Исповедь "хулигана"

[Анатолий Кислицын]

Автор: Анатолий Кислицын.
ЛИРИКА ЖИЗНИ

Не о тебе мечтаю, ни тебе пою,
Ни тебе, другой я ласку изолью.
Мне другая снится, теребя мечты.
Только та другая - далеко не ты.

Шел я с вечеринки в душной тищине.
Встретилась дорогой и сказала мне,
Что давно хотела встретиться со мной
И как-то незаметно завела домой.

Ни тебя я ночью - грезы целовал
И в мечтах другую к сердцу прижимал.
Сердцу не прикажешь. Мне то всеравно,
Где я встретил утро и за чьим окном.

Ностальгия
Иду я лесною тропинкой,
Где в детстве я часто бродил.
Цветные лесные картинки,
Как святость потом я хранил.

Куда бы судьба не бросала
И жизнь не кидала меня,
Мне память всегда рисовала
Мозаику детского дня.

Речушка, кусты и деревья –
Это мне кажется сном
Поля и родная деревня,
Босоногим, где был сорванцом.

Те же кусты у тропинки,
Влажный зелененький хвощ,
Багряные гроздья калины,
Свежесть березовых рощ

Дышу я лесным ароматом,
Тропинкой иду неспеша.
Вот холм, где играли ребята.
Поймали когда-то ужа.

Когда-то росла здесь сосенка.
Предо мною большая сосна.
Я был здесь когда-то ребенком.
Я вырос – росла и она.

Тянулась к солнышку к свету.
Моховую оставив постель.
Ну, с приветом родная, с приветом!
Колыбель ты моя, колыбель.

Из Исповеди "хулигана"
В сизой дымке Таганай растаял.
Серых туч бахромистая вязь.
По горам на камни ветер лаял.
Под ногами хлюпавшая грязь.

И в бродячей радости туриста
На плечи давит тяжесть рюкзака.
И тропинкой этой каменистой,
я пришел сюда, из далека.

Синие волнующие дали,
С голубыми пятнами озер.
Вы меня как будто и не звали
Побродить средь этих дивных гор.

Но разве мог я старину седую
Не почтить, и не придти сюда,
Не взглянуть на огненные струи
Как кипит и плавится руда.

Вспомнилось, однажды на Ильмене
Крепкий сон мой потревожил лось,
Как однажды с мнениями в обмене
Мне от медведя удирать пришлось.

Загорал на пляжах Тургояка,
Не раз дрожал под проливным дождем,
Разнимал лосей в смертельной драке,
Любовался каслинским литьем.

На байдарке я скользил по Белой
И тонул в объятьях Чусовой.
Лишь друзей моих поступок смелый
Возвратил меня назад домой.

Не забыть: однажды заблудился,
Мне дорогу указал лесник.
Усталым, я на пасеке свалился.
Башкирским медом угощал старик.

Мне не забыть башкирские дубравы,
Мягкий клекот северных стремнин,
Застывшим морем скошенные травы,
Отроги скалы каменных теснин.

За все за то, что видел и не видел
И всюду там, где был и не бывал.
На эти дали, не был я в обиде.
Мне был родным седой старик Урал.

Зарисовки
Кто-то пролил туман над рекой,
В камышах растревожили выпь.
Одуванчиков серый рой
Опустился на тихую зыбь.
Лодка плавно бесшумно скользит,
Разрезая зеркальную гладь.
Тихо ветер в кустах шелестит
И ласкает волос её прядь.
* * *
Под тихий говор ладов,
В пене кущи ветвистой,
В блеклом свете Луны
В неге сладостных струй,
В темной кроне лесов
Вновь услышал волнистый
Звон отпевшей струны,
Ласку девичьих рук, поцелуй.
* * *
Сизым тяжелым туманом
Укутался дремлющий лес
Уток, гусей караваны
Не видно, не слышно с небес
Сырая и поздняя осень.
Грусти, унынья пора.
Угрюмая таина сосен.
В валежнике стук топора.
Хлюпкие звуки причала.
Всплески клокочущих волн.
Сумерек ранних начало
Навевает таинственный сон.

Случайная связь
Мне больно, ты слышишь, больно.
Когда ты с усмешкой лица
Сказала: Ну, все - довольно! -
Как оплеуха свинца.

Ну, что уходи - не заплачу.
Хватит, исплакался весь.
Никто не решит задачу
Про эту любовную смесь.

Лишь неприятный осадок.
Как будто в бокальный звон.
С кем-то случился припадок
Под чей-то рыдающий стон.

Юные годы. И будет
Ещё не одна весна.
Что из того - что осудят.
Я выпью любовь до дна.

Может в весеннем потоке,
С другой, что, милее всех,
Вспомнятся грустные вздохи
Под чей-то раскатистый смех.

* * *
Жизнь – машина, судьба – баранка.
В зубьях дней - роковых передач
Есть без водки тоскливая пьянка:
Баранка рвется – машина вскачь.

По тоскливым ухабам исканий
Недолго бить той машине бока,
Но и в дни невеселых страданий
Улыбаться я буду слегка.

Я проеду, мелькну легкой тенью,
Запыленный в дорожном песке.,
Узнаю запах весны и сирени
И исчезну в житейской тоске.

Эта пыль забивает ноздри,
И рыгающий на душу смрад.
Люди, люди до чего вы дожили.
Вы же рай превращаете в ад.19-

* * *
В этой жизни любил я не мало.
Если это любовью зовут,
Но теперь различаю устало
Этот древний щекочущий звук.

Он пройдет, пронесется - я знаю.
От гремят молодые года.
Все же с болью о них вспоминают
И на старости лет иногда.

Ни о чем не жалей, ведь ни вечно
Будем мы проживать под Луной.
Нам не много дано той беспечной,
Той отрадной поры молодой.

* * *
Неудачей я то не зову.
Просто жизнь так устроена что-ли?
Я и сам до сих пор не пойму,
Что живу без любви и без боли.

Не ищу я не встреч не свиданий,
Одинаково: эта иль та.
Встречи эти без всяких страданий,
А на сердце одна маета.

Весь я сразу одной лишь достался.
Незнакомке средь темных ветвей.
Не искал я её – повстречался.
Виноват в том лишь демон ночей.

Она губкой меня поглотила
Незапятнанной честью своей,
Только адрес сказать позабыла –
Связь меж жизнью её и моей.

Шелестела над нами береза
В темной сини лазуревых струй.
На губах разгорался как роза
Алой кровью её поцелуй

С той поры пустота и усталость.
Я любовью своей не богат.
Словно нитка она оборвалась,
Неуспевшая свиться в канат.

Я искал, но искания тщетны
Поезда на Восток и на Юг.
С той поры не хватает заметно
Теплоты её ласковых рук

* * *
Я не брал твоей чести обманом,
Ты сама мне её отдала.
Эту женскую нежную рану
Ты как дар от меня приняла.

Ты была безмятежна и нежна.
Красивее других ты была.
Почему так все вышло небрежно?
Отдалась и куда-то ушла.

Где теперь ты? С судьбой ли несчастной
Бродишь этим вот солнечным днем?
Потому я и думаю часто –
Разожгла ты мне сердце огнем.

Я хотел бы услышать твой голос,
Целовать бы тебя и ласкать.
Гладить локоны пепельных волос.
И моею тебя называть.

* * *
Тучи серые, седые
Не торопливо так плывут.
И гуси в доли голубые
Прощальным кликом нас зовут.

Шуршит поблекшая листва,
Кусты приткнулись сиротливо.
Как в Лету канули года.
Я здесь их прожил так брезгливо.

Под шум ветвей и слабый вой.
Здесь у жемчужины Урала.
Я вспомнил юный образ твой,
И как ты робко целовала.

Вот место встречи - мы с тобой.
Тропинка по аллее сада.
Блаженства миг – подарок твой.
И как ты нежно обнимала.

Все прошло так торопливо.
Луна над кружевом аллей.
Теперь беседка сиротливо
Глядит из голых тополей.

Прошла моей души отрада.
Тот миг звездой светился мне.
Иду я по аллее сада.
Туман белеет вдалеке.

* * *
В сиреневых кольцах тумана
Рыжей белкою скачет Луна.
Пряной сырью лесного дурмана
Пробирается в ночь тишина.

Обожглась об огонь папиросы,
Под черемухи прыгнула в сад.
Мне припомнились светлые кассы.
Твой задумчивый пристальный взгляд.

Меня жизнь подхватила круто,
Протащила по тернии дорог.
Ты ушла, улыбаясь, кому-то
Расплескать свой нетронутый сок.

Но, не чувствовал я этой раны.
И заботами был о другом.
Мы часто тешим себя обманом.
Как всегда - сожалея о нем.

Наша совесть в укоре взгляда
За свою иль чужую беду.
Будто этой аллеей сада
Извиниться к тебе иду.

В лаборатории
Законы противоречия –
Непатентованный двигатель Гегеля
Яблочко – дым колечками.
Молодость в Боги метила.

Молодость – противоречие времени.
Эпицентры - роддомы века.
Чем же она беременна?
Грядущим ли человека?

Нельзя классической мерой
Измерить характер нового.
Надежда, любовь и вера
И жизнь сама расквантована

Девушка у осциллографа
Чего-то ждет.
Как раньше ждали любимого.
Придет, аль не придет?

Содержание, форма ли
Молитва эпохи, вера?
Шепчет губами формулы
Техническая Венера.

Что ей до всех моралей
Сущих на Белом Свете.
Кричали бумагомаратели,
Трезвонили по планете.

