тундры восприятие меняется и приобретает иной смысл.
Тем временем, мужская половина населения (мальчики лет 8-10 к ней тоже относятся) с помощью собак собрала оленей в загон. Хозяин чума и его сын ведут одного, животное сопротивляется. Накинув веревку оленю на шею и уложив его на землю, ненцы зовут нас. Нам нужно пройти под этими веревками по часовой стрелке трижды. Проходим. Встаем на уровне туловища. Оленя душат. И, как считают местные, вместе со своей жизнью он уносит наши грехи и боли, очищает и освобождает душу. Я смотрю в его стекленеющие глаза и..ничего не испытываю. Ни боли, ни сострадания. Очень странное чувство - органичность смерти.
Хозяин чума отрезает у оленя ухо, когда тот доживает последние минуты, и мажет свежей теплой кровью нам лбы. И опять, ни сострадания, ни отвращения.
Ощущаю, что подмерзла. Пока с туши снимают шкуру, иду пить чай в чум и общаться с женщинами. Попутно обращаю внимание на методы стирки - натурально, в проталине лежат женское белье и ползунки. На кусте сушатся носки.
И вот, олень разделан и выпотрошен. Вся семья и мы собираемся на угощение. Пробую теплую, слегка кислящую печень и желеобразный костный мозг. Запиваю водкой. Двухгодовалому младенчику ложечкой дают свежую кровь. И опять - ни брезгливости, ни рвотных позывов, ни отвращения. Органичность жизни.
Собираемся. Нам дают мясо. Укладываем рюкзаки. Уже не страшно. Даже немного грустно уезжать от детей тундры. Искренних и счастливых, хитрых и бесхитростных, любящих свою землю, радующихся и пьющих.
Через километр снегоход ломается. Хозяин-ненец бежит за подмогой. Мы в нартах пьем чай с коньяком и смотрим на тундру, постепенно возвращаясь в свою реальность.
Потом была дорога домой и сауна. Но это неважно, абсолютно. Что-то главное произошло у меня сегодня. То, чего так сразу и не осознаешь.

(с) anchiko

 

[PT_limited]

Анют, бесценные воспоминания! Тебе пора маленькую книгу напечатать, хотя бы для нас, для поклонников.

 

[Дизель]

Ань, пиши. Читаем. Любим. Мы.

 

[Grundig]

Оленя жалко.

 

[anchiko]

Оленя жалко.

Не рыдай, Дядько. Тыж в армии служил.
В продолжение рассказа немного фото.

Спойлер

Свежие впечатления, высказанные первому слушателю - самые правильные. Проснувшись и пробродив день сегодняшний в суете сует, в очередной раз в этом убедилась.
Сбросила фото. Их немного по разным причинам.
Во-первых, я стеснялась беззастенчиво лезть объективом в жизнь этих людей.
Во-вторых, немного неловко делать снимки своей мыльницей, когда рядом "ходят" два агрегата по 300 тыщ каждый, и еще на полмиллиона объективов за плечами.
В-третьих, хотелось не запечатлеть, а впитать. Ощутить, прожить, насладится моментом. Который, возможно, был единственным и повториться которому не суждено.
Но тем не менее, для полноты картины несколько кадров прилагаю.
1. Вот он, приютивший на день нас, мир. Дом, средство передвижения, обогрева и стирки.


2. ОленИ. Смысл жизни, да и, пожалуй, жизнь детей тундры.


3. Оленей помимо постоянных перегонов, периодически "дрессируют", приручают к вот таким домашним загонам. Загонщики обычно - собаки и мужчины с веревками. Но и женщины тундры не остаются в стороне.


4. Этот, двух с половиной лет детеныш, что справа, спешит к своей маме в сопровождении старшей сестры. У него температура, почти 39, ему тяжело дышать и он все время плачет. Сестренка сует ему ириски и пытается не давать выходить на сырой воздух.


5. Тем временем, по соседству, рождаются легендарные снимки Саши Романова. Которые будут собирать медали на международных конкурсах и гулять по сети в демотиваторах (ага, даже там их видела)


6. Наш жертвенный олень, которого тащат Денис с сыном и племянником.
Под веревками, проходя трижды, я думала и просила о самом заветном. И выкидывала все худшее, случившееся в моей жизни.




(с) anchiko

 

[Grundig]

Не рыдай, Дядько. Тыж в армии служил.