А здесь неполадки в схеме
Не сердечные чувства, а разум.
Ей не до классики – этики,
Где фразы, пустые фразы.

"Снежинский" вальс.
Под метелью белой ветер сосны клонит.
Голубые дали, снежные леса.
Над Уралом люди зажигают зори.
Здесь весна науки. Юности весна.

Наш заснеженный город залит светом неона.
Кружат, кружат снежинки, ткется легкий узор.
Ледяные дорожки в белом бархате тонут.
Убегают куда-то склоны дивные гор.

Молодости нашей здесь сошлись дороги.
Сердцем беспокойных здесь судьба свела.
Седину Урала, сопки и отроги
Разбудила юность, факелом зажгла.

На вечерний наш город светят звезды неоном.
Это символ пути в неоткрытый простор.
Романтика эта нам с детства знакома
Не обжитых пространств, убегающих гор.

Как волна прибоя к нам приходит лето.
Пеною черемух манят нас леса.
Над озерной гладью Солнцем разогретой
Поднимают яхты крылья – паруса.

И зеленый наш город снова в бликах неона.
Кружат, кружат девчонки танцев легкий узор.
И тропинки уводят, в лунном зареве тонут,
И зовут нас куда-то склоны дивные гор.


Адлерские заботы
Милая женщина, кто ты? Откуда?
Пригрезилась, может, как некое чудо?
Афродита Пандемос, Афина Паллада,
А может ты просто исчадие ада?

Шагал я свободный и вот утонул, -
Случайно в глаза я твои заглянул.
Барахтаюсь в луже сердечных томлений
И чувств водопады и в мыслях сомненье.

Афродита Пандемос? Поклонница даже
Случайных романов на сочинском пляже?
А может явленье Афины Паллады?
И здесь, в храме этом проходят парады?

А может ты просто хорошая мать
С повседневной проблемой купить и достать,
С заботой о сыне, насушьности дня?
Вот это, пожалуй, по мне. Для меня!

Одурь
Когда уснули ароматы,
Огонь в душе моей угас,
И чувства хлынули к закату,
Я встретил Вас, я встретил Вас.

Залитый трепетом и нежной
Мечтой, разбуженной тобой.
Я ловлю твой взгляд с надеждой,
С любовью, верой и мольбой.

Не уходите. Умоляю!
Любовь не выпита до дна.
Не надо ада мне и рая.
Лишь ты одна. Лишь ты одна.

В весенней страсти поцелуя –
Как мотылек вокруг огня.
Тебя одну лишь так люблю я!
Ты для меня! Ты для меня!

Санаторный реквием
Ну что жалеть, коль не сумел иначе.
Была твоей - ты взял её.
Храни Вас рок. Большой удачи!
Я получил письмо… Своё.

Ну и посланье. С ложным адресатом
Летит, ну, словно бумеранг.
Мне не хватало чувства быть рогатым –
Высокий ранг.

Уж полюбить так полюбить сгорая.
Слова Есенина звенят.
Вот жаль, что нет здесь попугая.
Зато девчат…

Своей я глупостью утешусь.
Живи с другим. Желаю Вам…!
В тоске не думай – не повешусь.
Лишь улыбнусь ветрам.

Могу любить и быть любимым.
Пусть не тобой. Но ты была.
Блаженства миг не сохранила,
А испугалась и ушла.

Филин
Ночь опустила подол,
Прикрывая дня наготу.
В мрачный лесной частокол
Я тропкой лесной иду.

Ветви колотят в грудь.
Вдруг сверху: "тпру-ха-ха-ах!".
Пугливая кружит жуть.
Мурашки по телу. Страх.

Два холодящих огня
Уставились тускло в ночь.
Остановили меня.
Гонят тропинкой прочь.

Как будто весь опыт – сон.
А это всесильный Бог.
Кинул булыжник – стон.
В росистой траве у ног.

Нет, не убита птица.
Клюв тискает пальцы рук.
Ну, лети же, лети ночница,
Улетай же ты, дьявольский пух.

Дух Свободы.
Свобода жизни как залог
В борьбе рабов объятых злостью
Порыв к Свободе был жесток,
Но оставались только кости.

Нам гул веков в пучине лет
Предстал не бронзовой громадой,
А как рассеченный скелет,
Рев отгремевшей канонады

Гул веков прошел не мимо
Давил всей тяжестью армады.
Зов Разина и Рима
И кровь Парижской баррикады.

Вся ярость гнева прошлых лет
В оковах тягостных насилий
Отпраздновала свой банкет
В кровавом зареве России.

О дух, отлитый из огня
Мятежной крови Прометея,
Не устоит ни чья броня,
Сломают лбы Отцы святые".

В минуты отдыха.
На тусклые глазницы окон,
Сквозь матовый свет Луны
Ночь опустила локоны
Веером тишины.

Хорошо вот в такое время
У телика быть одному.
Слушать как речи и трели
В застывшую бьют тишину.

Стремительным пульсом жизни
Струится в антенне ток.
Видишь по радио призме
Земли повернувшийся бок.

На выставке
Абстракционизм. А что это такое?
- Искусство? Вздор!
Как у Вас лоб, разговор?
Не путаются мысли?
Ах, дрожат колени - устал.
Прыгал по полотнам новых творений.
Вы доверьте ослу. Сотрудничает мартышка?
Понятно.
Сэр уходит ко сну - она размножает пятна?
Вы не клали холст под зад горилле?
Слабительным её не поили?
Добавьте виски. Звон монет оправдание риска.
Свой расчет?
- Нет.
- Примите совет.
На выставке, какой нибудь босс,
Зажимая нос, привлечет зевак
Почему вдруг, сэр, так размяк?
Пугает запах? Он будет модным,
рожденный в рамах.
Обанкротится парфюмерия.
Представьте: наманикюренная лапка
Раз - в унитаз. Великолепная идея!
Вас никто не поймет?
Но бизнес Вам - кружкой хмеля.
Дельцы заплатят вперед
За плевки в Рафаэля.

Зов
Тянулись к звездам. Хотели руками достать,
Поднимаясь к вершинам крутым.
Учились огонь из камней высекать,
Плавить сталь. Поклонялись Святым.

Разум зовет в глубину, в высоту.
Звезды сверху к себе всех зовут.
И разум тысяч сердец прочертил пустоту,
Проложив за маршрутом маршрут.

Никогда не найти там погибших в пути
В бесконечных жестоких просторах.
Было страшно порой всем от мысли такой.
Стыли думы кристально во взорах.

Но к покрову святил, бег стремительных сил,
Уносил непокорное племя.
Древний разума зов все сомненья громил,
Покоряя пространство и врем.

Встань над Миром, Человек!
Огнями ионных ламп - Земля в ночь.
Вращает всполохи рамп Земли ось.
Из неоновой синевы: свет фар, свист шин,
Отработанный жар машин.

Накал несущих конструкций к рукам.
Циолковский из рам шагнул к нам.
Встань над Миром, над хламом презрений,
Сегодня безумец - завтра Гений.

Мы грядущим увенчаны. Антеннами ввинчены
На приеме жизнь! Ей не крикнешь, Эй! Задержись!"
Луны блестит индикаторный глаз - Ждет нас.
Не нужен полигон - нужен космодром.

Пардон! Чтобы в аэропортах столиц
Не было таможенных лиц - границ.
Лечу куда угодно: Москва - Нью-Йорк, Варшава - Гродно.
Довольно военщины дохлых проблем, избитых тем.

У старушки политики глаза вытекли.
Мир наш зелено розовый - зеленый мячик
Под звездными грозами, где все одинаковы:
Девочки, мальчики.

В нашей цивилизации
Все мы дети единой нации
- человечества.
Шар Земли - наше отечество!

На Байкануре
Округлилась Земля в небосводе своем.
Звездной ночью вскипела лазурь.
И метнувшийся взлет очертило огнем
Миллионом стремительных бурь.

А Земля как обрыв в бесконечную мглу.
Ось вращает крутые бока.
И пролег между нас, расширяясь, разрыв.
Пролегли между нами века.

Миг - рождает порыв. Плеск контрольных огней.
Заструил электрический ток.
Ловят лапы антенн луч магнитных полей -
Сгусток разума - мысли комок.

Все нормально... Прощай! Спазма душит слова.
Голубеющий диск, уменьшаясь, уплыл.
Почему?! Почему так гудит голова?
Словно что-то не сделано, что-то забыл

Утро
Разгоралась зоренька алыми полосками
За горами долами в утренней тиши.
Ветерок пружинистый шелестел берёзками,
Осыпая дождиком капельки росы.

Заклубило озеро туманными колечками,
Серебрился зеркалом в камышах залив,
Заливался трелями, щелканьем, перекличками
По кустам рассыпанный птичий перелив.

Ковры лесов ажурные, над серыми утесами,
Отливались бликами бархатных теней.
Травы шелковистые заискрились росами,
Обрамляя кружевом валуны камней.

Где-то, что-то ухнуло, прошуршало, пискнуло.
Протрещала белочка, радуясь, утру.
Вот и Солнце раннее первым светом брызнуло
По краям жемчужинным, под звездному шатру.

Эх, вы зори ранние! Зори, зори вешние,
Полюбились с детства мне свежестью своей.
И края Уральские, и просторы здешние –
Песня колыбельная юности моей.

На прогулке
Не тенистой тропою урмана
Я заросшим окопом иду.
Сквозь колючие ветки бурьяна
Знаю, я ничего не найду.