Ещё самолично кролей забивал и разделывал. Но олень же - не кролик! Он крупнее.
Обязательно спою песню и смонтирую её с видеороликом о Севере.

Скоро.

 

[anchiko]

Зима.. Даже от этого короткого, но ёмкого слова хочется впасть в окоченение, оцепенение и спячку.
Лишь бы дождаться весны. Сумасшедшей, северной весны.
Немного о ней.

Утро выдалось тяжелым: тело не слушалось, мозг пробуксовывал. И я вышла в сыро-туманное воскресное пространство, ругая себя последними словами за то, что вышла на работу в очередной законный выходной и за то, что развлекалась, зная о предстоящей работе.
Звонок коллеге, звонок другу, звонок водителю. Выезжаем из поселка каждый со своими мыслями или их отсутствием: последний пункт верен про меня. Водитель Леха радуется заработанному по двойному тарифу "трудодню", техник Владимир Андреевич ворчит в усы "и чего этой дома не сиделось, грел бы сейчас кресло и пил чай", друг Саня настроен решительно и бесповоротно снимать ледоход своим чудо-аппаратом по цене машины.
Скоро бесконечная круговерть весенней тундры вводит нас всех в состояние особого транса. В котором нет места раздражению и злобе, обиде и лени. Лебеди, гуси, утки, сумасшедшие куропатки, еще не сменившие шубку зайцы, распушившиеся кулики. Все это живет и умирает, борется и любит.
И ни разу не застревает вездеход, и, кажется, бесконечно щелкает фотоаппарат, и Володя бегает как кошка, по шлейфам. И даже вылазки по ледяной воде выше колена проходят на удивление слаженно.
Сырой, немного пронзительный воздух пьянит и манит. Покорившись ему, на заключительной ключевой точке, сажусь на просохший клочок тундры и минут пятнадцать просто смотрю на ледоход. И небо. Саша снимает, Володя и Леша садятся рядом. Зайцы на берегу, ага.
На обратном пути парни спят, Леха что-то бубнит про Минск. Задремываю и я: 250 километров пути растянуты на день в не самом быстром, но весьма плавном транспортном средстве.
Лиричное получилось сегодня: кофейно-туманное утро, жемчужно-серый день и сизоватый вечер, закончившийся настоящим летним дождем.

Вот сейчас закрыла на пару секунд глаза.. Да, я все еще еду в штурманском кресле Трэкола, ищу глазами реки и льдины, запоминаю небо.

(c) anchiko

 

[anchiko]

Не люблю южный ветер, так уж сложилось.
Летом он приносит нестерпимый зной азиатских пустынь в приволжские бескрайние степи. От которого невозможно спрятаться за серебристыми иглами-листиками узколистного лоха и кудреватых татарских кленов. И, кажется, в лёгких не осталось воздуха: кругом жар духовки, в которую тебя засунула старая ведьма-природа.
В северные широты стрибожий внук приносит метели, сухие и валящие с ног. Отменяют рейсы, полевые работы, маршруты и поездки. Это не холод, нет. Это просто кромешная мгла молочно-бежевого или мышино-серого цвета. Нырять в которую без веской причины не даёт доставшийся от далёких предков страх. Каркасно-щитовые финские цветные домики скрипят и будто покачиваются в такт ветру.
Мой не по возрасту романтичный друг в такую погоду сравнивает жилище с кораблём: снаружи звереет и стервенеет стеной стихия, поскрипывают старые балки. А в маленькой комнате, создавая сюжеты для черно-белых фото, горят точечки светильников. В кружке остывает чай, на экране - старый красивый фильм, и ты, укрывшись пледом, проваливаешься в уютное тепло сна.
Не люблю южный ветер, так уж повелось. В дни южных ветров приносятся шальные мысли, ненужные действия, нелепые фразы. И все как-будто идёт немного невпопад, как-будто ты теряешься и не совсем находишься. Исчезает под шквалом природы деловитость и напористость.
Южный ветер дует уже два дня.

(с) anchiko

 

[anchiko]

Помню, в детстве, мне все никак не удавалось научиться кататься на велике. Потом уже врачи объяснили, что это связано с заболеванием, приобретённым в процессе рождения. Ну а тогда казалось обидным вдвойне, потому что ощущения, когда мчишься с горы по старой бетонке, захватывающи и остры. Полёты, правда, заканчивались одинаково: свёрнутый руль, черные синяки на руках и саднящие колени. Хуже всего были ссадины: площадные, кровоточащие, зудящие. Первое, что чувствовал, когда просыпался, и последнее, перед погружением в сон. Но ссадины на мне заживали быстро: с ними справлялась замечательная мазь, название которой нынче утрачено. Да и не в названии суть.

Случается, что летишь с горы жизни, разбивая коленки души в кровь, ради секундного удовольствия полета. Полета, превращающегося в зудящие коросты, мешающего думать, творить, спать, смеяться.
Хорошо, что в жизни есть люди и места, которые подобно мази, врачуют саднящую до отчаяния душу.
Сегодня удалось постоять на берегу Обской Губы, прогуляться в прохладный, открыточный закат.
Великая река, катящая коричневую муть в северные моря, лимонная полоска света, точь-в-точь как у любимого Куваева. Никакого экстрима.
Просто хороший, душевный и по-человечески тёплый вечер. После очень непростого дня.

Фото А.Романова.

(с) anchiko

 

[anchiko]

Интересно, как одно и то же место вызывает совершенно разные движения души у разных людей.
Надо как-нибудь составить портреты городов, в которых часто бываю.

Для меня Челябинск - это поезд №13/14 "Южный Урал", запах угля, вечерний перрон вокзала, пустынный Свердловский проспект субботним утром, теплая рука, обнимающая на светофоре. А в целом, не лишенный собственного очарования губернский город. Горечь прощаний, радость встреч.
Вот пожалуй и все.
Город-портал в мой мир 2.0

Впереди три дня личного одиночества, работы и встреч с юностью. Пронизывающий ветер с Белой, грязь на дорогах, темнота и неприкаянность уфимских дворов - поздняя осень не самое лучшее время. Но кочевник не выбирает хорошую погоду, так уж повелось.

(c) anchiko

 

[anchiko]

Уфа тонет в недо-зиме. Или пере-осени. Романтичный вечерний пушистый снег превращается поутру в моря жидкой грязи. Которую разбрызгивают на пешеходов деловито сигналящие, вечно спешащие маршрутки.

Над маршрутками в Уфе время не властно. Нет, цена конечно подросла, появился отдельный вечерний тариф. Но платят по-прежнему на выходе, за рулём ПАЗиков все те же весёлые лихие деревенские парни, а не выходцы из Средней Азии. У многих автобус с маршрутом в собственности.
Ещё один островок самобытности Уфы, которого скоро не будет. В планах города внедрить систему метробусов, по проекту работают турки.
Наверное, станет удобнее и безопаснее.

А маршрутки все-таки жаль.

(с) anchiko

 

[anchiko]

Отпуск подходит к концу. Ещё неделя, и края бесконечной ночи, лилового марева дня и звенящего, от мороза острого воздуха заполучат меня в свои сети.

Дни неживого света провоцируют на безумные поступки. Просто, чтобы убедиться - ты боишься, ты радуешься, ты жив.
Невыдуманная история из ноября 2014.

Воскресенье начиналось рано и бодро. Обыденные сборы: подарки, инвентаризация тёплой одежды, аккумуляторов и батарей, заварка чая в термос, проверка прогноза погоды, контрольный звонок друзьям, завтрак. Машина, дорога, тундра, ненец на снегоходе. Это было, это не ново, а вполне себе элемент здешней жизни. Езда на снегоходе уже не забавляет и не выбрасывает адреналина в кровь, как в первый раз. Всецело доверяемся чутью семнадцатилетнего «извозчика». И его внутреннему навигатору, уверенно ведущему нас по трескучему карамельному льду озера. Наверное у каждого кочующего народ такой встраивается в клетки вместе с остальными генами предков. Ибо только чутье может вести ненца к чуму за многие километры неуютной серой лунности тундры и бесконечных зимних сумерек.

Приезжаем в стойбище к Денису и Ване. Общаюсь с женщинами, парни фотографируют, ненцы ловят оленя - покупаем мясо своим знакомым. Обмениваемся подарками, пьём чай и водку, едим строганину из рыбы, смотрим смонтированные Сашей ролики о предыдущих гостеваниях. Знакомлюсь с новорожденной дочерью Нонны, которая появилась на свет после нашего прошлого визита. Возюкаюсь со щенками ненецких лохматых собак. Один забавный черныш с белым галстуком на груди просидел у меня на коленях весь вечер, не подпуская своих братишек. И, о чудо, хозяин мне готов его подарить - ненцы почти никогда не отдают щенков. Но суровая реальность безжалостно ломает наши совместные с щеном планы на друг друга. Мне негде его посетить здесь на месяц. Просто негде. Если бы завтра лететь домой, забрала бы не раздумывая.