Как в предании: берег Атланты
Погружается где-то в моря.
Здесь прошли красно - белые банды,
Ископытив леса и поля.

Кто себя в этих рытвинах прятал?
Чей оборван был здесь разговор?
На сосны летопись пишет дятел.
Шумит о чем-то угрюмый бор.

Сплин
Дух бродяжий, мы расстались.
Я снова встречи буду ждать.
А помнишь, как мы собирались...?
Нет, не берет меня кровать!

Не болен я. Вздыхая тяжко,
Ты не грусти, мой друг, по мне
И не зови меня бедняжка".
Я наплевал в лицо беде.

У нас с тобой не это было.
Прошло и былью поросло.
Тогда в крови, как в пене мыла,
Уплыл не так я далеко.

Вернулись мы и от русалок.
Нет, они были не по мне.
Да наломали елок - палок.
Я не топил беду в вине.

Все по касательной, все мимо.
Ну, дай мне лапу и иди.
Не волен я, что сердцу мило.
У нас же встреча впереди.

Да, лапа у тебя как кошка".
С такою в связке быть - надежно.
Ну, топай, вот твоя дорожка
И без всяких этих нежно".

Пока... До встречи в горах, на тропе!

Стою один в толпе людей
У витрин галантереи.
Без мысли. Чувства без идей.
Застыл, какие там идеи.
Сплошной восторг. Она меня очаровала.

Мыслями я был еще на юге. Еще соленый ветер и зноем, раскаленный воздух
кружил мне голову, Я дочитал крымскую газету и, кажется, вздремнул.
Урал. Косые струи дождя полощут мохнатые лапы сосен. Чужой город. Чужие мне люди.
И уже не вырваться. Нужен был друг: настоящий, близкий, большой.
В незнакомом обществе отличаешь людей: нравится - не нравится. Делаешь первые попытки
к знакомству. Не важно он или она. Теперь я знаю - хуже если она. Потому, что не знаешь -
нравишься ли ты. Эти убеждения приходят из опыта. Если, улыбаясь, набьют синяк, и ты за это попадаешь в милицию, то можешь считать, что знакомство состоялось.
Для меня время двигалось вспять, как в антимире. Я был ею очарован - сходу, как быстроходное судно выбрасывается на берег. Сел на мель. SOS!

Это было когда-то, Он и она
Встречались под стягами зорь.
Теперь она мне - чужая жена,
Я сплошные ожоги и боль.

Когда это было? Десятый класс.
Мысли режут туманную жуть.
Вам больно, Люда? Обидел Вас?
Почему не могу я заснуть?

Беспокойная сонница - птицей
Улетает в дымящий восход.
Почему мне сегодня не спится
И от мыслей в ожогах рот?

От чего же так, юность свежая,
Испытания пугают и рвут.
Где теперь моя милая нежная?
Почему расстояния влекут?

Люда, жизнь тебе опротивела?
Неужели я лучше стал?
Эти строки зачем-то вывела?
Знакомый почерк на двух листах.

Ничего не вернуть, не измерить.
Прошлой жизни ошибок не счесть,
И хотел бы я розой повеять,
Лепестки её стали как жесть.

Время всё истирает в пепел:
Без ответа любовь и боль.
Я любил ту девчонку, что встретил
На вечернем параде зорь.

Я стою в комнате общежития Восток" и бессмысленно смотрю, на солнечный пожар
над лесом. В руках скомканное письмо. Закон отрицание отрицания действует в своем
бессмысленном движении по спирали.
Ура! Я снова влюблён и, увы, об этом никто не знает. Существует даже качественный скачок: могу жениться. Зачем? Наверное, годы дают о себе знать и оставляют какое-то понятие о времени. Вечер. Тусовка. Наверное, там она - Валя из галантереи.
Иду как робот, с глазами как анализаторы. Мозг настроен на соответствующий приказ.
Сигнал получен. Она в объективе - с Ним!
Такого в программе не было. Всего не учтешь. Тем более, когда хочется во что-то верить.

Как весенний цветок
Среди сумок и лент.
Подайте.
Девушка! Нет, не знаете?
Толстый, тонкий.
Рыжий, серый к-л-и-е-н-т.
Осторожней с ней черти!
Сломаете!
Выстиранный некий хлюст
Обшарил взглядом.
Причмокнул сволочь.
И раздевая глазами бюст.
комплименты" понес как горечь,
Выплевывая изо рта.
Пустота.
А она улыбается этим всем.
Не выдержал. Ухожу.
Что со мной происходит?
Мой Бог, я с ума схожу.

Может быть ей это нравится.
Люда, тобой также любовались и предлагали флирт. И ты пошла на это.
Мы поссорились. Я уехал. И какой печальный исход. Когда тебя бросили из жизни в омут,
я не знал об этом. Ты смерилась. Но, искалечила жизнь и себе и мне.

Любимая, печали моя и радость.
Моё желанье, божество и страсть.
Какая все же существует гадость,
Как предмет, вдруг женщину украсть,

Забыв о человеке, о царице,
О матери. Насильно увести.
В грязи насиловать и злиться.
И что-то страшное нести.

Скоты! Отвергнуты любовью.
Зловоние пенное у рта.
Ни человечьей дышит кровью
Голов немая пустота.

- Открой окно. Проветри. Охладись.
У нас с тобой не это проходило.
- Ну, здравствуй, друг! Устал?
- Эх, ветреная нежность.
Пожатие рук. И чувствую, как вдруг
На хаос мыслей выплеснулась свежесть.
Устало сел, не скинув рюкзака.
Повеял морем и Алтаем.
Я понял все: валяю дурака.
И был немного невменяем.
Не любит, значит так и быть,
Не стоит этим жизнь калечить.
Не на Луну же волком выть.
Тоска по женщине не лечит.

Снег и ночь опускаются легкой вуалью на город. Неоновое зарево и квадраты окон напоминают огни корабля, идущего навстречу снежному заряду.
Впереди Новый год. Значит новые стремления и надежды. Старый был богат
переживаниями. Жизнь продолжается.

.. Аве, Оза! Пребывай светла.
Мимолётное непрекратимо.
Не укоряю, что прошла.
Благодарю, что проходила.
Сказал поэт.

* * *
Я исходил Саяны и Кавказ.
Истоптаны Тянь - Шань и Заполярье.
На южных пляжах я не встретил Вас.
Ты для меня всегда - звездой Полярной.

Шел я по тайге иль по тундре/
Шел по скалам или ледникам.
Под южным солнцем думал о тебе
Вот только встречу - упаду к ногам.

Ах, сколько было пройдено дорог.
Какие грезы скрыли ветры гор.
Судьбой меня ссудил печальный рок.
А тебя унес какой - то вор.

Но ты меня любимая звала.
Вдали манящей зоренькой легла.
О тебе и песни у костра
О тебе шептала мне тайга.

Поймешь ли ты как плохо без любви.
С удьба моя - мне сплошною пыткой.
Ну, нет тебя - хоть смейся, хоть реви,
Терном рок дорогу мою выткал.

Случайных встреч - булыжный разговор.
Объятья рук - ярмом лежат на плечах.
А тебя украл какой - то вор
И наши жизни обе покалечил.

Но, вот когда отчаялся, устал.
И пошел по жизни налегке.
Волшебный взгляд - магический кристалл.
Вдруг сверкнул совсем невдалеке.

Так значит, не напрасно я искал.
Значит, ты живешь мечта моя.
Я много ошибался и страдал,
Чтоб с новой силой полюбить тебя.

И если ты мне все же не простишь
Мою утрату юности, огня.
Конечно, по неволе загрустишь.
Я все же счастлив - увидал тебя.

Счастлив тем, что видеть я могу
Мою мечту не ставшую судьбой.
И сказав, ни капли не солгу:
Ты в ночи светила мне звездой.

* * *
А теперь я живу, я живу,
Я живу от звонка – до звонка.
Отчего я и сам не пойму
Стала ты как звезда далека.

Не могу я заставить себя
Посмотреть в дорогие глаза.
И когда вспоминаю тебя,
Память эту купает слеза.

Будет плакать гитара в костер.
Будут пить веселиться друзья.
Раскроет ночь Новогодний шатер.
Как и прежде не будет тебя.

Как и прежде ты в свете Луны.
Как и прежде в сиянии дня.
Закружилась под вальс тишины.
Ты везде, даже в пляске огня.

Во хмелю станет призрачно все.
Чей – то зов я пойду утешать.
Только чтоб не обидеть её,
Буду нагло и весело лгать.

Ну, и пусть. Ну, и пусть. Ну, и пусть!
Станет больно когда – нибудь ей.
Пополам мы поделим ту грусть.
Ложь и, правда, живут средь людей.

Ни моя, ни твоя в том вина.
Наше время немного ушло.
Мне теперь ты чужая жена.
И надежды мне нет ни на что.

Постарайся красиво прожить
Много теплых и радостных дней.
Быть любимой, ответно любить.
Никогда, никогда не старей.

Станет грустно, ты вспомни меня
Ты моё воплощение мечты.
Я любил и люблю лишь тебя!
Светлый образ мечты – это ты!

* * *
Повстречались, взглянула. Разъехались.
В Новогодние дали пыля.
Может просто с насмешкой, со смехом ли
Наплескала мне в сердце огня.

Разгорелся пожаром и пламенем
Как весной молодая заря.
Чувства мысль леденили и плавили,
Чтобы жизнь пролетела не зря.

В голове просто буря смятения
Как живу и как надо бы жить!
Словно вдруг взорвалась в свечении
Пятисот киловольтная нить.