Тем временем смеркается и начинает задувать ветер. Метель!! Низовая, самая поганая из тех, которая могла быть. Видимость сокращается на глазах, в тридцати метрах уже едва указываются очертания предметов.

Заблудиться в десяти километрах от дороги в тундре в разыгравшуюся метель дело нехитрое. Можно плутать кругами во тьме под злобный хохот природы и замерзнуть. Перспектива мрачная, но выбора нет. Как нет и гарантии, что ветер утихнет. Вырисовывается перспектива номер два - остаться в чуме с ночевкой и опоздать завтра на командировочный борт до Москвы.

Рискуем, выезжаем. Везти нас вызывается опытный снегоходчик. Метель обрушивается стеной, шквалом, нечеловеческой мощью. Ветер пробивает насквозь три слоя одежды и обуви, узкая незащищенная полоска кожи возле глаз пронзается миллионами мелких игл, впереди на расстоянии вытянутой руки не видно ничего. Тонкая ниточка наших следов переметена. Снегоходе подпрыгивает на снежных дюнах, приходится выбираться из-за широкой спины водителя и накреняться в противоположную сторону для балансира. Не помогает. Дважды опрокидываемся, чувствую как пружиной натянуты мышцы на правой ноге -
не вылетела, удержалась. Вытаскиваем снегоход и короб, едем дальше, ведомые только внутренним навигатором жителя тундры. И, заслышав треск льда под собой тревожусь и радуюсь одновременно: озеро километре-полутора от дороги. Немного меняет курс - ветер теперь дует не в лицо, а в бок. И видим огоньки нашей «буханки». Уже не чувствую онемевших рук, заледеневшей маски на лице - добрались! Перегружаемся, прощаемся, ныряем в спасительное тепло уазика. Напряжение спадает, начинает печь щеку - под правым глазом полоска обмороженной кожи.
Тепло рабочей раздевалки окончательно возвращает в наш мир. Начинают проступать запахи чума - резкие, чуждые маленьким замкнутым пространства цивилизации. Идем домой под яркими фонарями и снующими тракторами. И стихийно-страшная в тундре метель кажется небольшой погодной неприятностью в поселке газодобытчиков.
Пара фото дня ушедшего. Олени живые и мертвые. Мы решаем их судьбу, кто-то сегодня решил нашу.



(с) anchiko

 

[anchiko]

Север особое место.
Есть в этом бесчеловечном и строгом пространстве что-то от иного, чуждого, но прекрасного мира. Который заинтересовывает, вбирает в себя, трансформирует и преображает. Душу и тело.
Невольно вспоминается рассказ Бредбери о смугловолосых и золотоглазых.

Крупные, хрусткие кристаллики льда, лавандовые поля тундры, розовый глянец заката на синих барханах снега - акварель импрессиониста или Заполярье в ноябре.
Пухляк под ногами коварно проседает и проваливается, резко и громко вспархивают из-под ног куропатки, колючий ветер румянет щеки. Печальная рыба-солнце почти ушла за горизонт. Да и горизонта нет. Есть чёрный с прожилками мрамор Оби и лазурно-лиловое бесконечное пространство вокруг.

Ты встретил меня вчера, мир 2.0.

А сегодня я провожала очередной самолёт.
В классической постановке у окна, обхватив себя руками, минут двадцать смотрела вдаль - в ясную погоду можно разглядеть не только локатор, но и бело-синие полоски на здании.
Эти двадцать минут были длинными, очень. Даже казалось порой, что вылет уже состоялся и блестящий хвост самолета - мастерский мираж обманщицы-тундры.
Белая стальная птица медленно и мягко катилась по полосе вдалеке.
Разворот, стоянка, разбег, взлетел! Неторопливо и аккуратно, попрощался с поселком и скрылся среди облаков над Обью.

Вся моя жизнь состоит из этих самолетов. Одни провожаю я, в другие вглядываются друзья и коллеги. Это наш портал между мирами: миром обычным и миром 2.0. В каждом из которых есть место любви и разочарованиям, радостям и слезам, работе и отдыху, счастью и горю.

Самая главная ценность мира 2.0 - люди. Близкие и далекие, родные и чужие, приятные и раздражающие. Самый большой страх - отпустить человека в нормальную жизнь. Бессилие перед словом навсегда. Портал закрывается, а с ним и вход в мир 2.0. Все. Да здравствует оседлость! Гип-гип-ура!!

Меня слишком долго ждали дома.
Я прыгнула, ребята. Я больше не боюсь.

(с) anchiko

 

[Arkad]

Помню как в 4-5 лет приехала к нам (я с бабушкой в большом городе жил.) мама.
Бабушка меня вопрошает - "Поедешь к маме?" - Дурацкий вопрос!
Собрались поехали. Город я знал хорошо, и дорога до вокзала мне знакома,
Но вокзальная суета - это всем знакомо - неуловимое чувство дальних странствий и неведомых мест.
Добрались до места, где обычно маму встречали/провожали, когда она к нам приезжала, сели с мамой в огромный автобус, поехали.
Дело было зимой. За окном автобуса - белесая муть.
Долгий путь по какому-то тракту-дороге. Долго и нудно!
И, вот мама меня толкает локтем "Просыпайся - выходим!". "Спросят - как тебя звать - отвечай громко и ясно!" - Все страннее. и страннее! Я привык, что все в окружении бабушки меня знали (бабушка каким-то начальником работала).
Вот оно! - Неведомое место, где живет мама! - За обочиной дороги - высоченные сосны шумят, за ними проблескивают фонари, и проглядывают силуэты невысоких домов 1-2этажа! Тоже мне невидаль!
В воздухе мельтешит снежная пыль, и светится в свете фонарей. Все это выглядит как город под водой. Да, еще и снег на земле - как стеклянной крошкой посыпан - блестит. Я такого в большом городе никогда не видел.
Въехали в сам город - там - нормальные (4этажа) дома, улицы - все как у людей.
Приехали на какую-то площадь - там - истукан каменный стоит, и куда-то перед собой пальцем тычет.
Дальше пешком по снегам между домами, пришли к какому-то зеленому дому мама объявляет: "А вот и наш дом!". Приехали!
Вот такое оно - первое в жизни дальнее путешествие, новый неведомый город.
Как говорила Алиса - "Все страннее, и страннее!".
Самое странное, что это город называется тоже Челябинск, как и тот, где осталась бабушка. Стоило ли столько париться в автобусе!
Но город меня поразил. Такого обилия чистого снега, в котором можно повозиться без окриков "Не лезь в грязь!" я в своей жизни не видел; И зеленые дома! До сих пор я видел только кирпичные или желто-серо-бетонные. Здесь и такие есть, Но зеленые!
Странный город. Ну, ничего - поживем - увидим.

 

[anchiko]

Наверное, пора писать про Москву.

Полтора месяца прошло после отъезда с Севера. Вот я уже бегу на работу по Нахимовскому и смотрю на МГУ из окон кабинета, считаю окна-огни и салюты с 22-го этажа квартиры по вечерам. В пятницу тороплюсь в Домодедово, в воскресенье - реву в Кольцово. Или напиваюсь в баре под блюз-рок.

И все чаще вспоминается первый курс университета. Только вместо Уфы Москва, вместо общежития - уютная однушка. Да и мне не 16, как тогда.

Я учусь жить заново.
В новом мире, похожем на перламутровую раковину, переливающуюся всеми цветами радуги.

В моей старой жизни не было места физической немощи, детской и стариковской беспомощности, бедности и бродяжничества, одуряющей роскоши, молодых и весёлых лиц. Был монолит из сильных телом и духом индивидуумов трудоспособного возраста. Рациональных, несущих бремя ответственности, знающих цену деньгам, словам и людям. Мечта социалиста, одним словом.
Пестрый новый мир любопытен, красив, радует и раздражает одновременно.

Верчу перламутровую раковину под зимним солнцем. Пока любуюсь, хороша.

(с) anchiko

 

[Фрау]

Наверное, пора писать про Москву.


(с) anchiko

Аня, чудесно! Сравнение Москвы с перламутровой раковиной особенно понравилось.

 

[anchiko]

Зима - мой частный, ежегодно-неотвратимый филиал ада.
Безусловно, она прекрасна. Безусловно, она сильна.
Это сочетание - восхитительная и смертельная мощь природы прошибала с детства.
Новогодние праздники смягчали удар, но к концу января хандра и бессилие настолько поглощали, что мама брала у фельдшер справку и не отпускала меня в школу.