Пусть мы больше с тобою не встретимся,
Но на память оставлю я пик.
Твоё имя лучами осветится
Ледорубом, вгрызаясь в ледник.

Может жизнь опояшется кромкою.
За спиною губительный вал.
Может путь перекроет поземкою.
Может, вновь, потеряю штурвал.

Ты явись мне тогда, как спасение
Зови звездою и в бури горя,
Освети во мне ночи осенние,
Чтобы жизнь пролетела не зря.

Может мне суждено ночью ль лунною
Стать счастливей других на Земле.
В ореоле уйти в вечность юную.
Благодарен, я, буду тебе.

Если стану другим я помехою,
Безысходность, поняв до конца.
Неподвижным, никчемным калекою.
Подари мне кусочек свинца.

Лишь не стать бы душевным калекою.
Не сгореть бы от злого огня.
На пути, не размеченном вехами,
Чтобы жизнь пролетела не зря.

* * *
За окнами сетка дождя.
Хмурый задумчивый лес.
Я не увижу тебя,
Таких не бывает чудес.

Всё серо, туманно кругом.
Невзгода владеет Землёй.
Небо исходит дождем.
Тоска подползает змеёй.

Завтра под грохот турбин
Самолет улетит на Восток.
В мыслях лечу я один
В серый степной городок*.

Наши пути разошлись,
Но, стоит ли дальше скорбеть?
Попробуй пока разберись:
Быть или может не быть?

Ореолом кружит надо мной
Альтернативный вопрос.
Упершись в стекло головой,
Глазами я к лесу прирос.

Я жить не могу без любви.
Мне плохо вдали от тебя.
Что шепчут мне губы твои
За этой вот сеткой дождя?

Ты далеко, далеко
В стране кипарисов и роз.
Ответ мне найти нелегко
На этот проклятый вопрос

Я же тебе не судья.
Я боль безответной любви.
То - во что превратили меня
Холодные руки твои.

Огонь согревает и жжет
Жизнь без огня это вздор!
Ты обожглась об меня.
И тушишь во мне свой костер.

Стань умелой хозяйкой огня,
Чтоб горел, согревая - не жег,
Если хочешь увидеть меня
Вновь распростертым у ног.

Я не могу без любви.
Мне плохо пока без тебя.
Что шепчут мне губы твои
За этой стеною дождя?

*Ядерный полигон.

Из исповеди "хулигана"
За Уральскими горами, за широкими долами,
На реке Большой Маук собрались парни в круг.
Собрались совет держать – как бы отпуск скоротать.

И решил Большой Совет, что – де надо выйти в свет –
На Саяны, в край заветный, край туристами воспетый,
К Шумаку и Хан – Гелдою, к родникам с живой водою.

Кто воды из них напьется, а еще и окунется
И измажет грязью тело, будет сильным, будет смелым.
Там купался сам каган - известный Миру Чингиз – Хан.

И не мешкая не мало, пропитав ботинки салом,
Нагрузивши рюкзаки? в путь пустились чудаки.
Дело медленно творится - сказка легче говорится.

Возле леса на опушке повстречалась им старушка *.
Угостила? чем могла – разговоры повела –
Мол, река с горы течет – что же в горы вас несет?

- К Шумаку и Хан – Гелдою за водой идем живою.
Бабка искоса глядит и нахмурясь говорит
- Вы не будьте уж в обиде, нифига у вас не выйдет:

Технология не та – дело начали с хвоста.
Если дальше так пойдете – к Шумаку не попадёте.
Он для вас, как пишут люди, в абсолютном прошлом будет.

Вот ребята вам клубок** – за ним идите на Восток.
Там среди высоких скал вы найдёте перевал.
Мы пришли. У перевала, ни каких силов не стало.

Мы на днёвке точим лясы. Наварили каши с мясом.
И судить и говорить – как хребет перевалить.
Широко открылись дали. Стояли мы на перевале.

Каждый в даль вперед глядит, что там дальше – впереди.
Добрались!!! Пришли… И, тут же, улеглись в целебной луже.
Помоги, Бурятский Бог***, тем, кто телом изнемог!

Мудр и строг, как скифский воин, Бог над влагою живою.
Понял, понял этот скиф настроенье нашенских.
Это их, как в прочем многих, повели вперед дороги.

Вдаль дорога повела. Повела и… завела.
Здесь в сырых ущельях узких редко пахнет духом русским.
Словно зубья сатаны скалы с каждой стороны.

Дождь нас мыл на перевале. Ветви нас в тайге хлестали.
Горы селем осыпались, непреступными казались,
Солнце жгло, в снегу знобило, но ничто нас не сломило.

Мы стеною шли на воду, со страховкой брали броды
И освоились в лесу как арсеньевский Дерсу.
И растаяли туманы. Были пройдены Саяны.

*Женщина – геолог. **Карта подаренная ей.
***Идол над источниками. Геологами, вырезанный из
кедра.

Идиллия
Не ходили мы в кабак.
Прогулять пошли собак.
По пути лишь забежали в магазинчик.
С другом мы не алкаши.
Отдохнем в лесной тиши
И с устатку лишь пригубим на мизинчик.

Под горою на пеньке,
От селения вдалеке
Разложили мы закуску на газету.
Собаки весело кружат,
Блики солнышка дрожат.
Хорошо в лесу, в тенечке этим летом.

Куда лезешь, глупый пес!
Черт тебя сюда принес!
Опрокинешь, так могу и покалечить!
Найда, не скули, не лай,
Всю закуску слопал Гай,
Так что вот тебе остался огуречик.

Сидим красиво в деревах,
С умилением на губах.
Мирно и спокойно слово льется.
Давай, Васильич, повторим,
С полминуты помолчим,
В стопке солнышко играет и смеется.

Жена дома не своя.
Орет: нажрался, как свинья!
Люди вон идут, и все с грибами!
Надя не кричи, не лай.
Замотал по лесу Гай.
Изобразил ей поцелуй губами.

Да я завтра - за рулем.
Мы в леса с тобой попрем.
Соберем, сжуем грибы и все, что купишь.
Дай деньжонок на бензин.
Без них повсюду карантин.
И во сне я видел дерзкий Надин кукиш!

Автор: Анатолий Кислицын,
ИСПОВЕДЬ "ХУЛИГАНА"

Родился в г. Карабаш, Челябинской обл. Мать Надежда Степановна всю жизнь проработала в торговой сети, не зная отпусков и отдыха. Отец Петр Афанасьевич Всю жизнь проработал шафером. Участник финской и отечественной войны. Золотые руки – автомобили востоанавливал из любой рухляди, но пьяница и дебошир. Любимое выражение, когда пьян: "Мы кровь мешками проливали". Бабушка (по линии матери) Прасковья Михайловна. Прекрасная женщина и хозяйка. Когда семья жила в этой деревне она заменяла мне мать, так как мама была все время на работе. От нее я многому научился. В деревне её называли "колдуньей", так как она лечила страждущих разными травами и массажем. После войны с медицинским обслуживанием населения было очень плохо. Поэтому к ней приходили люди со своими жалобами из всех окрестных селений.
Чем мне запомнилось моё детство и годы юности. В годы войны Мама с бабушкой переехали жить в деревню, где подсобное хозяйство позволяло не умереть с голоду.
По приезду отца с фронта мы переехали в Свердловск. Помню, недалеко от нашего дома была свалка искалеченной военной техники: танки, пушки, машины и пр. Мы с пацанами там играли, греясь у костра. Однажды, кто-то из пацанов приволок боевой снаряд и бросил его в костер. Раздался взрыв, а потом другой. От воинской казармы, что была рядом, ничего не осталось. Наспех построенная, из деревянных брусьев и досок, развороченная взрывом, казарма сгорела. Как потом выяснилось, никто не пострадал. Казарма была пустая. Вскоре семья вернулась снова в деревню к бабушке. Жизнь в деревне была сытнее. Бабушка всегда брала меня с собой в леса за орехами, грибами и ягодами. До изнеможения поливал огородные грядки. Когда пошел в школу, то обнаружил в подвале школы богатую библиотеку книг, которую почему – то держали подальше от людских глаз. Как потом выяснил, это была библиотека из дворянской усадьбы Данилова, расположенной километрах в пяти от нашей деревни и разорённой в годы революции. Больше таких изданий я не видел. Это были очень дорогие книги. Богато оформленные с гравюрами и тиснениями. Просиживая там днями и ночами с керосиновой лампой, я эти книги почти все прочитал от Шекспира до Дюма. Единственную книгу, которую выкрал, это том стихов Есенина "Радуница", с которым я уже не мог расстаться. Помню в третьем классе, когда я взял "Тихий Дон" в сельской библиотеке, меня вызвали на собеседование в учительскую и дали задание описать, как мы школьники помогали колхозу на сенокосе и собирали колоски в поле. Это описание я выдал в стихах. Меня перевели в четвертый класс. Так получилось, что всю школьную программу по литературе я прошел в начальных классах. Дальше пошло увлечение алгеброй и геометрией.
Отец с председателем колхоза Гавриилом Ивановым (Ганей), тоже приехавшим с фронта, приволокли из Бирска трактором искалеченную машину. Отец стал её восстанавливать – даже пить перестал. Спустя какое-то время он гордо сидел за рулем. Приехали на чествование чиновники из района, так как это была первая машина в колхозах района. Отец был героем. Всего он восстановил для колхоза три машины и два трактора "НАТИ". Но пил по "черному". Гаража в колхозе не было и машины парковались у нашего дома. Была примета: если он едет по деревенской улице тихо, не давит кур и гусей, значит, он в дребадан пьяный и нам с бабушкой придется вытаскивать его из кабины. Однажды мы поехали с ним в лес за дровами. Отец был, как правило, пьян. Уже смеркалось. Машина вдруг заглохла. А он спал. Как я не пытался будить его, все было бесполезно. Не вдалеке раздался волчий вой. Машину окружили волки. Когда с капота на нас оскалились клыки зверя, я съездил отцу по морде. Хмель с него как рукой сняло. После нескольких попыток машина завелась. Видимо был перегрев двигателя. Волки отпрянули. Было не до дров - машина бы снова не заглохла и не увязла в снегу. Это возымело действие. Отец пьяным из деревни больше не ездил. Вскоре они с Ганей задумали сделать в деревне электростанцию на р. Ар. Средства были отпущены под строительство детдома для беспризорников. Детдом был построен и вся деревня освещена электричеством. Это выходило уже за рамки области. Но Отцу надоело получать (большие) трудодни от колхоза. Ему были нужны деньги. В регионе начался поиск нефти. И он смылся. Года два мы не слышали о нем ничего. Мама переживала и плакала. Она любила его.
В детдом направляли беспризорников со всех концов Союза. Я с ними подружился. Мне было очень интересно слушать их рассказы о своей прошлой жизни. Особенно я подружился с Жоркой из Одессы. Его семья вся погибла. А он был бродяжкой до освобождения из оккупации. Это был добрый и отзывчивый парень. Но очень болезненно переживал всякую несправедливость, поэтому считался среди обслуживающего персонала детдома хулиганом и бунтарем. Это был кладезь воровского жаргона и песен из воровской и морской романтики. Но вот что интересно: хотя в их рассказах слышалась тоска по вольной жизни, мало кто из них пытался сбежать из детдома. Государство о них заботилось. Они были обеспечены всем. Мы учились в одной школе. Среди них были отличники. Это были хорошие ребята. Знакомство с ними для меня стало школой познания мира, более широкого, чем наша деревня.
Деревенским пугалом, когда даже взрослые стали меня сторониться, стал после того, когда на спор вечером, приволок с кладбища крест в избу читальню, где какой-то заезжий просветитель проводил лекцию на тему типа: "Есть ли жизнь на Марсе?" Все разбежались. А меня, на следующий день, отправили в район, где решали вопрос – исключать меня из школы, али нет. Право "быть бравым парнем на деревне" получил после того, когда "в ночном" спас табун лошадей от волчьей стаи, выведя табун из перелесья в чистое поле. После чего бабушка долго лечила синяки на моей заднице. Сёдел нам не полагалось.
С открытием детдома к нам в школу стали направлять учителей и специалистов в основном из столиц Москвы и Ленинграда. После года практики, они, как правило, смывались. Приехала и Валентина, пионервожатой, после окончания каких-то там курсов. Сестра бабушки, тетя Августа, пустила её на квартиру (в боковушку с отдельным входом). Я был у неё частым гостем. Валю было интересно слушать. Её рассказы о жизни в большом городе, театрах, музеях…завораживали меня. Но это была еще и красивая девчонка. Её волнистые каштановые волосы и светло зеленые глаза сводили с ума. Я бредил ею, и жил в мире фантазий. Она чувствовала это, потому что иногда, не по товарищески, нежно прижималась ко мне. Парни оглядывались на её стройные ноги и походку, облизываясь, цокали языками. Я был уже принят в комсомол, оставаясь председателем совета дружины пионерской организации, и она взяла за правило, чтобы я её сопровождал по деревне, когда она ходила по семьям своих пионеров и проводила какие-то там беседы. Я с удовольствием ей подчинялся. Это не у кого не вызывало кривотолков. Она приказала мне быть всегда чистым и чисто одетым, это стало моей нормой на всю жизнь. В четырнадцать лет я был, не по годам, крепким и здоровым. Конечно, моя бабуля догадывалась о моем состоянии, потому что говорила: "Может, теперь поумнеешь". Однажды пришли поздно, Валя пригласила меня зайти к ней. Сославшись на усталость, легла в постель, пригласив меня сесть к ней на кровать, и попросила меня декламировать ей стихи Есенина. Внезапно она обвила меня руками и стала целовать. Она сделала из меня мужчину. Этот неистовый хмель страсти стал регулярным, и длился до её отъезда. Её отъезд стал для меня полным опустошением. Коллектив учителей и родителей очень жалел, что она уезжает. Пионерская организация стала более активной. Успеваемость повысилась. Её напутствие, чтобы я обязательно получил высшее образование, стало для меня путеводной звездой. Уже в зрелые годы я с нежностью и тоской вспоминал её.
Появился Отец. Семья переехала в Тургояк, где он устроился на работу в доме отдыха. Но с пьяными загулами, он подолгу не работал на одном месте. Семья от этого страдала.
Окончил Тургоякскую среднюю школу рабочей молодежи №4 в 1958г. Отец заявил, что хватит меня содержать я должен идти работать. Поэтому в1957г. в июле (в 16 лет) я вышел на работу на Уральский автомобильный завод в г. Миасс учеником электрослесаря. Чем запомнился Тургояк: рыбалкой с лодки, частыми походами через Ицыл на Юрму и Таганай или в Ильменский заповедник, ловлей хариусов и форели на р. Киалим, танцами с девчонками в домах отдыха "Тургояк" и "Золотой пляж". Особенно запомнился случай, когда в мою лодку вдруг ввалилась звезда киноэкрана - артист Филиппов, с сумкой водки. Попросил меня покатать его по озеру. На мои вопросы по фильмам он, отмахиваясь, говорил: "Все это работа" и обводя глазами окрестности озера – "А вот это жизнь!" Я отвез его на остров "Чайка", где он так "нажрался", что я его пьяного еле разместил лежа в лодке при обратном отплытии. При возвращении на пляж попросил проходящих мужчин вытащить его из лодки, что они с удовольствием сделали, докушав оставшуюся водку и закуску, уволокли его в дом отдыха. Следующее знакомство было с артистами Свердловской киностудии, что снимали фильм "Во власти золота". Они, как знатока местности, просили меня помочь им найти места, где можно было бы снять тот или иной эпизод. Без крутого веселья не обходилось ни дня. И я понял: все мы - каждый со своей слабостью, в меру своих способностей, должны делать своё дело. Моё любимое чтиво научная фантастика. Мой любимый поэт Сергей Есенин. Мой любимый писатель Даниил Гранин.