Москва не спасла.
Зима давила скользкими тротуарами, духотой и гриппующими толпами в метрополитене, очередями в музеях и магазинах, морозной гарью.
Зима шептала сквозь сирены скорых и шум автострад, что весны не будет.
Ничего не будет, только желто-серая вата неба, которую, подпирает атлант - шпиль МГУ.
Снежная мгла выключает декорации из высоток одну за одной, ты сонамбулатически следуешь по ежедневному маршруту. Любое отклонение от него - боль. Просыпаться утром - боль.
Небольшое облегчение приносят ночи: огни и огоньки окон как тёплые маячки для души и глаз не дают сойти с ума окончательно.

Все заканчивается ошеломляюще мгновенно. Просто однажды утром, петляя по дворам к работе, ты обнаруживаешь, что от зимы ничего не осталось.
Жалкие черные кучки городского чёрного снега.
И как-будто камень снимают у тебя с шеи.
Будем жить.
(с) anchiko

 

[anchiko]

Весна - отличное время для прогулок.
Свежая майская зелень с канделябрами распустившихся каштанов радует глаз, обоняние сходит с ума от дурманящей сирени и терпкой калины.
Моря, озера, реки тюльпанов во дворах и садах, в скверах и на проспектах.
Волшебное преображение: Москва как настоящая Золушка сбрасывает зимние лохмотья из чёрного снега, мусора, соли; надевает чудесное живое платье и, едва слышно цокая каблучками хрустальных туфель, следует на майский бал.

Настоящая принцесса прячется в старых переулках Хохловки и Хитровки. В уютных зелёных двориках, где постройки XX века кажутся недостойными внимания рядом с палатами бояр, усадьбами петровских сподвижников, доходными домами купечества, ночлежками бедноты и великолепными соборами.
Это сочетание старины и весны, запах древности и вечной юности очаровывает и покоряет.

Если будете весной в столице, не ходите на Красную площадь. Ровно как и в Александровский сад, на Арбат, Поклонную гору или, чем черт не шутит, в ТЦ Европейский. Основное, что вы там почувствуете будет запахами Макдональдса и ему подобным заведениям общепита, криками назойливых продавцов шапко-ушаночной псевдо-хохломы и прочих безделушек "аля-рус", сделанных в Китае, толпами жителей вышеупомянутой Поднебесной с навороченой фототехникой, блеском бронзовых скульптурок-новоделок и неоновой рекламы, гомоном товарищей из дружественных республик Средней Азии и Северного Кавказа, выкидонами фриков всех видов и мастей. Но кого этим сейчас удивишь - в каждом, мало-мальском городе нашей Родины, населением от 300-500 тыщ, имеется свой Арбат с вышеперечисленными атрибутами.

Не толкайтесь среди гуляющих на Патриарших или Чистых Прудах.
Сверните в один из маленьких переулков в районе Бульварного кольца.
Там вы встретите одно из настоящих лиц города. Пожалуй, даже лучшее из лиц, которое мне довелось увидеть до сих пор.

(с) anchiko

 

[anchiko]

Головной офис моей "корпорации монстров" скоро переедет в символ новой жизни - башню "Эволюция" Moscow-Sity.
А пока многочисленные департаменты расположились в одном из колоритнейших и любимых мест Москвы - Замоскворечье.

Старая, пряничная Москва живет и здравствует, узкими улицами и запутанными переулками Замоскворечья. За громадами из стекла и бетона Якиманки и Большой Полянки спрятались купеческие усадьбы и флигели Пятницкой , витрины дорогих магазинов не затмевают нежно-зеленые, тепло-бежевые и сдержанно-красные фасады старинных доходных домов Большой Ордынки и улицы Бахрушина, а купола многочисленных церквей, храмов и часовен одинаково торжественно блестят в свете солнца и в искусственных лучах мегаполиса.

Это удивительно тихое место. Так сложилось исторически: жители купеческих усадеб рано вставали и рано ложились спать. Войны и пожары, революции и "реставрации" в стиле аля-лужков пощадили Ордынки, Пятницкую и многочисленные переулки, от Якиманки с Полянками мало что осталось.
Но в субботу, когда офисы и улицы пустынны, старинные ансамбли, как закаленный воин безусого юнца, оттесняют на задний план постройки современности.
И блестят на солнце изразцы на стенах церкви Св.Григория Кесарийского, в котором принял крещение царь Пётр.
И шепчутся о вечном старые липы.