В 1959 г. сдаю досрочно экзамен в вечерний филиал Челябинского Политехнического института в г. Миасс. В 1960 г. Отец в тюрьме за левые рейсы. От этих рейсов семья, кроме дебошей, не имела ни чего. С благословения Мамы, чтобы не терять годы в армии, перевожусь на дневное отделение Челябинского Политехнического института в г. Челябинск. Мама мне помогает деньгами, продуктами и сам я подрабатываю, где можно. Чем запомнился мне этот период, а тем, что дети высоко поставленных родителей, полные бездари, проходили каждую сессию "без сучка и задоринки". Общежитий не хватало, и мы с Петром Дерксаном снимали комнату в частном доме. Петр в армии был принят в члены партии. Немец по национальности (из приволжских). Однажды он получил сообщение, что является наследником большого состояния умершего родственника в Канаде. Его вызвали в горком партии. Больше я его не видел. Убит мой друг Володя Мамолата, который связался с цыганами по распродаже контрабандных нейлоновых изделий. Это же самое случилось и с моим другом Валерием Киселевым, но с той разницей, что его посадили в тюрьму. Настала и моя очередь. Меня увезли куда-то в пригород Копейска на "малину". Несколько дней: коньяк, молоденькие девчонки и пропаганда о богатой жизни после окончания института, если буду следовать их наставлениям. Меня спас милицейский шмон. Кроме меня, пьяного, с какой – то шалавой, ни кого не нашли. Происшествием на танковом полигоне в Чебаркуле, в учениях по Военной кафедре. Вечером, с механиком водителем на танке поехали за водкой в магазин на окраине Чебаркуля. У него был день рождения. Он там же и напился, не вылезая из танка. Танк обратно вел я. И по пути, в сумерках, раскатал баню, построенную в кустарнике на краю полигона. Баня оказалась не штатным строением служащих полигона. Генерал Шаров долго пытал всю роту: "Кто это сделал?" Но нас не выдали или действительно не знали. Баню отстроили всей ротой за считанные часы.
Окончил Челябинский Политехнический Институт 16 июня 1964г. Моя дипломная работа "Аппарат на воздушной подушке с переходом на режим полета" была отвезена заведующим кафедрой Сергеем Строевым в Казань, в авиационный институт, где начинались разработки подобных аппаратов. По словам Строева: – ему сказали, чтобы я обязательно был направлен на работу к ним. Но к этому времени я дал уже согласие на работу во ВНИИП. Был увлечен физикой, и институт соответствовал этому влечению. Как-то, посещая Альма Матер, узнал, что мои идеи воплощены в тех монстрах на воздушной подушке, что проходят испытания на Каспийском море. Получив от ВНИИП солидные подъемные, я благополучно их истратил в Ялте. Там при посещении ресторана "Ореанда", куда меня затащил негр, которого я на пляже обучал карточным играм, за наш столик сел, гастролирующий эстрадный солист. Женщина, с которой он пришел, называла его Осей. Он расспрашивал меня о Челябинске. Знать бы мне тогда, что это будущая звезда - Иосиф Кобзон, то сохранил бы на память его записку с телефоном, которую он мне дал, чтобы я ему позвонил при желании посетить Москонцерт, если буду в Москве. Судьба меня вознаградила еще раз. Забегая вперед, расскажу. Будучи в командировке в Москве, Эдуард Силкин, с которым мы приехали, пригласил меня на день рождения к своему родственнику. Передав авоську с коньяками вышедшей к нам женщине, Эдуард меня спросил: "Что не узнал?" Я пожал плечами. Женщина оказалась Майей Вертинской – женой его родственника Бориса Хмельницкого. В комнате, куда мы зашли, был коллектив артистов театра "Таганка" и Булат Окуджава. Высоцкий с Окуджавой были в подавленном настроении, поскольку им перед олимпиадой не разрешили выезд в Париж. Высоцкий, услышав, как мне повезло, что я встретил своего кумира, усмехнувшись, увел меня на кухню, где за бутылкой коньяка расспрашивал о жизненном быте в туристских походах. К нам присоединился Золотухин. Когда мы были уже изрядно поддатые, Валера принес гитару с порванными струнами. Володя покрутил её в руках и отложил. Невезуха. Мы с Эдуардом приглашены на следующий день в театр на "Десять дней, которые потрясли Мир". Была длинная очередь. Валера стоял перед театром в костюме матроса и пел под гармошку на всю площадь хулиганские частушки. Он нас и провел в театр на приставные стулья. Совсем скоро Володи Высоцкого не стало.
В августе 1964 г. приехал на работу в сверхсекретный институт ВНИИП. Где, в технической библиотеке обнаружил небольшую библиотечку книг, датированную издательством до 1930 г. и ранее. Книги были на немецком и русском языках и на руки не выдавались. Как оказалось, это была библиотечка немецких ученых, после войны работающих здесь, по проблемам дозиметрии, под руководством Тимофеева – Ресовского. Я засиживался в читальном зале, поскольку в книгах было много обобщающего материала и переписки исследователей по становлению квантовой механики и теории относительности. Делал выписки тех мест, которые противоречили современном издаваемым публикациям. В последствии эти записи мне очень пригодились.
Свое личное время посвятил парусному спорту. Это для меня было ново и интересно. Но ползание по огромной луже называемой озером "Синара", на половину перегороженному запретной зоной, вскоре наскучило. Точку поставил случай: слегка поддатый я заснул за румпелем своей яхты "Фин", и гик гулял сам по себе. Проснулся от грохота автоматной очереди. Парус был весь в дырках, а к яхте чалил водометный катер с солдатами охраны запретной зоны. Оказывается, яхта пересекла зону и мирно тащилась в сторону села Воздвиженка. Когда убедились, что я не "шпион" меня отпустили. В подразделении мне был сделан "втык" в режимном отделе и по комсомольской линии. Я плюнул на эту скукоту под парусом. В этом же яхт - клубе был старенький катер с изношенным двигателем. Мы с другом сделали капитальный ремонт двигателю, увеличили степень сжатия в цилиндрах, поставили новые подшипники привода гребного винта. Отполировали борта катера. Скорость катера увеличилась вдвое. Он шел буквально на корме. Водометы охраны мгновенно отставали. Катер использовался при гонках яхт. При оверкиле яхты мы выуживали экипаж из воды и доставляли яхту к эллингу. Все остальное время занимались рыбалкой. Ставили сети. Варили уху. Однажды осенью, когда выход на зеро уже был запрещен, и были убраны буи зоны, к берегу подошли щуки. Мы с другом, плюнув на запрет, решили ночью "лучить" рыбу. Зачалив лодку с аккумуляторами и подводными лампами, направились в курью "Раскуриха". За нами увязался водомет охраны. Мы, загнав катер в камыши, на лодке ушли в другое место, и вышли на берег. Вдруг с водомета раздалась отборная брань и слезное обращение к нам: "Ребята помогите, здесь у нас один …… уронил автомат в воду!" Что было делать, надо помочь - иначе трибунал! Катер двигался и координаты, где плюхнулся "калашников", были приблизительны. Мы долго искали, пока не увидели отпечаток ушедшего в ил автомата. Лейтенант сказал: "Ребята, когда я буду дежурить – все озеро ваше". Однажды мы этим и воспользовались. У нас сняли сети. Мы решили восполнить потерю. Пересекли на катере зону и, бросив за борт кошки, сняли чужие сети. Думали свердловчан. Сети оказались Сычева - командира воинской части. Наш катер засекли с другой военной заставы, что в курье "Теплая". Утром к эллингу притопала милиция. Катер отогнали на средину озера и сожгли. Ни какого объяснения не последовало. Даже для руководства спортсовета это осталось загадкой. Останки катера до сих пор лежат на дне озера. На этом и закончилась моя водная одиссея. О наших круизах по озеру командование части, конечно, знало, но относилось снисходительно, пока не были затронуты личные интересы. Ушел в клуб спортивного туризма.
В1971 г. поход по Западным Саянам. В районе вулканов Кропоткина – Перетолчина встретили нашу группу Афанасьева. Они заблудились. Шлепали не той долиной, перепутав хребты. Выбились из графика движения. Потому мы и встретились. Вообще Афанасьев с богатым опытом хождения, уже мастер этого вида спорта, был отменный блудень. Как-то он, при подготовке в котегорийный поход, решил проверить группу на маршруте. Маршрут - в охотничью избушку за Верхним Уфалеем. Только на другой день к вечеру группа вышла, но к Нязепетровску. На Горном Алтае, если бы я его послушался, мы бы сиганули мимо Белухи. Группа чуть-чуть не развалилась. Когда я вывел группу к перевалу "Прямое седло", он извинился. К авторитетам надо прислушиваться, но выслушивать и критически оценивать их аргументы. По ходатайству Владимира Аскенадзе (председателя клуба туристов) и руководства спортсовета я избран председателем этого клуба.
Семейные обстоятельства сорвали мои намерения, но, может быть, это спасло от возможной гибели. Пришлось отказаться от участия в экспедиции на Памир, организованной Феликсом Портным, возглавлявшим горных туристов Челябинска. Было приглашение принять участие в этом Кузнецову, Афанасьеву и мне. Группа ребят погибла. Следственная коммисия постановила: ребята погибли от неграмотной организации прохождения маршрута. Вообще в походе неожиданности случаются всегда. Всего не учтешь. Но мне как руководителю и участнику всегда везло. Господь помогал.
Однажды на Приполярном Урале при прохождении горного массива Пайор, ослеплённые снежной слепотой (это, когда от белизны снега исчезают тени и полутени - расстояние скрадывается), вышли на кромку снежного наддува. Козырек под нами обломился, и мы на нем удачно посыпались на рыхлый снежный язык на курумнике. Полет сверху и кубарем по снежному языку составлял метров сто не меньше. Все мы легко отделались синяками и ссадинами. Это на дневной переход сократило нам прохождение перевала. Спустившись вниз по реке, в зеленую зону, мы объедались хариусом. Как-то на Полярном Урале при сплаве на плоту по р. Лабытнанга начались проливные дожди. Дожди на вечной мерзлоте вызывают сильнейший паводок. Река вышла из берегов. Стрежень был потерян. Плот всю ночь несло черти куда - порой прямо по тайге. Мы им как могли, управляли, лишь бы не зацепиться за упавшее дерево. К утру нас вынесло в какой-то водоем со стоячей водой. Водоему не видно конца. Шесты дна не доставали. Кончались продукты, кроме мешка засоленных хариусов и пары банок пеммикана ничего не было. Я не понимал, откуда мог взяться этот водоем. Стали делать что-то похожее на весла, но вдруг за плавнями услышали звук мотора и стали стрелять из ружья. Через некоторое время к нам причалил хант с женой. Мы просили вывезти нас на стрежень этого водоема и отдали ему последние наши сигареты "Шипка". Он внимательно осмотрел плот. Зацепил чалку за корму лодки, и мы поплыли, пересев в лодку. На вопрос, что это за водоем? Ответил "Войкар сор". Я недоумевал. Это конечная точка нашего пути, до которой нам надо было плыть еще не меньше суток. Сор это водоём, образуемый притоком Оби. Воды Оби подпирают приток, и в устье образуются вот такие водоёмы с заболоченными непроходимыми берегами. Что же получилось: паводок, минуя мендрирование реки, вынес нас к конечному отрезку пути. По словам ханта: "При больших паводках течения нет. Вам повезло, по такой погоде гибнут опытные охотники. Я везу не вас, а дрова. Плот у вас из сухого кедрача, что в верховьях". Не важно, что думал хант. Он для нас оказался ангелом спасителем, поскольку мы плыли на лодке со стационарным двигателем еще часа четыре. Готовя поход, я ни как не предполагал возникшей ситуации. Но, поразило меня другое, когда на причале помогали ханту вытаскивать бревна плота на берег, его жена попросила подать ей ребенка из лодки. Мы опешили. Кто-то из нас заглянул под скамейку лодки и вытащил плетеную из бересты корзинку, в которой был привязан ребенок. Черные глаза – пуговки спокойно смотрели на нас, и он что-то посасывал из привязанной бутылочки. Как потом, оказалось, там был рыбий жир. Я принял ребенка и понес матери. Володя Видякин сфотографировал меня с ним, и потом эта огромная фотография долго висела в банкетном зале "Юбилейный" с надписью: "Где Кислицын не бывает, там детей оставляет". Однажды, на Подкаменной Тунгуске мы попали в проливные затяжные дожди. Шли по звериным тропам. Я присматривал место для привала. Вся группа чихала и кашляла. Лекарства не помогали. Ближайшим селением, которое было пройденным накануне, и отмеченным на карте, оказались две заброшенные истлевшие избы. Надо было что-то предпринимать. Вдруг я увидел поляну недалеко от реки. На ней полусгоревшую охотничью избушку и стог сена, от которого шел пар. Здесь я и решил сделать привал. Бревна от избушки пошли на костер. Я заставил ребят кипятить воду и кипятком поливать стог. Ребята заартачились, стали ставить сырые палатки, но после моего объяснения стали тщательно обливать стог кипятком. Кипяток, разбавленный дождем, вскоре так прогрел сено, что от него пар шел облаком. Наскоро перекусив и приняв лекарство, запитое спиртом, мы все, не раздеваясь, поскольку все на нас и в рюках было сырое и мокрое, залезли в этот стог, плотно укрываясь горячей травой. Я не стал выставлять охрану, поскольку в такую погоду и звери и нелюди прячутся от дождя, прижав уши. Ночь прошла как мгновение. Встал первым. Дождь кончился. От стога шел такой храп, что любой медведь дал бы деру. Развел костер. Напек лепешек. Ребята вылезли как лешие, увешенные мокрой травой. Развели еще один костер, стали сушить вещи. Аппетит у всех был отменный. Я в тайне радовался – сожрите все, но не смейте больше болеть! И они меня не подвели. Не знаю, чем бы могло всё закончиться, не будь я уверен в методе лечения, использованным еще моей бабушкой. Как-то весной моя группа делала траверз Четкальского хребта на Тянь – Шане с выходом на Сары – Челек. В одном из ущелий нам предстояла ночевка. При спуске, под каменной стеной, мы обнаружили родник с небольшой площадкой, где вполне размещались две палатки. Ребята, при поиске топлива для костра, обнаружили, метрах в двухстах, лужок, весь усеянный маками, и стали настаивать сделать стоянку там. Но я этого не позволил, поскольку тропы не было и к роднику ходить по каменной сыпучке небезопасно. После сытного ужина улеглись спать. Ночью началась гроза. Почему-то тучу гоняло вверх и вниз по ущелью. Стоял сплошной грохот, и где-то сверху сыпались камни. Было не до сна. Только к утру все успокоилось. Я плюнул на режим движения, и решил - пусть ребята поспят. Пошел поискать топливо для костра к тому цветущему лужку. Там по его краю росли деревья. Лужка не было. Он был завален селевым оползнем. Перечислять можно много. Мне помогал Бог! Но расскажу, когда случай помог выжить и довольно не плохо, в воровские времена правления Горбачева и последующей банды грабителей. А случилось это при моём последнем походе на Полярный Урал. После прохождения маршрута в Салехарде мы зашли в ателье по пошиву национальной одежды - купить унты. Меня удивило, что все изделия были только из оленьих шкур. Я спросил, а где же песцы и чернобурки? Мне ответили: "Лис не стало, так как ближайшие овраги у железной дороги от Лабытнанги до Печоры в прошлом году были завалены продуктами питания. За лето все это сгнило и звери, пожирая это - дохнут". Я это сопоставил с другой информацией. Наш закрытый город был на спец - обеспечении из Москвы. Товарняк с грузом сопровождала наша охрана, в которой служил хорошо знакомый мне парень. Когда на ОРСовских прилавках стали исчезать продукты, я при встрече с ним, спросил, почему они ничего не привезли. Он ответил: "Товар был, но поезд разгрузили в порту Сухуми и нам за это хорошо заплатили". В дальнейшем разговоре он сообщил, что, по информации от других служивых, загруженные продуктами поезда идут через Армению в Иран, а по другим направлениям куда – то в Европу. Я не предал этому значения. Мало ли - идет торговля между странами. Только через некоторое время, сопоставив всю эту информацию, с пустевшими прилавками магазинов во всей стране, понял, что надвигается что-то страшное. В связи с этим занялся садом, который я имел раньше, но просто так - для потехи. Это подсобное хозяйство и помогло довольно сносно пережить это страшное: "перестройку" с января 1987г. Я думаю, что основной задачей перестройки было скрыть наворованное и надеть народу на глаза шоры из ваучеров, ограбив его окончательно.
Переезд в новую квартиру. Естественно, ни какого похода в этом году не планировалось. В 1976 г. поход на Полярный Урал. Мне присвоено звание мастера спорта по туризму.
Моя семейная жизнь не состоялась. Я полностью посвятил себя изучению теории физики и её историческому становлению. Я нравился женщинам, и, пользуясь случайными связями, не задумывался о будущем и своём быте. Меня интересовала только теория физики. Постепенно мое отношение к теории относительности, выработанное со школьной скамьи, в корне изменилось, а вместе с этим изменилось и мое отношение к современному мировоззрению. Как это не покажется странным, но у меня нашлись единомышленники среди маститых теоретиков института. Работа по созданию импульсных ядерных реакторов перестала интересовать. Перешёл в отдел, связанный с выездом на полигонные испытания ядерных зарядов и разрабатываемых нами лазеров с накачкой от ядерного взрыва (космическое оружие). Я полностью посвятил свое свободное время разработке альтернативной теории физики. Выезды на полигон оставили массу впечатлении. Гостиница "Кедр", на площадке "Г", чего стоила. Запомнился случай: Валентин Рукавишников (руководитель экспедиции) попросил меня с одним парнем съездить на бахчу за арбузами. Когда автобус был заполнен мешками с арбузами, водитель сказал, что знает более короткую дорогу до площадки. И, мы, конечно, заблудились в степи. Выехали к стене из колючей проволоки. Это было площадка наземного ядерного испытания еще с участием Курчатова. Любопытство взяло верх. Задраив окна автобуса, по дороге, уставленной гусаками, на которых во время испытания были размещены приборы регистрации, выехали на огромную площадь со всевозможной искорёженной и оплавленной военной техникой. Впечатление от увиданного останется на всю жизнь. По приезду на площадку, я обо всем доложил Валентину. В ответ была брань, какую я никогда не слышал. Пока Валентин с дозиметристом Грачевым бегали вокруг автобуса с дозиметрическими приборами, мешки с арбузами были растащены по номерам гостиницы. Был кайф – конечно со спиртом. Наутро из комнаты было невозможно выйти. Туалеты и коридор были залиты лужами и нечистотами – канализация в гостинице не работала. Быстро собравшись - все уехали к штольне и остались ночевать в фургонах. А какое впечатление от рыбалки на Балопане – водоеме, изготовленным ядерным взрывом. Ныряешь и оказываешься в косяке рыб. Однажды руководством института я был направлен на полигон для взаимодействия с приволжанами при подготовке к опыту. Это был совместный опыт. Они готовили штольню. Было необходимо разместить в штольне и её устье, в выделенных пятнах луча, центральные части для облучения. Я попросил приволжан сделать металлический каркас над центральными частями в штольне. Был крупный скандал. Да что может случиться - возражали они. Но я настоял, и только после этого подписал документы. И случилось. Масса горы оказалась заниженной по отношению к энергии взрыва. Гора подпрыгнула. Устье штольни обрушилось. Фургоны с приборами регистрации раздавлены. Вышки с клетями, заполненные собаками, для биологического исследования, опрокинулись. Танки, поставленные под облучение и срочно угоняемые от устья, подняли такую пыль – хоть топор вешай. Был полный бедлам. Над степью летали вертолеты, с которых расстреливали облученных и обезумевших собак. Представитель из главка сказал мне: "Если центральные части уцелеют – даю гарантию – орден тебе обеспечен". Через год поехали на извлечение. Был уже мораторий на ядерные испытания. Горняки очистили устье и штольню до бетонной пробки. Тележку с целехонькими контейнерами для центральных частей просто выкатили по рельсам. Я был представлен к награде орденом "Октябрьской революции". Но, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Время было - не до наград. Наступил развал Советской власти, ордена исчезли. На память осталась грамота к юбилею от отдела кадров о награждении меня этим орденом. Ядерную пенсию я получил, а память о пережитом осталась при мне.
Перевожусь в отдел по эксплуатации импульсных ядерных реакторов, в разработке и создание которых ранее принимал участие.
Во время разгула "перестройки" и псевдомократии работа нашего института практически прекратилась. Дерьмократы, вроде нашего первого мэра Щукина, которого с занимаемой должности отправили за воровство в тюрьму, предлагали вообще институт ликвидировать. Этих дураломов отрезвили из Москвы, что к братанию с Западом надо относиться осторожно. Институт не только элемент ВПК, но и градообразующее предприятие. Зарплату не платили. Жили подсобным хозяйством. В рабочее время каждый занимался, чем мог. Началось поголовное пьянство и спекулятивная торговля, чем попало. Этот период выживания длился годами. За это время мной была закончена работа: "Введение в теорию инерциальных cистем". Я представил её на отзыв нашим физикам теоретикам. По словам академика Евгения Аврорина в работе не было обнаружено ошибок в моих рассуждениях и теоретической разработке. Но в моей просьбе дать письменное заключение для издания в академической печати он отказал по двум причинам. Первая: "Мы ядерщики и мало что смыслим в теории относительности, и в настоящее время это никого не интересует". Вторая: "В свое время я дал разрешение, но издание препринта на работу Мордвинова, за которую меня Зельдович так испинал, что до сих пор задница чешется". Его боязнь за свой престиж для меня была очевидна, и он это понимал. По этому и предложил мне: "В России привыкли оглядываться на Запад. С Запада и начинай". Отдал распоряжение перевести мою работу на английский язык. Этот перевод и был отправлен по Интернету в Нью-Йорк и Кембридж. Я продолжал бомбить письмами издательства и институты Российской Академии Наук (РАН), но в ответ было только молчание. Лишь однажды связался по телефону с Черноголовкой, с институтом им. Ландау, куда было отправлено несколько писем. Ответ был полный цинизма: "Мы имеем то, чего достигли, а ты своей работой пытаешься отнять у нас наш "хлеб с маслом". Куски моей работы были довольно неудачно опубликованы на Украине и в популярном журнале "Инженер". Вот и все, что я смог добиться, за это время.
В это же время произошли следующие события: В автомобильной катастрофе погиб мой зять (муж сестры) Сергей Мансуров. Но об этом стоит сказать особо, поскольку в этой катастрофе, как думал я, погибла и моя сестра Нина. Это было лобовое столкновение. Всего погибло пять человек. Через некоторое время, по сотовому телефону, поступило сообщение, что она в реанимации в областной больнице. Моя "восьмерка" была ненаходу. И я не мог тотчас же выехать. Пошел погулять своего любимого и преданного друга, немецкую овчарку "Гая". Выйдя с ним на холм, что против магазина "Синара" я взмолился: "Господи, если ты есть, то пусть моя сестра останется живой, и эту веру я понесу людям!" Мы все обращаемся к Богу в своей безъисходности! Но случилось нечто. Солнце еще не взошло. Заря чуть теплилась. В воздухе стояла то ли легкая снежная дымка, то ли туман. И со стороны восхода вдруг возник тонкий и яркий луч, озарил место, где я стоял. Это было так неожиданно, что даже Гай взвизгнул и отпрыгнул. Это длилось всего несколько секунд. Как ни старался, но я не мог найти этому объяснения. Стоял там минут десять до восхода Солнца пока не возмутился Гай. Врачи не верили, что сестра выживет. Она была раздавлена (сидела на переднем сидении). Но благодаря Господу, выжила, работает и воспитывает внуков. Умер мой любимый Гай. Прожив 14 лет, он совершенно обезножил. Долго плакали и переживали всей семьей. После смерти Гая я продал мой сад в кооперативе "Иткуль", этот кооператив я и создал, будучи профсоюзным деятелем, в Советское время. Хозяйство сада стало нерентабельным, и кроме Гая, ни кому не нужным. Оборудовал гараж с погребом. Купил новую иномарку Рено "Логан".
На мой E-mail:kislicin_anatoli@mail.ru приходит сообщение из Кембриджа. Моя работа
будет издаваться на английском и французском языке, но для этого необходим авторский сайт. Чем я и занялся. Мой сайт: < www. mirozdanye.narod.ru> появился в Интернете. Все это меня возмутило. Аврорин прав! Сермяжная Россия всегда будет в хвосте у Запада! Тезис: "Обгоним и перегоним" – глупость наша с древних времен. Судите сами, когда в Европе строились дворцы, наши, так называемые "князья", ютились в землянках. Так и идет. Чем мы гордимся: громим европейские армии! "В семьях не без уродов". И высокопоставленных уродов Запада, таких как Наполеон, Гитлер, во все времена, короли экономики Запада толкали на Восток. Требовалась вся экономика Востока, чтобы их уничтожить. Экономика Европы при этом не страдала, а обогащалась. А все потому, что мы с древних времен привыкли считать себя хвостом Европы. Все, что рождается новое в России, у нас вызывает глубокое сомнение. Любая творческая мысль упирается в непроходимый шлагбаум. Хвост, что с меня взять. Хвост я и есть хвост, по случаю обгадят, когда надо оближут. Запад управляет Востоком. Судите сами, когда на Западе начали создавать единое экономическое пространство – Соединенные Штаты Европы, наши купленные Западом политики, со времен самодура Хрущева, готовили развал Восточного Экономического Союза. Надо было перестроить программы правления, как это сделал Китай, не оплачивать Мировую революцию и не препятствовать народам Союза их вероисповеданию, так как это часть культуры народа, а они развалили государство веками создаваемое нашими предками, и без наказания расхитили все народные достояния под аплодисменты Запада. Как это оказалось просто по отношению к строительству государства. Программа, замены руководителей правящей партии России, воровской шайкой - сработала. Спрашивается, где были наши экономисты – политологи? Это была та же шайка воров, таких как Гайдар. Действительно, зачем Россию понимать, если можно – обезглавить. Это уже столетиями стало генеральной политикой Великой масонской ложи, которая управляет судьбами государств из США. Все остальное (президенты, парламенты и пр.) это игрушки для взрослых, призванные создавать иллюзию демократии. Какое это имеет отношение ко мне? Прямое. Сидят в РАН господа, уцепившись за своё кресло. И, не приведи Господи, сказать им что-то новое. Вдруг там, не признают. С ума можно сойти! Восток всегда был сырьевым придатком Западу, как природных ресурсов, так и инттелектуальных находок. У них замалчиваются имена, такие как Ломоносов, Менделеев, Тесла, Гамов и др. только потому, что они славяне. За - то у нас: Ах – ах Ампер, ох Максвелл, ух Резерфорд…! А, по большому счёту, сколько подобных этим Амперам и Борам… потеряла Матушка Россия во все времена правления правящей элиты, заглядывающей в задницу Западу. Пока мы не научимся уважать себя, уважать и хранить свои капиталы (без…разрушим до основания, а затем…) и, людей, пекущихся о состоянии и росте нашей экономики, я говорю не о том ворье, которое хранит награбленное в иностранных банках, мы всегда будем прихвостнями Запада.
По Интернету получаю депешу из Кембриджа, в которой сообщают: Впервые за всю историю появились серьёзные аргументы о не состоятельности теории относительности". Мне присвоено звание Почетного Доктора Физических наук, что дает мне право участия на международной конференции с докладом. Вот это - Да! Но, на какие шиши я это осуществлю. Вот если бы я был торгашом, с возможностью отдыхать на Канарских островах. Такова российская действительность. Как можно аргументировано обращаюсь через канцелярию РАН к её руководству, оплатить расходы поездки в Англию и на конференцию. В ответ зуботычина: Вы хулиган и не нам оплачивать вашу самодеятельность". Что имелось в виду под хулиганской самодеятельностью", я так и не понял. Не боюсь потерять авторство моих идей. Боюсь другого, что еще долгие годы будет существовать теория Эйнштейна с высосанными из пальца постулатами и господство ложного мировоззрения, введенные в основу познания на банкете 15 января 1931 г. в Пасадене (США), организованного масонами. За что человечество может жестоко поплатиться и уже расплачивается.
Так уж получилось - живу один. Тихо, уютно, но одиноко. Скучаю по внучкам уехавшим к дочери в Москву. Десятого января похоронили Михаила Кобзева. Мы вместе с ним учились в институте и вместе приехали сюда на работу. Год начался отвратительно. Помоги мне Господи!
И Господь помог! По Интернету утром получил сообщение, что мой приезд в Кембридж и обратно оплачен. Я должен быть в 15 часов в английском посольстве, где получу визу, билеты и деньги. Как бешеный срываюсь, и мчусь в аэропорт Кольцово. Чартерным рейсом прилетаю в Москву. Успел. И только с вылетом из Шереметьева успокоился. В Хитроу был встречен Алексом. Это русский менеджер, работающий в школе альтернатившиков. Поездка на поезде через весь Лондон в Кембридж. Лондон - гигантский человеческий муравейник. Поезд останавливается через каждые 10 - 15 минут. После Лондона обихоженные поля, перелески с небольшими городками - поселками. По приезду в Кембридж меня воткнули на ночлег в дом, где проживает русскоязычная диаспора из стран СНГ. Предупредили, чтобы я, где попало, не курил. И что в буфете мне будет обеспечен завтрак, обед и ужин. На следующий день Алекс повел меня на встречу к тем, к кому я и прибыл. Это была группа ученых не слова не знающая на русском, а я на английском. Алекс и был переводчиком. Но как не странно они подробно знали мои работы и в основном интересовались тем, как это меня осенило. Очень сожалели, что не смогут оплатить мне дорогу на международную конференцию на следующий год, где они будут участниками (у них для этого не предусмотрены денежные расходы - только гостиница и питание) и даже не знают, где эта конференция будет проходить. Я им предложил: пусть вместо меня выступит с докладом кто - нибудь из них. И вот тут - то и началась суетня. На столе появилась уже готовая бумага, которую Алекс мне перевел. Это была готовая доверенность, которую я должен был подписать. Я попросил их показать мне сайты моих работ в переводе на английский и французский язык, что они с готовностью и сделали. Там было: автор Анатолий Кислицын. Россия. На вопрос, почему это невозможно посмотреть в России? Оказывается надо иметь соответствующую программу и пользователь должен оплачивать просмотр. Бизнес - мать их так. Деньги идут в фонд альтернативной школы. Молодцы!
Я, успокоившись, подписал бумагу. Что было скреплено кофе с коньяком и сандвичем. Собственно для этого я и был приглашен. Я не жалею, о возможной потери авторства, если это ускорит гибель релятивизма - я к этому причастен, и я это знаю!

C Днем рождения!
Администрация Блогов@Mail.Ru от всей души поздравляет Анатолий Кислицын с днем рождения.
Вы можете присоединиться к нам, отправив открытку или оставив свои поздравления в комментариях к этой записи.[/color]

 

[Immortal]

5 баллов! Классный рассказ. А ещё есть?